Всеволода “Большим Гнездом” прозвали так за то, что у него было много детей. Но по сравнению с 11-м сёгуном Токугава Иэнари Всеволод был не таким уж продуктивным. У нашего Всеволода было 12 детей, а у Иэнари — целых 55. Да, от разных женщин, но всё же.
11-й сёгун занял свой пост в 15 лет, но государственными делами он толком не интересовался. Он видел себя скорее символическим правителем, главой всех самураев, а всю текущую работу передал советникам. Как вы понимаете, почти всё своё время он тратил на детей: их "производство" и воспитание.
Помимо жены, у Иэнари было как минимум 40 наложниц, которых он регулярно выбирал. Сёгун вообще любил жить на широкую ногу.
Он обожал пышные церемонии и дорогие подарки для своих любимых девушек.
Подсчитано, что на удовлетворение его желаний ежегодно тратилось в полтора раза больше средств, чем вся страна собирала налогами во времена правления его предшественника. Когда деньги заканчивались, сёгун инициировал денежную реформу, чтобы временно покрыть недостачу.
За время его правления женское население замка Эдо увеличилось в два с половиной раза — почти до 2000 девушек.
11-й сёгун занял свой пост в 15 лет, но государственными делами он толком не интересовался. Он видел себя скорее символическим правителем, главой всех самураев, а всю текущую работу передал советникам. Как вы понимаете, почти всё своё время он тратил на детей: их "производство" и воспитание.
Помимо жены, у Иэнари было как минимум 40 наложниц, которых он регулярно выбирал. Сёгун вообще любил жить на широкую ногу.
Он обожал пышные церемонии и дорогие подарки для своих любимых девушек.
Подсчитано, что на удовлетворение его желаний ежегодно тратилось в полтора раза больше средств, чем вся страна собирала налогами во времена правления его предшественника. Когда деньги заканчивались, сёгун инициировал денежную реформу, чтобы временно покрыть недостачу.
За время его правления женское население замка Эдо увеличилось в два с половиной раза — почти до 2000 девушек.
Человек, влюблённый в античность
Никколо Никколи (ок. 1365–1437) - первенец флорентийского торговца шерстью Бартоломео Никколи. Его брат Якопо стал дипломатом и доктором права, а сам Никколо, хотя и начинал как успешный купец, оставил торговлю ради страсти к книгам и античной культуре.
О его образовании известно немного. Предполагают, что он учился у известных интеллектуалов своего времени, таких как Луиджи Марсилли и Колуччо Салютати. Уже к концу XIV века Никколи увлёкся античными рукописями, самостоятельно переписывал книги и постепенно начал собирать свою библиотеку.
Путешествия по Италии и дружба с гуманистами сформировали его мировоззрение. Он был гуманистом, но немного необычным. Он не писал масштабных трудов, предпочитая вкладывать свои усилия и средства в поддержку искусства и науки. На собственные деньги он приглашал мастеров и приобретал ценнейшие книги. Его сравнивали с древнеримским Меценатом за вклад в развитие гуманистической культуры.
Никколи не просто изучал античность, он буквально жил ею. Его дом был оформлен в древнеримском стиле, он носил одежду, напоминающую тогу, и даже трапезничал, следуя римским традициям.
Было благородным удовольствием смотреть на него за столом, таким он был античным
— вспоминал Бастиано да Бистиччи.
Его требовательность к языковой и исторической точности вызывала восхищение и споры. Например, Никколо отказывался читать Данте из-за того, что тот, по его мнению, ошибался в описании Вергилия и Катона. Он был уверен, что классический латинский язык Вергилия и Цицерона не может быть заменён творениями на «народном» итальянском языке.
К концу своей жизни Никколо собрал крупнейшую коллекцию рукописей во Флоренции — около 800 кодексов, из которых 100 были на греческом языке. Он завещал её монастырю Сан-Марко, но с одним условием: она должна быть доступна для всех.
Козимо Медичи, друг Никколо и покровитель гуманистов, реализовал его мечту, превратив коллекцию в первую общественную библиотеку Европы. Для защиты книг был установлен строгий порядок: раз в год проводилась инвентаризация, а недостающие книги восстанавливались монастырскими монахами.
прикрепленное изображение: Рукопись поэмы «О природе вещей» Лукреция, каллиграфически переписанная Н. Никколи в 1417 году.
Никколо Никколи (ок. 1365–1437) - первенец флорентийского торговца шерстью Бартоломео Никколи. Его брат Якопо стал дипломатом и доктором права, а сам Никколо, хотя и начинал как успешный купец, оставил торговлю ради страсти к книгам и античной культуре.
О его образовании известно немного. Предполагают, что он учился у известных интеллектуалов своего времени, таких как Луиджи Марсилли и Колуччо Салютати. Уже к концу XIV века Никколи увлёкся античными рукописями, самостоятельно переписывал книги и постепенно начал собирать свою библиотеку.
Путешествия по Италии и дружба с гуманистами сформировали его мировоззрение. Он был гуманистом, но немного необычным. Он не писал масштабных трудов, предпочитая вкладывать свои усилия и средства в поддержку искусства и науки. На собственные деньги он приглашал мастеров и приобретал ценнейшие книги. Его сравнивали с древнеримским Меценатом за вклад в развитие гуманистической культуры.
Никколи не просто изучал античность, он буквально жил ею. Его дом был оформлен в древнеримском стиле, он носил одежду, напоминающую тогу, и даже трапезничал, следуя римским традициям.
Было благородным удовольствием смотреть на него за столом, таким он был античным
— вспоминал Бастиано да Бистиччи.
Его требовательность к языковой и исторической точности вызывала восхищение и споры. Например, Никколо отказывался читать Данте из-за того, что тот, по его мнению, ошибался в описании Вергилия и Катона. Он был уверен, что классический латинский язык Вергилия и Цицерона не может быть заменён творениями на «народном» итальянском языке.
К концу своей жизни Никколо собрал крупнейшую коллекцию рукописей во Флоренции — около 800 кодексов, из которых 100 были на греческом языке. Он завещал её монастырю Сан-Марко, но с одним условием: она должна быть доступна для всех.
Козимо Медичи, друг Никколо и покровитель гуманистов, реализовал его мечту, превратив коллекцию в первую общественную библиотеку Европы. Для защиты книг был установлен строгий порядок: раз в год проводилась инвентаризация, а недостающие книги восстанавливались монастырскими монахами.
прикрепленное изображение: Рукопись поэмы «О природе вещей» Лукреция, каллиграфически переписанная Н. Никколи в 1417 году.
Япония, женщина и власть
В китайских летописях, датируемых III веком н. э., упоминается одна из самых загадочных фигур в ранней истории Японии — королева Пимику (или Химико). Она управляла страной Яматай и смогла объединить 30 воюющих кланов, используя не только политическую мудрость, но и шаманские способности. Это сделало ее одновременно верховной правительницей и духовной лидером своего народа.
Пимику выделялась не только своей уникальной ролью в политике, но и образом жизни. Она не вступала в брак и жила в строго охраняемом дворце в окружении свиты из тысячи служанок. Взаимодействие с народом было ограничено: приказы королевы передавал ее младший брат, выступавший посредником между Пимику и подданными. Такой уклад подчеркивал сакральный статус правительницы, чьи решения воспринимались как воля богов.
