Читаю "Доктора Живаго". Война, революция, незащищённость, крушение основ, не дай вам бог жить в эпоху перемен — боже, какое душеполезное чтение! Говорят, читателю необходимо ассоциировать себя с героем, чтобы пропускать повествование через себя, через свои субъективные фильтры. А тут ассоциируешь себя и свою жизнь последних пары лет с целой исторической эпохой — и как-то приободряешься, что ли. Начинаешь чувствовать себя частью истории, которая движется по спирали.
Но я не об этом хотела сказать. В книге есть эпизод, когда Юрий Живаго вместе с семьёй (женой, маленьким сыном, няней сына и тестем) уезжают из охваченной уличными боями революционной Москвы на Урал. Они едут в поезде несколько недель, их дороге отводится вся седьмая часть первой книги, несколько десятков страниц. Поезд переполнен, в пути они встречают разных людей, с которыми происходит много разных событий. Погода успевает поменяться от снежного бурана, который заблокировал пути, и их расчищали несколько дней всем поездом, до тёплой и даже по-летнему жаркой весны.
Но нигде, ни на одной странице, ни разу не упоминается маленький мальчик, сын Живаго, как будто они едут вовсе без него. Возможно ли, чтобы семья, которая едет несколько недель с ребёнком, пусть даже к этому ребенку приставлена няня, не замечала, не видела его? Зато замечала конвойного и набранных в трудармию бойцов, крестьянок, продающих деревенскую еду на станциях, а также ручьи, пригорки, равнины и прочие широкие среднерусские, а затем уральские пейзажи.
Автору совершенно не интересен мальчик, он не входит в поле авторского зрения, хотя любому родителю понятно, что дорога с ребёнком и дорога без ребёнка — это две разные дороги. Так и хочется сказать про пастернаковское описание переезда семьи: "Не верю!"
Это не единственный случай, где автор со своим повествованием обходится очень вольно, опуская, не обращая внимания на довольно значимые вещи, которые его в данный момент просто не интересуют.
Перед тем самым переездом на Урал Живаго в Москве заболевает тифом и две недели лежит в беспамятстве. В это время его навещает и всячески помогает семье его единокровный брат, которого Юрий Живаго никогда в жизни не видел. И когда доктор приходит в себя, жена ему рассказывает про брата и говорит: кстати, он рекомендовал нам на пару лет уехать куда-нибудь подальше из Москвы, пожить на земле, потому что грядёт страшный голод и в большом городе будет тяжело. Ну что, поехали? Да поехали, говорит Живаго, и они едут.
Ни удивления, ни желания встретиться с таинственным родственником, который, оказывается, помог ему в трудной ситуации, ничего. Какое-то абсолютно картонное сворачивание истории с братом на этом этапе.
В какой-то момент я поняла, что читать "Доктора Живаго" как роман, со всеми этими сюжетными прорехами — только портить себе удовольствие от книги. После очередной восхитительной метели (все ключевые события книги происходят в головокружительный снегопад) я поняла, что книгу эту стоит читать как стихотворение в прозе. Как поэму, где ужас и красота стихии (человеческой и природной), красота слов и ритма, которым история рассказывается, становятся важнее сюжетной стройности, психологизма и мотивации героев. Не встретиться с новоприобретённым братом после выздоровления? Да бог с ним. Зато посмотри, какая метель разыгралась в день отъезда.
Читаю "Доктора Живаго". Война, революция, незащищённость, крушение основ, не дай вам бог жить в эпоху перемен — боже, какое душеполезное чтение! Говорят, читателю необходимо ассоциировать себя с героем, чтобы пропускать повествование через себя, через свои субъективные фильтры. А тут ассоциируешь себя и свою жизнь последних пары лет с целой исторической эпохой — и как-то приободряешься, что ли. Начинаешь чувствовать себя частью истории, которая движется по спирали.
Но я не об этом хотела сказать. В книге есть эпизод, когда Юрий Живаго вместе с семьёй (женой, маленьким сыном, няней сына и тестем) уезжают из охваченной уличными боями революционной Москвы на Урал. Они едут в поезде несколько недель, их дороге отводится вся седьмая часть первой книги, несколько десятков страниц. Поезд переполнен, в пути они встречают разных людей, с которыми происходит много разных событий. Погода успевает поменяться от снежного бурана, который заблокировал пути, и их расчищали несколько дней всем поездом, до тёплой и даже по-летнему жаркой весны.
Но нигде, ни на одной странице, ни разу не упоминается маленький мальчик, сын Живаго, как будто они едут вовсе без него. Возможно ли, чтобы семья, которая едет несколько недель с ребёнком, пусть даже к этому ребенку приставлена няня, не замечала, не видела его? Зато замечала конвойного и набранных в трудармию бойцов, крестьянок, продающих деревенскую еду на станциях, а также ручьи, пригорки, равнины и прочие широкие среднерусские, а затем уральские пейзажи.
Автору совершенно не интересен мальчик, он не входит в поле авторского зрения, хотя любому родителю понятно, что дорога с ребёнком и дорога без ребёнка — это две разные дороги. Так и хочется сказать про пастернаковское описание переезда семьи: "Не верю!"
Это не единственный случай, где автор со своим повествованием обходится очень вольно, опуская, не обращая внимания на довольно значимые вещи, которые его в данный момент просто не интересуют.
Перед тем самым переездом на Урал Живаго в Москве заболевает тифом и две недели лежит в беспамятстве. В это время его навещает и всячески помогает семье его единокровный брат, которого Юрий Живаго никогда в жизни не видел. И когда доктор приходит в себя, жена ему рассказывает про брата и говорит: кстати, он рекомендовал нам на пару лет уехать куда-нибудь подальше из Москвы, пожить на земле, потому что грядёт страшный голод и в большом городе будет тяжело. Ну что, поехали? Да поехали, говорит Живаго, и они едут.
Ни удивления, ни желания встретиться с таинственным родственником, который, оказывается, помог ему в трудной ситуации, ничего. Какое-то абсолютно картонное сворачивание истории с братом на этом этапе.
В какой-то момент я поняла, что читать "Доктора Живаго" как роман, со всеми этими сюжетными прорехами — только портить себе удовольствие от книги. После очередной восхитительной метели (все ключевые события книги происходят в головокружительный снегопад) я поняла, что книгу эту стоит читать как стихотворение в прозе. Как поэму, где ужас и красота стихии (человеческой и природной), красота слов и ритма, которым история рассказывается, становятся важнее сюжетной стройности, психологизма и мотивации героев. Не встретиться с новоприобретённым братом после выздоровления? Да бог с ним. Зато посмотри, какая метель разыгралась в день отъезда.
BY Электронный дневник 👩🏫
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. As such, the SC would like to remind investors to always exercise caution when evaluating investment opportunities, especially those promising unrealistically high returns with little or no risk. Investors should also never deposit money into someone’s personal bank account if instructed. "Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world."
from vn
