Впрочем, если бы все было так легко — вызывать эмоции архитектурой или не вызывать. Не так-то просто понять, как вообще связаны здания и переживание: «Извлечь из массы действующих на человека раздражителей какую-то “архитектурную” составляющую столь же трудно, как определить эмоциональной вклад в восприятие здания какой-нибудь одной его детали […] Если бы даже удалось с помощью сложного лабораторного эксперимента изолировать восприятие архитектуры от средового контекста, а затем установить, какую эмоциональную реакцию вызвал этот изолированный объект, то результат опыта пришлось бы отнести не столько к области архитектурных, сколько к области “лабораторных” эмоций».
Понять эмоциональный сюжет архитектуры можно только через культуру в целом, а никак не отдельно. Придется включить и фигуру заказчика, и соображение о типологии, и общий контекст. Отдельно от них эмоция не будет иметь большого смысла: «Невозможно понять и пережить архитектуру храма, не представляя себе смысла богослужения; стадиона, не зная смысла спортивного состязания; театра, не принимая во внимание природы спектакля. […] Чем были для нас пирамиды, если бы мы не знали, что это усыпальницы фараонов? Что можно сказать о жилом доме, не зная его назначения и быта его хозяев?».
В древности архитектура была частью очень плотной сети эмоциональных событий, связанных с ритуалами и традициями, магическими и религиозными. Но сейчас физический мир перестает быть источником настолько же интенсивных переживаний: «…символические ценности жизни выражаются в слове, в книгах, и статьях, речах и докладах, а предметная среда все больше теряет свое идеологическое значение…». И все-таки: «Мало человеку книги, газеты и даже телевизора — хочется, чтобы сам предметный мир мог “говорить”».
Далее Раппапорт (опираясь как раз на Габричевского), обращает внимание на связку между архитектурной формой и пространством, которые направляют поведение тела, а телесное переживание — связано с эмоциональным состоянием. «Когда мускульный жест сливается со сменой оптических картин, когда ритм дыхания и шага становится соразмерным геометрическим членениям зданий и сооружений, когда силы гравитации, ощущаемые в каждом движении, сливаются со светом дня и веянием ветра, тогда возникает особое ощущение архитектурного пространства…», пишет он.
Интерес к такой связи между пространством и переживанием скорее растет, рассуждает Раппапорт, причем, связано это с демократизацией архитектуры и «бунтом против рассудочности», стремлением к «выражению энергичных эмоций». В этом процессе архитектура сближается с разной массовой коммуникацией — от литературы до телевидения.
В ответ, правда, возникает и другой взгляд, «элитарно-снобистский эстетизм», пишет Раппапорт, основанный на убежденности в том, что пространство «невыразимо», то есть, обладает такими качествами, которые не поддаются описанию, а считываются только особенно подготовленными людьми (или даже только его авторами).
К такой позиции Раппапорт относится скептически: «нет особой архитектуры для архитекторов и архитектуры для всех остальных людей. Архитектура едина, и критерии ее оценки, нормы вкуса и эмоциональное восприятие ее общие».
Впрочем, если бы все было так легко — вызывать эмоции архитектурой или не вызывать. Не так-то просто понять, как вообще связаны здания и переживание: «Извлечь из массы действующих на человека раздражителей какую-то “архитектурную” составляющую столь же трудно, как определить эмоциональной вклад в восприятие здания какой-нибудь одной его детали […] Если бы даже удалось с помощью сложного лабораторного эксперимента изолировать восприятие архитектуры от средового контекста, а затем установить, какую эмоциональную реакцию вызвал этот изолированный объект, то результат опыта пришлось бы отнести не столько к области архитектурных, сколько к области “лабораторных” эмоций».
Понять эмоциональный сюжет архитектуры можно только через культуру в целом, а никак не отдельно. Придется включить и фигуру заказчика, и соображение о типологии, и общий контекст. Отдельно от них эмоция не будет иметь большого смысла: «Невозможно понять и пережить архитектуру храма, не представляя себе смысла богослужения; стадиона, не зная смысла спортивного состязания; театра, не принимая во внимание природы спектакля. […] Чем были для нас пирамиды, если бы мы не знали, что это усыпальницы фараонов? Что можно сказать о жилом доме, не зная его назначения и быта его хозяев?».
В древности архитектура была частью очень плотной сети эмоциональных событий, связанных с ритуалами и традициями, магическими и религиозными. Но сейчас физический мир перестает быть источником настолько же интенсивных переживаний: «…символические ценности жизни выражаются в слове, в книгах, и статьях, речах и докладах, а предметная среда все больше теряет свое идеологическое значение…». И все-таки: «Мало человеку книги, газеты и даже телевизора — хочется, чтобы сам предметный мир мог “говорить”».
Далее Раппапорт (опираясь как раз на Габричевского), обращает внимание на связку между архитектурной формой и пространством, которые направляют поведение тела, а телесное переживание — связано с эмоциональным состоянием. «Когда мускульный жест сливается со сменой оптических картин, когда ритм дыхания и шага становится соразмерным геометрическим членениям зданий и сооружений, когда силы гравитации, ощущаемые в каждом движении, сливаются со светом дня и веянием ветра, тогда возникает особое ощущение архитектурного пространства…», пишет он.
Интерес к такой связи между пространством и переживанием скорее растет, рассуждает Раппапорт, причем, связано это с демократизацией архитектуры и «бунтом против рассудочности», стремлением к «выражению энергичных эмоций». В этом процессе архитектура сближается с разной массовой коммуникацией — от литературы до телевидения.
В ответ, правда, возникает и другой взгляд, «элитарно-снобистский эстетизм», пишет Раппапорт, основанный на убежденности в том, что пространство «невыразимо», то есть, обладает такими качествами, которые не поддаются описанию, а считываются только особенно подготовленными людьми (или даже только его авторами).
К такой позиции Раппапорт относится скептически: «нет особой архитектуры для архитекторов и архитектуры для всех остальных людей. Архитектура едина, и критерии ее оценки, нормы вкуса и эмоциональное восприятие ее общие».
#критика #чтение
BY Facultative.Archi
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
This provided opportunity to their linked entities to offload their shares at higher prices and make significant profits at the cost of unsuspecting retail investors. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. Since January 2022, the SC has received a total of 47 complaints and enquiries on illegal investment schemes promoted through Telegram. These fraudulent schemes offer non-existent investment opportunities, promising very attractive and risk-free returns within a short span of time. They commonly offer unrealistic returns of as high as 1,000% within 24 hours or even within a few hours. Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media. The channel appears to be part of the broader information war that has developed following Russia's invasion of Ukraine. The Kremlin has paid Russian TikTok influencers to push propaganda, according to a Vice News investigation, while ProPublica found that fake Russian fact check videos had been viewed over a million times on Telegram.
from vn