Мацуригото, древнее понятие, объединяющее управление и религиозную практику, ясно иллюстрирует устройство ранней японской власти. Ритуальная и политическая функции власти часто дополняли друг друга, и женщины, обладавшие шаманскими способностями, играли центральную роль в управлении. Однако они часто разделяли полномочия с мужчинами, будь то супруги или братья.
Исторические хроники династии Вэй сообщают, что в 238 году Пимику отправила посольство ко двору китайского императора с богатыми подношениями, включая рабов и узорчатые ткани. В ответ она была признана «Королевой Ва, дружественной Вэй» и получила золотую печать, символизирующую дипломатическое признание.
Этот акт подчеркнул политическую дальновидность Пимику, сумевшей укрепить статус Яматая на международной арене.
После смерти Пимику была погребена в «великом кургане», где вместе с ней похоронили более ста слуг, принесенных в жертву. Это подчеркивает значение королевы как фигуры, связанной с духовным миром. Место расположения государства Яматая остается спорным: историки не пришли к единому мнению, находилось ли оно на Кюсю или в регионе Кинай.
Интересно, что первая японская историческая хроника не упоминает ни Пимику, ни Яматай. Причина, вероятно, кроется в том, что королева не принадлежала к правящей династии Ямато, чьи представители впоследствии легитимизировали свою власть, отодвинув Пимику на периферию исторической памяти.
Королева-шаманка стала предшественницей традиции, в которой женщины нередко становились духовными лидерами, а мужчины сосредотачивались на политических функциях. Эта модель нашла отражение и в японской мифологии, где божественная пара Идзанаги и Идзанами олицетворяет равновесие гендеров.
С усилением влияния конфуцианства и китайской государственной системы женщины всё реже занимали центральные посты.
В китайских летописях, датируемых III веком н. э., упоминается одна из самых загадочных фигур в ранней истории Японии — королева Пимику (или Химико). Она управляла страной Яматай и смогла объединить 30 воюющих кланов, используя не только политическую мудрость, но и шаманские способности. Это сделало ее одновременно верховной правительницей и духовной лидером своего народа.
Пимику выделялась не только своей уникальной ролью в политике, но и образом жизни. Она не вступала в брак и жила в строго охраняемом дворце в окружении свиты из тысячи служанок. Взаимодействие с народом было ограничено: приказы королевы передавал ее младший брат, выступавший посредником между Пимику и подданными. Такой уклад подчеркивал сакральный статус правительницы, чьи решения воспринимались как воля богов.
Мацуригото, древнее понятие, объединяющее управление и религиозную практику, ясно иллюстрирует устройство ранней японской власти. Ритуальная и политическая функции власти часто дополняли друг друга, и женщины, обладавшие шаманскими способностями, играли центральную роль в управлении. Однако они часто разделяли полномочия с мужчинами, будь то супруги или братья.
Исторические хроники династии Вэй сообщают, что в 238 году Пимику отправила посольство ко двору китайского императора с богатыми подношениями, включая рабов и узорчатые ткани. В ответ она была признана «Королевой Ва, дружественной Вэй» и получила золотую печать, символизирующую дипломатическое признание.
Этот акт подчеркнул политическую дальновидность Пимику, сумевшей укрепить статус Яматая на международной арене.
После смерти Пимику была погребена в «великом кургане», где вместе с ней похоронили более ста слуг, принесенных в жертву. Это подчеркивает значение королевы как фигуры, связанной с духовным миром. Место расположения государства Яматая остается спорным: историки не пришли к единому мнению, находилось ли оно на Кюсю или в регионе Кинай.
Интересно, что первая японская историческая хроника не упоминает ни Пимику, ни Яматай. Причина, вероятно, кроется в том, что королева не принадлежала к правящей династии Ямато, чьи представители впоследствии легитимизировали свою власть, отодвинув Пимику на периферию исторической памяти.
Королева-шаманка стала предшественницей традиции, в которой женщины нередко становились духовными лидерами, а мужчины сосредотачивались на политических функциях. Эта модель нашла отражение и в японской мифологии, где божественная пара Идзанаги и Идзанами олицетворяет равновесие гендеров.
С усилением влияния конфуцианства и китайской государственной системы женщины всё реже занимали центральные посты.
Вы, наверное, слышали о грозном шефе жандармов Александре Бенкендорфе? Так вот, у него была не менее грозная, но при этом удивительно сообразительная и влиятельная сестра — Дарья.
Дарья Бенкендорф вышла замуж за военного министра Христофора Ливена. По службе мужа она пожила в нескольких европейских столицах, и везде проявляла свои выдающиеся способности к налаживанию связей.
В Лондоне Дарья стала настоящей светской львицей. Она держала салон, который с радостью посещала вся британская аристократия. Сложно сосчитать, сколько английских секретов, больших и малых, она выведала для российской короны.
Дарья была частой гостьей во дворце английского короля Георга IV, а ее портрет даже висел в его личных покоях. По всей видимости, по личному указанию русского императора Дарья сблизилась с австрийским канцлером Меттернихом. Их отношения продолжались более 10 лет и в основном развивались через переписку. Специально для этой связи был налажен канал, контролируемый русским министром иностранных дел и самим царем.
После Лондона Ливен некоторое время жила в Петербурге, а позже переехала в Париж. И там Дарья Христофоровна развернула активную деятельность: ее салон быстро стал одним из самых популярных в столице.
Ее главным шпионско-дипломатическим успехом стало сближение с влиятельным французским премьер-министром Франсуа Гизо. Во время Крымской войны именно через Дарью поддерживалась связь между Россией и Францией
Дарья Бенкендорф вышла замуж за военного министра Христофора Ливена. По службе мужа она пожила в нескольких европейских столицах, и везде проявляла свои выдающиеся способности к налаживанию связей.
В Лондоне Дарья стала настоящей светской львицей. Она держала салон, который с радостью посещала вся британская аристократия. Сложно сосчитать, сколько английских секретов, больших и малых, она выведала для российской короны.
Дарья была частой гостьей во дворце английского короля Георга IV, а ее портрет даже висел в его личных покоях. По всей видимости, по личному указанию русского императора Дарья сблизилась с австрийским канцлером Меттернихом. Их отношения продолжались более 10 лет и в основном развивались через переписку. Специально для этой связи был налажен канал, контролируемый русским министром иностранных дел и самим царем.
После Лондона Ливен некоторое время жила в Петербурге, а позже переехала в Париж. И там Дарья Христофоровна развернула активную деятельность: ее салон быстро стал одним из самых популярных в столице.
Ее главным шпионско-дипломатическим успехом стало сближение с влиятельным французским премьер-министром Франсуа Гизо. Во время Крымской войны именно через Дарью поддерживалась связь между Россией и Францией
Это произошло в 1679 году. В княжестве Тоттори в семье потомственных самураев вырос наследник — статный, красивый и буйный юноша по имени Хираи Гомпати.
С ранних лет он выделялся среди сверстников: виртуозно играл в мяч, обладал выдающейся физической силой и неизменно побеждал в учебных поединках.
В 17 лет Гомпати впервые лишил человека жизни. Жертвой стал сослуживец его отца, и причиной убийства послужил бытовой конфликт. Чтобы избежать наказания, юноша бежал в Эдо. У него не было ни денег, ни имущества, но был меч и навыки. По пути в столицу, чтобы добыть средства к существованию, он убил немало людей, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
В Эдо молодого самурая быстро заметили и приняли на службу в один из местных кланов. Его жалование росло, и он стал завсегдатаем весёлого квартала Ёсивара. Все заработанное Хираи тратил на выпивку и женщин.
