Warning: mkdir(): No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 37
Warning: file_put_contents(aCache/aDaily/post/hungryphil/--): Failed to open stream: No such file or directory in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 Лаконские щенки | Telegram Webview: hungryphil/3998 -
Схоласт Генрих Гентский полагал, что Бог есть первый объект мышления. Когда мы рассуждаем строго, в духе последовательной метафизики, мы с необходимостью приходим к Богу.
Современная (пост)метафизика, однако, полна произвола. Современная теология предъявляет к Богу требования, обусловленные случайными политическими симпатиями, делая Бога то грозным самодуром, то «слабым» демократом, уважающим личные границы.
Метафизика же требует не от Бога, она требует от нас — прежде всего строгости и, по возможности, ясности. Мы не всегда исполняем эти требования, но всегда стремимся к ним, коль скоро желаем мыслить метафизически.
Но не строгости ли и ясности требует от нас и размышление о Боге? При этом размышление о Боге — суть всегда и общение с Богом, ибо Бог — не мертвый, безмолвный объект, конструируемый нашей мыслью, но живая личность, внемлющая и отвечающая. Правда, нередко в метафизике Он действительно представляется статичным, «безмолвным», но лишь в качестве предварительного очерка, модели, адаптированной к ограниченным способностям нашего разума и в то же время способствующей их возрастанию.
Позволительно ли, в таком случае, ставить знак равенства между молитвой и метафизическим размышлением? Нет. Молитва больше метафизики. Метафизика только созерцательна, молитва помимо созерцания знает и страсть. Метафизика объективна, молитва и объективна, и субъективна, поскольку она включает в себя как чистое стремление к Божеству, так и совершенно частные просьбы к Нему. «Просите, и дано вам будет» (Мф. 7:7).
Эта широта молитвы создает известную опасность. Если в молитве перевешивает субъективный момент, она превращается в договор, спекуляцию на интересе, благочестие в обмен на исполнение просьбы. Как избежать этой опасности, отделить в молитве субъективное от объективного, страстное — от созерцательного? Здесь требуется смирение, умение буквально нутром чувствовать границу между своим Я и существом Бога. «Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42). Помогает, конечно, соборный опыт Церкви, хранимый в молитвословах.
Для меня метафизика легче молитвы. В молитве я острее чувствую себя, свой произвол, свои капризы. Это неприятно. Все это отгораживает меня от Бога. Метафизика притупляет чувство «Я», хотя и не устраняет его вовсе. Конечно, мысля метафизически, я любуюсь своей мыслью, и это можно поставить мне в упрек. Однако само любование становится возможным лишь потому, что вызвано оно чувством близости к Богу.
Раньше я стеснялся своей любви к метафизике, считал её лишь симуляцией молитвы. Теперь думаю иначе. Я стал больше доверять себе, в том числе и своей способности внимать Богу, и могу сказать решительно. Настоящая метафизика — это в том числе и молитва: честное, очищенное от дурного субъективизма размышление о Боге.
Схоласт Генрих Гентский полагал, что Бог есть первый объект мышления. Когда мы рассуждаем строго, в духе последовательной метафизики, мы с необходимостью приходим к Богу.
Современная (пост)метафизика, однако, полна произвола. Современная теология предъявляет к Богу требования, обусловленные случайными политическими симпатиями, делая Бога то грозным самодуром, то «слабым» демократом, уважающим личные границы.
Метафизика же требует не от Бога, она требует от нас — прежде всего строгости и, по возможности, ясности. Мы не всегда исполняем эти требования, но всегда стремимся к ним, коль скоро желаем мыслить метафизически.
Но не строгости ли и ясности требует от нас и размышление о Боге? При этом размышление о Боге — суть всегда и общение с Богом, ибо Бог — не мертвый, безмолвный объект, конструируемый нашей мыслью, но живая личность, внемлющая и отвечающая. Правда, нередко в метафизике Он действительно представляется статичным, «безмолвным», но лишь в качестве предварительного очерка, модели, адаптированной к ограниченным способностям нашего разума и в то же время способствующей их возрастанию.
Позволительно ли, в таком случае, ставить знак равенства между молитвой и метафизическим размышлением? Нет. Молитва больше метафизики. Метафизика только созерцательна, молитва помимо созерцания знает и страсть. Метафизика объективна, молитва и объективна, и субъективна, поскольку она включает в себя как чистое стремление к Божеству, так и совершенно частные просьбы к Нему. «Просите, и дано вам будет» (Мф. 7:7).
Эта широта молитвы создает известную опасность. Если в молитве перевешивает субъективный момент, она превращается в договор, спекуляцию на интересе, благочестие в обмен на исполнение просьбы. Как избежать этой опасности, отделить в молитве субъективное от объективного, страстное — от созерцательного? Здесь требуется смирение, умение буквально нутром чувствовать границу между своим Я и существом Бога. «Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42). Помогает, конечно, соборный опыт Церкви, хранимый в молитвословах.
Для меня метафизика легче молитвы. В молитве я острее чувствую себя, свой произвол, свои капризы. Это неприятно. Все это отгораживает меня от Бога. Метафизика притупляет чувство «Я», хотя и не устраняет его вовсе. Конечно, мысля метафизически, я любуюсь своей мыслью, и это можно поставить мне в упрек. Однако само любование становится возможным лишь потому, что вызвано оно чувством близости к Богу.
Раньше я стеснялся своей любви к метафизике, считал её лишь симуляцией молитвы. Теперь думаю иначе. Я стал больше доверять себе, в том числе и своей способности внимать Богу, и могу сказать решительно. Настоящая метафизика — это в том числе и молитва: честное, очищенное от дурного субъективизма размышление о Боге.
BY Лаконские щенки
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives? Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences.
from vn