Казалось, жизнь наладилась, но однажды на улице он встретил Комурасаки — прекрасную ойран. Её клиентами были удельные князья и богатейшие купцы. Даже с неплохим по меркам Эдо жалованием Гомпати не мог позволить себе её общество. Чтобы провести с ней хотя бы одну ночь, ему пришлось бы голодать целый год.
Однако желание быть рядом с Комурасаки толкнуло юношу на тёмный путь: он начал заниматься разбоем. По ночам Хираи выходил на улицы, чтобы добывать деньги с помощью меча. Первая встреча с ойран быстро переросла во взаимную страсть. Ради того, чтобы продолжать встречаться с любимой, он продолжал нападать на людей. К моменту, когда его объявили в розыск, от руки Гомпати погибло уже 132 человека.
Его схватили, но он сумел бежать, чтобы последний раз увидеться с Комурасаки. На этой встрече он оставил ей расписку о разрыве отношений — в Японии эпохи Токугава это был важный жест. Если преступника казнили, под удар могли попасть и его близкие. Однако ойран отказалась принять расписку и поклялась последовать за возлюбленным на тот свет.
Вскоре Хираи Гомпати снова поймали и казнили на кресте в тюрьме Синагава. Особыми преступников хоронили тайно, без опознавательных знаков, но Комурасаки сумела найти его могилу. Как и обещала, она вонзила себе в горло нож.
В буддизме есть учение, согласно которому возлюбленные могут встретиться после смерти.
Интересно, встретились ли они?
С ранних лет он выделялся среди сверстников: виртуозно играл в мяч, обладал выдающейся физической силой и неизменно побеждал в учебных поединках.
В 17 лет Гомпати впервые лишил человека жизни. Жертвой стал сослуживец его отца, и причиной убийства послужил бытовой конфликт. Чтобы избежать наказания, юноша бежал в Эдо. У него не было ни денег, ни имущества, но был меч и навыки. По пути в столицу, чтобы добыть средства к существованию, он убил немало людей, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
В Эдо молодого самурая быстро заметили и приняли на службу в один из местных кланов. Его жалование росло, и он стал завсегдатаем весёлого квартала Ёсивара. Все заработанное Хираи тратил на выпивку и женщин.
Казалось, жизнь наладилась, но однажды на улице он встретил Комурасаки — прекрасную ойран. Её клиентами были удельные князья и богатейшие купцы. Даже с неплохим по меркам Эдо жалованием Гомпати не мог позволить себе её общество. Чтобы провести с ней хотя бы одну ночь, ему пришлось бы голодать целый год.
Однако желание быть рядом с Комурасаки толкнуло юношу на тёмный путь: он начал заниматься разбоем. По ночам Хираи выходил на улицы, чтобы добывать деньги с помощью меча. Первая встреча с ойран быстро переросла во взаимную страсть. Ради того, чтобы продолжать встречаться с любимой, он продолжал нападать на людей. К моменту, когда его объявили в розыск, от руки Гомпати погибло уже 132 человека.
Его схватили, но он сумел бежать, чтобы последний раз увидеться с Комурасаки. На этой встрече он оставил ей расписку о разрыве отношений — в Японии эпохи Токугава это был важный жест. Если преступника казнили, под удар могли попасть и его близкие. Однако ойран отказалась принять расписку и поклялась последовать за возлюбленным на тот свет.
Вскоре Хираи Гомпати снова поймали и казнили на кресте в тюрьме Синагава. Особыми преступников хоронили тайно, без опознавательных знаков, но Комурасаки сумела найти его могилу. Как и обещала, она вонзила себе в горло нож.
В буддизме есть учение, согласно которому возлюбленные могут встретиться после смерти.
Интересно, встретились ли они?
Королева куртизанок времен Ренессанса.
В Италии XV века существовала особая каста женщин, которых называли «честными куртизанками». Эти дамы находились на полном содержании одного или нескольких уважаемых покровителей и жили в достатке.
Главное, что отличало «честных куртизанок» от остальных, была их образованность и умение поддерживать интеллектуальную беседу.
В ту эпоху «честные» куртизанки были единственными итальянскими женщинами, которым дозволялось получать хотя бы минимальное образование.
Настоящей легендой Ренессансного Рима стала девушка по имени Империя Коньяти. Среди её поклонников были поэты, художники, банкиры и даже епископы. Ей посвящали стихи и картины, дарили роскошные подарки, а её поклонники нередко вызывали друг друга на дуэли из-за ревности.
Её соседом и близким другом (а возможно, и больше чем другом) был сам Рафаэль. Считается, что на некоторых его картинах и фресках (например, на таких, как /показать изображения) запечатлён образ Империи.
Империю похоронили с почестями, а на её надгробии выгравировали слова: «Империя, римская куртизанка, достойная великого имени, пример редкой красоты».
В Италии XV века существовала особая каста женщин, которых называли «честными куртизанками». Эти дамы находились на полном содержании одного или нескольких уважаемых покровителей и жили в достатке.
Главное, что отличало «честных куртизанок» от остальных, была их образованность и умение поддерживать интеллектуальную беседу.
В ту эпоху «честные» куртизанки были единственными итальянскими женщинами, которым дозволялось получать хотя бы минимальное образование.
Настоящей легендой Ренессансного Рима стала девушка по имени Империя Коньяти. Среди её поклонников были поэты, художники, банкиры и даже епископы. Ей посвящали стихи и картины, дарили роскошные подарки, а её поклонники нередко вызывали друг друга на дуэли из-за ревности.
Её соседом и близким другом (а возможно, и больше чем другом) был сам Рафаэль. Считается, что на некоторых его картинах и фресках (например, на таких, как /показать изображения) запечатлён образ Империи.
Империю похоронили с почестями, а на её надгробии выгравировали слова: «Империя, римская куртизанка, достойная великого имени, пример редкой красоты».
1926 год стал поворотным для корейского кинематографа: на экраны вышел фильм «Ариран», который стал первой коммерчески успешной корейской кинокартиной. За первый год проката фильм собрал более миллиона зрителей — результат, впечатляющий даже по современным меркам.
Создатель «Арирана», На Ун-гю, заслуженно считается отцом современного корейского кино. На момент выхода фильма ему было всего 24 года, но за плечами уже была насыщенная жизнь. Родившись в Хверёне (ныне территория Северной Кореи), он в юности примкнул к отряду партизанского командира Хон Пом-до, который боролся с японскими колонизаторами в Маньчжурии. Позже На Ун-гю оказался в России, переживавшей Гражданскую войну, а вернувшись на родину, отбывал срок в японской тюрьме как политический заключённый.
После освобождения он увлёкся кинематографом и в 1926 году приступил к созданию «Арирана». Хотя официально режиссёром значился японский кинематографист, На Ун-гю был ключевой фигурой проекта: он стал автором сценария, продюсером и исполнителем главной роли. Фильм рассказывал о сложностях жизни в колониальной корейской деревне и первых шагах корейской интеллигенции, что нашло горячий отклик у зрителей.
«Ариран» стал сенсацией. Оглушительный успех фильма продемонстрировал, что корейское кино может быть и коммерчески успешным, вдохновив других кинодеятелей на новые проекты. Сам На Ун-гю продолжал активно работать в индустрии до своей смерти в 1937 году, оставив значительный след как актёр и режиссёр.
Создатель «Арирана», На Ун-гю, заслуженно считается отцом современного корейского кино. На момент выхода фильма ему было всего 24 года, но за плечами уже была насыщенная жизнь. Родившись в Хверёне (ныне территория Северной Кореи), он в юности примкнул к отряду партизанского командира Хон Пом-до, который боролся с японскими колонизаторами в Маньчжурии. Позже На Ун-гю оказался в России, переживавшей Гражданскую войну, а вернувшись на родину, отбывал срок в японской тюрьме как политический заключённый.
После освобождения он увлёкся кинематографом и в 1926 году приступил к созданию «Арирана». Хотя официально режиссёром значился японский кинематографист, На Ун-гю был ключевой фигурой проекта: он стал автором сценария, продюсером и исполнителем главной роли. Фильм рассказывал о сложностях жизни в колониальной корейской деревне и первых шагах корейской интеллигенции, что нашло горячий отклик у зрителей.
«Ариран» стал сенсацией. Оглушительный успех фильма продемонстрировал, что корейское кино может быть и коммерчески успешным, вдохновив других кинодеятелей на новые проекты. Сам На Ун-гю продолжал активно работать в индустрии до своей смерти в 1937 году, оставив значительный след как актёр и режиссёр.
Я понял, что знаю о Фаине Раневской совсем мало. Видел отдельные эпизоды с её участием, читал фейковые цитаты и восхищался её остроумием, но особо не углублялся в то, каким человеком она была. Немного почитал её биографию и я нашел несколько интересных фактов, которыми хочу поделиться.
Настоящая фамилия Фаины Раневской — Фельдман, а псевдоним она выбрала в честь героини из пьесы Чехова «Вишневый сад». Очевидно, конечно, но я не думал, что это псевдоним.
Она родилась в обеспеченной еврейской семье, но, когда выбрала актёрскую карьеру, её отец разорвал с ней все отношения. После этого Фаина пыталась поступить в несколько театральных школ, но проваливала экзамены. В итоге ей пришлось учиться в частной студии за деньги.
В столичных театрах ей места не нашлось, поэтому в 1915 году она начала карьеру актрисы в провинциальном театре Керчи. Позже Раневская более 25 лет проработала в Театре Моссовета, где однажды спасла карьеру молодого Владимира Высоцкого. Как-то Высоцкий пропал, увлёкся разгульной жизнью и перестал выходить на работу. Авторитета Фаины Георгиевны хватило, чтобы перспективного актёра не уволили.
Парадоксально, но одна из самых известных актрис советского кино играла только второстепенные или эпизодические роли.
Всю жизнь легендарная актриса оставалась незамужней. На склоне лет её главным другом стал пёс по кличке Мальчик.
Настоящая фамилия Фаины Раневской — Фельдман, а псевдоним она выбрала в честь героини из пьесы Чехова «Вишневый сад». Очевидно, конечно, но я не думал, что это псевдоним.
Она родилась в обеспеченной еврейской семье, но, когда выбрала актёрскую карьеру, её отец разорвал с ней все отношения. После этого Фаина пыталась поступить в несколько театральных школ, но проваливала экзамены. В итоге ей пришлось учиться в частной студии за деньги.
В столичных театрах ей места не нашлось, поэтому в 1915 году она начала карьеру актрисы в провинциальном театре Керчи. Позже Раневская более 25 лет проработала в Театре Моссовета, где однажды спасла карьеру молодого Владимира Высоцкого. Как-то Высоцкий пропал, увлёкся разгульной жизнью и перестал выходить на работу. Авторитета Фаины Георгиевны хватило, чтобы перспективного актёра не уволили.
Парадоксально, но одна из самых известных актрис советского кино играла только второстепенные или эпизодические роли.
Всю жизнь легендарная актриса оставалась незамужней. На склоне лет её главным другом стал пёс по кличке Мальчик.
С него началась Япония
К концу VI века государство Ямато, располагавшееся на территории современной Японии, переживало период трансформации, в ходе которого формировалась централизованная власть, способная подчинить местные кланы. Одним из ключевых игроков в политике этого времени стал клан Сога, обладавший значительным влиянием благодаря своему богатству, связям с буддизмом и стратегическим бракам с императорской семьей.
Клану Сога приписывают корейские корни. Сога контролировали земли в долине Асука на равнине Кинай — важной политической и культурной области того времени. На пике своего влияния они поддерживали свою власть через династические браки: так, Суйко (554–628), представительница этого клана, стала женой императора Бидацу (538–585). После его смерти началась борьба между кланами Сога и Мононобэ, каждый из которых продвигал своего кандидата на престол. Победив в этой борьбе, Сога обеспечили назначение Суйко правящей императрицей в 592 году.
Суйко правила до 628 года, но фактическое управление государством осуществлял её племянник и регент Сётоку (Умаядо, 574–622). Этот период стал ключевым для процесса централизации власти в Ямато и культурной интеграции китайских идей. Под их руководством были предприняты важные шаги: в 594 году был издан указ, провозглашавший поддержку буддизма, который к тому времени становился инструментом объединения общества. В 600 году Суйко и Сётоку установили дипломатические отношения с китайской династией Суй, что заложило основу для культурного обмена.
Примером заимствования китайской системы управления стала введённая в 603 году ранговая система 12 чинов, различавшихся цветом одежды. Эти реформы, хотя и декларировали отход от доминирования наследственной аристократии, на деле лишь дополняли существующую систему знатных титулов, связанных с происхождением.
Самым выдающимся достижением этого времени стало создание первой японской «конституции» — документа из 17 статей (604 год).
Этот текст сочетал буддийские и конфуцианские ценности, подчёркивая важность гармонии, коллективных решений и верности правителю. Документ критиковал фракционную раздробленность общества и провозглашал необходимость соблюдения моральных принципов в управлении. Например, одна из статей утверждала, что для эффективного правления важно избегать конфликтов и находить согласие, а другая подчёркивала, что служащие должны подчиняться указаниям правителя, так как их отношения сравнимы с гармонией Неба и Земли.
Сётоку, помимо политических достижений, играл важную роль в развитии буддизма, оставив комментарии к сутрам, которые укрепили его авторитет как духовного лидера. Со временем он стал культовой фигурой, связанной с защитой буддийской религии и императорской власти. Легенды изображают его как мудрого и сострадательного человека: одна из них рассказывает о его встрече с Бодхидхармой (Дарумой), где Сётоку проявил необычайное сочувствие к нищему монаху, распознав в нём святого.
Сётоку также считается основоположником японской национальной идентичности: в 607 году он направил письмо китайскому императору, где впервые назвал Ямато страной восходящего солнца («Нихон»), что остаётся официальным названием Японии до сих пор. Этот шаг символизировал новый этап самосознания государства, стремившегося к самостоятельности и статусу равного партнёра на международной арене.
К концу VI века государство Ямато, располагавшееся на территории современной Японии, переживало период трансформации, в ходе которого формировалась централизованная власть, способная подчинить местные кланы. Одним из ключевых игроков в политике этого времени стал клан Сога, обладавший значительным влиянием благодаря своему богатству, связям с буддизмом и стратегическим бракам с императорской семьей.
Клану Сога приписывают корейские корни. Сога контролировали земли в долине Асука на равнине Кинай — важной политической и культурной области того времени. На пике своего влияния они поддерживали свою власть через династические браки: так, Суйко (554–628), представительница этого клана, стала женой императора Бидацу (538–585). После его смерти началась борьба между кланами Сога и Мононобэ, каждый из которых продвигал своего кандидата на престол. Победив в этой борьбе, Сога обеспечили назначение Суйко правящей императрицей в 592 году.
Суйко правила до 628 года, но фактическое управление государством осуществлял её племянник и регент Сётоку (Умаядо, 574–622). Этот период стал ключевым для процесса централизации власти в Ямато и культурной интеграции китайских идей. Под их руководством были предприняты важные шаги: в 594 году был издан указ, провозглашавший поддержку буддизма, который к тому времени становился инструментом объединения общества. В 600 году Суйко и Сётоку установили дипломатические отношения с китайской династией Суй, что заложило основу для культурного обмена.
Примером заимствования китайской системы управления стала введённая в 603 году ранговая система 12 чинов, различавшихся цветом одежды. Эти реформы, хотя и декларировали отход от доминирования наследственной аристократии, на деле лишь дополняли существующую систему знатных титулов, связанных с происхождением.
Самым выдающимся достижением этого времени стало создание первой японской «конституции» — документа из 17 статей (604 год).
Этот текст сочетал буддийские и конфуцианские ценности, подчёркивая важность гармонии, коллективных решений и верности правителю. Документ критиковал фракционную раздробленность общества и провозглашал необходимость соблюдения моральных принципов в управлении. Например, одна из статей утверждала, что для эффективного правления важно избегать конфликтов и находить согласие, а другая подчёркивала, что служащие должны подчиняться указаниям правителя, так как их отношения сравнимы с гармонией Неба и Земли.
Сётоку, помимо политических достижений, играл важную роль в развитии буддизма, оставив комментарии к сутрам, которые укрепили его авторитет как духовного лидера. Со временем он стал культовой фигурой, связанной с защитой буддийской религии и императорской власти. Легенды изображают его как мудрого и сострадательного человека: одна из них рассказывает о его встрече с Бодхидхармой (Дарумой), где Сётоку проявил необычайное сочувствие к нищему монаху, распознав в нём святого.
Сётоку также считается основоположником японской национальной идентичности: в 607 году он направил письмо китайскому императору, где впервые назвал Ямато страной восходящего солнца («Нихон»), что остаётся официальным названием Японии до сих пор. Этот шаг символизировал новый этап самосознания государства, стремившегося к самостоятельности и статусу равного партнёра на международной арене.
Дважды императрица, монах и побочная ветвь
В 749 году, после 25 лет правления, японский император Сёму отрекся от престола. Он стал первым буддийским монахом среди бывших правителей. Поскольку у него не было подходящего наследника мужского пола, а его супруга Комё не могла занять трон из-за того, что не принадлежала к императорскому роду, Сёму назначил своей наследницей свою 21-летнюю дочь Комё.
Дочь правила дважды: как императрица Кокэн с 749 по 758 год и как императрица Сётоку с 764 по 770 год. Кстати, японские императоры до сих пор принимают новое имя, когда восходят на престол.
При дворе многие осуждали выбор императора. В 757 году был раскрыт заговор более 450 придворных против императрицы. Кокэн, чтобы такая история не повторилась, покинула свой пост в 758 году. Она уступила своему приемному сыну, который был наречен императором Дзюннином.
В 761 году, когда Кокэн находилась в отставке, ее вылечил от болезни харизматичный монах по имени Докё, выходец из провинциальной семьи. В том же году Кокэн приняла монашеский сан, выбрив голову и облачившись в буддийские одежды. Она начала распрю с действующим императором Дзюннином, обвиняя его в измене и отсутствии сыновних чувств. Естественно, начались попытки вернуть себе трон.
Кокэн успешно вернулась на трон в 764 году под именем императрицы Сётоку. Всех, кто при дворе говорил, что монахиня не может быть сувереном, она отстранила.
Императрица Сётоку назначила вылечившего ее монаха Докё главой Дзингикана — департамента по делам земных и небесных божеств.
Раньше многие монахи служили советниками императоров, но никому из них до этого не доставался столь высокий пост. Докё был провозглашен «Владыкой Закона Будды» и наделен обширными полномочиями в духовных и мирских вопросах. Такой Распутин, японского разлива.
В 769 году из святилища на острове Кюсю было получено пророчество, что мир и процветание в королевстве сохранятся лишь в том случае, если Докё будет коронован в качестве правителя. Сановник, отправленный на Кюсю для разбирательства, вернулся со вторым пророчеством, советовавшим удалить от королевского двора нечестивых претендентов, пытавшихся отобрать трон у императорского рода.
То есть смотрите какая ситуация. Высокий чин занимает монах, который многим не нравится. Неожиданно, далеко от столицы появляется пророчество, что этот монах должен занять трон. Отправляют человека узнать подробнее про пророчество. Человек возвращается с противоположным пророчеством. История явно мутная.
Докё был изгнали, а императрица умерла через пять месяцев после этого. Трон занимает человек совсем из другой ветви императорской семьи. Новый император Конин, правнук императора Тэнти, правившего в VII веке. На протяжении предыдущего столетия трон занимали наследники Тэмму, брата Тэнти. После Конина на престол начали приходить представители только его ветви императорского рода: после него трон перешел к его сыну, правившему как император Камму, и далее к потомкам последнего.
Историки спорят о том, кто организовал первое пророчество о Докё: одни считают, что это был сам монах; другие предполагают, что настоятель святилища на Кюсю пытался таким образом заслужить его расположение; третьи утверждают, что это была схема самой императрицы. Еще одна точка зрения предполагает, что вся история была выдумана. Она была записана в «Сёки нихонги» («Продолжение Анналов Японии», официальная хроника, составление завершено в 797 г.) — второй из шести национальных хроник, написанной по заказу императора Камму и продолжавшей «Нихон сёки» («Анналы Японии»). Очень вероятно, что историю с пророчеством придумали, чтобы оправдать переход власти от одной ветви императорской семьи к другой.
В 749 году, после 25 лет правления, японский император Сёму отрекся от престола. Он стал первым буддийским монахом среди бывших правителей. Поскольку у него не было подходящего наследника мужского пола, а его супруга Комё не могла занять трон из-за того, что не принадлежала к императорскому роду, Сёму назначил своей наследницей свою 21-летнюю дочь Комё.
Дочь правила дважды: как императрица Кокэн с 749 по 758 год и как императрица Сётоку с 764 по 770 год. Кстати, японские императоры до сих пор принимают новое имя, когда восходят на престол.
При дворе многие осуждали выбор императора. В 757 году был раскрыт заговор более 450 придворных против императрицы. Кокэн, чтобы такая история не повторилась, покинула свой пост в 758 году. Она уступила своему приемному сыну, который был наречен императором Дзюннином.
В 761 году, когда Кокэн находилась в отставке, ее вылечил от болезни харизматичный монах по имени Докё, выходец из провинциальной семьи. В том же году Кокэн приняла монашеский сан, выбрив голову и облачившись в буддийские одежды. Она начала распрю с действующим императором Дзюннином, обвиняя его в измене и отсутствии сыновних чувств. Естественно, начались попытки вернуть себе трон.
Кокэн успешно вернулась на трон в 764 году под именем императрицы Сётоку. Всех, кто при дворе говорил, что монахиня не может быть сувереном, она отстранила.
Императрица Сётоку назначила вылечившего ее монаха Докё главой Дзингикана — департамента по делам земных и небесных божеств.
Раньше многие монахи служили советниками императоров, но никому из них до этого не доставался столь высокий пост. Докё был провозглашен «Владыкой Закона Будды» и наделен обширными полномочиями в духовных и мирских вопросах. Такой Распутин, японского разлива.
В 769 году из святилища на острове Кюсю было получено пророчество, что мир и процветание в королевстве сохранятся лишь в том случае, если Докё будет коронован в качестве правителя. Сановник, отправленный на Кюсю для разбирательства, вернулся со вторым пророчеством, советовавшим удалить от королевского двора нечестивых претендентов, пытавшихся отобрать трон у императорского рода.
То есть смотрите какая ситуация. Высокий чин занимает монах, который многим не нравится. Неожиданно, далеко от столицы появляется пророчество, что этот монах должен занять трон. Отправляют человека узнать подробнее про пророчество. Человек возвращается с противоположным пророчеством. История явно мутная.
Докё был изгнали, а императрица умерла через пять месяцев после этого. Трон занимает человек совсем из другой ветви императорской семьи. Новый император Конин, правнук императора Тэнти, правившего в VII веке. На протяжении предыдущего столетия трон занимали наследники Тэмму, брата Тэнти. После Конина на престол начали приходить представители только его ветви императорского рода: после него трон перешел к его сыну, правившему как император Камму, и далее к потомкам последнего.
Историки спорят о том, кто организовал первое пророчество о Докё: одни считают, что это был сам монах; другие предполагают, что настоятель святилища на Кюсю пытался таким образом заслужить его расположение; третьи утверждают, что это была схема самой императрицы. Еще одна точка зрения предполагает, что вся история была выдумана. Она была записана в «Сёки нихонги» («Продолжение Анналов Японии», официальная хроника, составление завершено в 797 г.) — второй из шести национальных хроник, написанной по заказу императора Камму и продолжавшей «Нихон сёки» («Анналы Японии»). Очень вероятно, что историю с пророчеством придумали, чтобы оправдать переход власти от одной ветви императорской семьи к другой.
В X и XI веках в японском императорском дворе доминировал клан Фудзивара. Умные, хитрые, наглые — как бывает, когда дело касается власти. Они придумали гениальный ход: выдавали своих дочерей замуж за императоров, а те, понятное дело, рожали наследников. Эти наследники, кстати, воспитывались в доме мамы, где дедушки и дяди из Фудзивара незаметно делали из них удобных марионеток. Потом такой мальчик становился императором, снова женился на родственнице, опять рождался наследник, и так всё по кругу. Как только ребенок подрастал, старого императора вежливо просили уйти. В итоге власть всегда оставалась у клана, пусть даже формально.
Но иногда появлялись конкуренты. Например, был один умный мужик — Сугавара-но Митидзанэ. Ученый, поэт и вообще человек приятный, если не считать его амбиций. Император Уда его любил, что, конечно, не устраивало Фудзивара. Митидзанэ сделали министром, он стал Правым министром (удайдзином) при дворе и поднялся на самый верх придворной иерархии. Две его дочери, правда, стали официальными супругами в императорской семье. В течение ряда лет влияние Митидзанэ при дворе было сравнимо с прежним могуществом Фудзивара.
Но соперники затаились, поджидая удобного момента. Одаренный государственный деятель, ученый и поэт Сугавара-но Митидзанэ (845–903) вдруг оказался в центре заговоров. Враги обвинили его в измене императору. Без суда и следствия отправили в ссылку — в Дадзайфу на острове Кюсю, где он и умер от тоски по дому.
Перед отъездом написал полное горечи стихотворение:
Пролей аромат,
Лишь ветер с востока повеет, Слива в саду!
Пускай твой хозяин далёко,
Не забывай весны!
После его смерти, по преданию, страну поразили катастрофы, пожары, ураганы и эпидемии. Митидзанэ стали считать мстительным духом, и чтобы его умиротворить, ему посмертно вернули титулы и построили святилище Китано-Тэммангу в 987 году. Он стал первым японцем, признанным ками, и известен как божество Тэндзин, покровитель литературы и учебы.
Сегодня ученики обращаются к нему перед экзаменами. В святилище Тэммангу на Кюсю находится легендарное «летающее сливовое дерево» (тоби-умэ), которое, согласно преданию, последовало за хозяином в изгнание. Легенда о Митидзанэ стала важной частью японской культуры, вдохновив пьесы театра Но, Кабуки и кукольного театра.
Но иногда появлялись конкуренты. Например, был один умный мужик — Сугавара-но Митидзанэ. Ученый, поэт и вообще человек приятный, если не считать его амбиций. Император Уда его любил, что, конечно, не устраивало Фудзивара. Митидзанэ сделали министром, он стал Правым министром (удайдзином) при дворе и поднялся на самый верх придворной иерархии. Две его дочери, правда, стали официальными супругами в императорской семье. В течение ряда лет влияние Митидзанэ при дворе было сравнимо с прежним могуществом Фудзивара.
Но соперники затаились, поджидая удобного момента. Одаренный государственный деятель, ученый и поэт Сугавара-но Митидзанэ (845–903) вдруг оказался в центре заговоров. Враги обвинили его в измене императору. Без суда и следствия отправили в ссылку — в Дадзайфу на острове Кюсю, где он и умер от тоски по дому.
Перед отъездом написал полное горечи стихотворение:
Пролей аромат,
Лишь ветер с востока повеет, Слива в саду!
Пускай твой хозяин далёко,
Не забывай весны!
После его смерти, по преданию, страну поразили катастрофы, пожары, ураганы и эпидемии. Митидзанэ стали считать мстительным духом, и чтобы его умиротворить, ему посмертно вернули титулы и построили святилище Китано-Тэммангу в 987 году. Он стал первым японцем, признанным ками, и известен как божество Тэндзин, покровитель литературы и учебы.
Сегодня ученики обращаются к нему перед экзаменами. В святилище Тэммангу на Кюсю находится легендарное «летающее сливовое дерево» (тоби-умэ), которое, согласно преданию, последовало за хозяином в изгнание. Легенда о Митидзанэ стала важной частью японской культуры, вдохновив пьесы театра Но, Кабуки и кукольного театра.
Первая корейская авиакомпания
Первая национальная авиакомпания, основателем и главным владельцем которой был этнический кореец, появилась в 1936 году. Её основал Син Юн-ук, один из первых корейских пилотов, закончивший японскую авиационную школу в 1922 году. В 1930 году Син основал первую авиационную школу в Корее и начал готовить местных пилотов. Самолеты этой школы вылетали с Ёыйдо - японского военного аэродрома, первого и, на тот момент, единственного в Корее.
В начале 1930-х годов Син организовывал развлекательные полеты над Сеулом для тех, кто был готов заплатить за такое удовольствие. За 5 вон (недельный оклад квалифицированного рабочего) можно было полетать 10 минут над городом, а за 10 вон — слетать из Сеула в Инчхон и обратно (20-минутный полет). Син Юн-ук также занимался доставкой почты и даже наблюдением за морем для рыбаков, вывозил суда на косяки рыбы.
В 1936 году Син Юн-ук основал «Корейскую коммерческую авиакомпанию», выполнявшую пассажирские перевозки на нескольких внутренних маршрутах. Сначала это была линия Сеул — Ири (город на западном побережье страны), которую затем продлили до Кванджу. Однако первые самолеты «Корейской коммерческой авиакомпании» трудно было назвать авиалайнерами: один самолет брал на борт всего трех пассажиров. Тем не менее желающих воспользоваться новым видом транспорта было немало. Это позволило Сину Юн-уку не только получить опыт, но и заработать средства.
После освобождения страны в октябре 1948 года именно Син Юн-ук основал компанию Korean National Air (KNA), ставшую первой официальной авиакомпанией Республики Корея.
Первая национальная авиакомпания, основателем и главным владельцем которой был этнический кореец, появилась в 1936 году. Её основал Син Юн-ук, один из первых корейских пилотов, закончивший японскую авиационную школу в 1922 году. В 1930 году Син основал первую авиационную школу в Корее и начал готовить местных пилотов. Самолеты этой школы вылетали с Ёыйдо - японского военного аэродрома, первого и, на тот момент, единственного в Корее.
В начале 1930-х годов Син организовывал развлекательные полеты над Сеулом для тех, кто был готов заплатить за такое удовольствие. За 5 вон (недельный оклад квалифицированного рабочего) можно было полетать 10 минут над городом, а за 10 вон — слетать из Сеула в Инчхон и обратно (20-минутный полет). Син Юн-ук также занимался доставкой почты и даже наблюдением за морем для рыбаков, вывозил суда на косяки рыбы.
В 1936 году Син Юн-ук основал «Корейскую коммерческую авиакомпанию», выполнявшую пассажирские перевозки на нескольких внутренних маршрутах. Сначала это была линия Сеул — Ири (город на западном побережье страны), которую затем продлили до Кванджу. Однако первые самолеты «Корейской коммерческой авиакомпании» трудно было назвать авиалайнерами: один самолет брал на борт всего трех пассажиров. Тем не менее желающих воспользоваться новым видом транспорта было немало. Это позволило Сину Юн-уку не только получить опыт, но и заработать средства.
После освобождения страны в октябре 1948 года именно Син Юн-ук основал компанию Korean National Air (KNA), ставшую первой официальной авиакомпанией Республики Корея.
Немного о Колумбе до открытия
В 1470-х годах молодой Христофор Колумб покинул родную Геную и переехал в португальский Лиссабон. Этот город был центром морской торговли и исследований. Колумб пошел по пути, уже проложенному его земляками. Многие генуэзцы обосновались в Лиссабоне, стремясь участвовать в освоении западного побережья Африки. Особенно много переселенцев появилось во время правления энергичного короля Жуана II, известного своим интересом к Атлантике. Именно его энтузиазм вдохновлял Колумба, который позже часто упрекал испанских монархов Изабеллу и Фердинанда, сравнивая их с португальским правителем.
Колумбом двигало не только желание заработать. У него были собственные мечты и амбиции. Лиссабон стал для него идеальной отправной точкой. К тому моменту он уже был опытным моряком. Колумб хорошо знал воды Тирренского моря — части Средиземного моря, окруженной берегами Прованса, Италии, Корсики, Сардинии и Сицилии. В Лиссабоне он быстро нашел работу в торговой компании богатой генуэзской семьи Чентурионе. Он совершал рейсы на Мадейру за сахаром и изучал торговые пути, проходившие мимо Канарских и Азорских островов.
Также он утверждал, что однажды отправился из Бристоля через ирландский Голуэй и зашел далеко за Исландию. Позже он направился на юг, достигнув Сан-Жоржи-да-Мина — португальской крепости на Золотом Берегу Африки (ныне территория Ганы). Этот форт был центром португальской торговли золотом. Эти путешествия усилили интерес Колумба к Атлантике, или «Море-океану», как ее тогда называли.
К середине XV века в Европе ощущалась нехватка золота. Это побуждало мореплавателей искать новые пути к богатствам. Одновременно накапливались знания, опровергавшие древние мифы. Например, португальские экспедиции доказали, что «жаркий пояс» у экватора проходим. Колумб был увлечен такими открытиями, и они подтолкнули его к мысли о пути в Индию через Атлантику. Однако в то время его интересы совпадали с приоритетами короля Жуана II, который сосредоточился на поиске пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды.
В начале 1480-х годов Колумб переехал в Андалусию. Там он нашел поддержку в монастыре Ла-Рабида, где жил известный астроном и космограф Антонио де Марчена. Монах стал для Колумба важным наставником. Он убедил его в реальности земель, упомянутых античными авторами, и посоветовал изучать труды Клавдия Птолемея. Колумб согласился с теорией Птолемея о сферической Земле, но отверг его расчеты. Он считал, что Земля меньше, чем полагали современные ученые.
Эти взгляды Колумб основывал на трудах Марина Тирского, сведения о котором дошли до нас только благодаря критике самого Птолемея. Он также вдохновлялся книгой Марко Поло. Описания далекого острова Чипангу (Японии) с его дворцами, покрытыми золотом, пробуждали воображение Колумба. Он верил в существование тысяч островов за пределами Азии, описанных в этой книге. Комментарии, которые он оставил на полях своего экземпляра книги, показывают, что его больше интересовали истории о богатствах и чудесах, чем фактические данные. Кроме того, Колумб изучал другие средневековые труды, такие как «Ymago Mundi» Пьера д'Альи и «Historia rerum ubique gestarum» Энеа Сильвио Пикколомини (папы Пия II). Эти книги он проштудировал на предмет сведений о золоте, серебре, жемчуге и драгоценных камнях.
Мечты о несметных богатствах и далеких чудесах сделали Колумба одной из ключевых фигур эпохи Великих географических открытий.
В 1470-х годах молодой Христофор Колумб покинул родную Геную и переехал в португальский Лиссабон. Этот город был центром морской торговли и исследований. Колумб пошел по пути, уже проложенному его земляками. Многие генуэзцы обосновались в Лиссабоне, стремясь участвовать в освоении западного побережья Африки. Особенно много переселенцев появилось во время правления энергичного короля Жуана II, известного своим интересом к Атлантике. Именно его энтузиазм вдохновлял Колумба, который позже часто упрекал испанских монархов Изабеллу и Фердинанда, сравнивая их с португальским правителем.
Колумбом двигало не только желание заработать. У него были собственные мечты и амбиции. Лиссабон стал для него идеальной отправной точкой. К тому моменту он уже был опытным моряком. Колумб хорошо знал воды Тирренского моря — части Средиземного моря, окруженной берегами Прованса, Италии, Корсики, Сардинии и Сицилии. В Лиссабоне он быстро нашел работу в торговой компании богатой генуэзской семьи Чентурионе. Он совершал рейсы на Мадейру за сахаром и изучал торговые пути, проходившие мимо Канарских и Азорских островов.
Также он утверждал, что однажды отправился из Бристоля через ирландский Голуэй и зашел далеко за Исландию. Позже он направился на юг, достигнув Сан-Жоржи-да-Мина — португальской крепости на Золотом Берегу Африки (ныне территория Ганы). Этот форт был центром португальской торговли золотом. Эти путешествия усилили интерес Колумба к Атлантике, или «Море-океану», как ее тогда называли.
К середине XV века в Европе ощущалась нехватка золота. Это побуждало мореплавателей искать новые пути к богатствам. Одновременно накапливались знания, опровергавшие древние мифы. Например, португальские экспедиции доказали, что «жаркий пояс» у экватора проходим. Колумб был увлечен такими открытиями, и они подтолкнули его к мысли о пути в Индию через Атлантику. Однако в то время его интересы совпадали с приоритетами короля Жуана II, который сосредоточился на поиске пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды.
В начале 1480-х годов Колумб переехал в Андалусию. Там он нашел поддержку в монастыре Ла-Рабида, где жил известный астроном и космограф Антонио де Марчена. Монах стал для Колумба важным наставником. Он убедил его в реальности земель, упомянутых античными авторами, и посоветовал изучать труды Клавдия Птолемея. Колумб согласился с теорией Птолемея о сферической Земле, но отверг его расчеты. Он считал, что Земля меньше, чем полагали современные ученые.
Эти взгляды Колумб основывал на трудах Марина Тирского, сведения о котором дошли до нас только благодаря критике самого Птолемея. Он также вдохновлялся книгой Марко Поло. Описания далекого острова Чипангу (Японии) с его дворцами, покрытыми золотом, пробуждали воображение Колумба. Он верил в существование тысяч островов за пределами Азии, описанных в этой книге. Комментарии, которые он оставил на полях своего экземпляра книги, показывают, что его больше интересовали истории о богатствах и чудесах, чем фактические данные. Кроме того, Колумб изучал другие средневековые труды, такие как «Ymago Mundi» Пьера д'Альи и «Historia rerum ubique gestarum» Энеа Сильвио Пикколомини (папы Пия II). Эти книги он проштудировал на предмет сведений о золоте, серебре, жемчуге и драгоценных камнях.
Мечты о несметных богатствах и далеких чудесах сделали Колумба одной из ключевых фигур эпохи Великих географических открытий.
Королева турецких борделей
В Турции деятельность публичных домов легализована, и в Стамбуле их центром традиционно считается район Бейоглу, включая улицы Зурафа, Бекяр и Замбак в квартале Галатасарай. Бордели здесь работают ещё с эпохи султана Абдул-Хамида I. Один из самых известных притонов располагался прямо у Галатской башни и носил название «Ikıbu uk genelev» («Бордель за две лиры») — в честь первых тарифов. Его владелицей была Матильда Манукян, одна из богатейших женщин Турции и пример добросовестного налогоплательщика.
В 1994 году она перечислила в казну свыше 10 миллионов долларов, из которых 1,2 миллиона поступили в бюджет Стамбула.
Манукян называли «королевой борделей» благодаря её предпринимательской хватке. Она создала сеть публичных домов по всей стране, которые приносили колоссальные доходы. Например, заведения в Бейоглу ежегодно обеспечивали ей прибыль в 4 миллиона долларов. Помимо этого, её активы включали 37 торговых центров, отели в Анталье и Аланье, текстильную фабрику, заводы по производству пластика и даже остров в Мраморном море.
Эксперты оценивали состояние Манукян в сотни миллионов долларов.
Матильда строго следовала законам, что позволило ей стать одним из самых заметных бизнесменов страны. В 1994 году она в шестой раз получила «Золотую плакетку» — награду правительства Турции.
Помимо бизнеса, Манукян активно занималась благотворительностью. В 1995 году она выделила 36 тысяч долларов на ремонт Стамбульского неврологического диспансера, а также поддерживала армянскую общину города, став её главным спонсором.
Её деятельность вызывала много противоречий. Консерваторы и исламисты осуждали Манукян за её бизнес, социалисты — за богатство, а националисты — за армянское происхождение. Один из самых громких инцидентов произошёл на официальном ужине, когда премьер-министр Турции Тансу Чиллер отказалась сидеть рядом с «королевой борделей». Однако Манукян оставалась невозмутимой, заявив: «Премьер-министры в Турции меняются очень часто, а мадам Манукян одна».
В 1995 году на 80-летнюю Матильду Манукян было совершено покушение: в её автомобиле взорвалась бомба. Водитель и охранник погибли, а сама она лишилась ноги. Несмотря на это, она продолжила управлять своей империей до конца жизни. Матильда прожила ещё шесть лет и оставила своё наследие детям и внукам, оставшись одной из самых ярких и противоречивых фигур в истории Турции.
В Турции деятельность публичных домов легализована, и в Стамбуле их центром традиционно считается район Бейоглу, включая улицы Зурафа, Бекяр и Замбак в квартале Галатасарай. Бордели здесь работают ещё с эпохи султана Абдул-Хамида I. Один из самых известных притонов располагался прямо у Галатской башни и носил название «Ikıbu uk genelev» («Бордель за две лиры») — в честь первых тарифов. Его владелицей была Матильда Манукян, одна из богатейших женщин Турции и пример добросовестного налогоплательщика.
В 1994 году она перечислила в казну свыше 10 миллионов долларов, из которых 1,2 миллиона поступили в бюджет Стамбула.
Манукян называли «королевой борделей» благодаря её предпринимательской хватке. Она создала сеть публичных домов по всей стране, которые приносили колоссальные доходы. Например, заведения в Бейоглу ежегодно обеспечивали ей прибыль в 4 миллиона долларов. Помимо этого, её активы включали 37 торговых центров, отели в Анталье и Аланье, текстильную фабрику, заводы по производству пластика и даже остров в Мраморном море.
Эксперты оценивали состояние Манукян в сотни миллионов долларов.
Матильда строго следовала законам, что позволило ей стать одним из самых заметных бизнесменов страны. В 1994 году она в шестой раз получила «Золотую плакетку» — награду правительства Турции.
Помимо бизнеса, Манукян активно занималась благотворительностью. В 1995 году она выделила 36 тысяч долларов на ремонт Стамбульского неврологического диспансера, а также поддерживала армянскую общину города, став её главным спонсором.
Её деятельность вызывала много противоречий. Консерваторы и исламисты осуждали Манукян за её бизнес, социалисты — за богатство, а националисты — за армянское происхождение. Один из самых громких инцидентов произошёл на официальном ужине, когда премьер-министр Турции Тансу Чиллер отказалась сидеть рядом с «королевой борделей». Однако Манукян оставалась невозмутимой, заявив: «Премьер-министры в Турции меняются очень часто, а мадам Манукян одна».
В 1995 году на 80-летнюю Матильду Манукян было совершено покушение: в её автомобиле взорвалась бомба. Водитель и охранник погибли, а сама она лишилась ноги. Несмотря на это, она продолжила управлять своей империей до конца жизни. Матильда прожила ещё шесть лет и оставила своё наследие детям и внукам, оставшись одной из самых ярких и противоречивых фигур в истории Турции.
В 1875 году в английском графстве Уорикшир, в семье состоятельного пивовара Эдварда Кроули, родился мальчик по имени Эдвард Александр. Его детство прошло в тени строгого религиозного воспитания, ведь его родители принадлежали к секте Плимутских братьев, известных своим пуританизмом. Маленький Эдвард рано проявил характер: он не только отвергал догмы, но и открыто бунтовал, высмеивая духовенство и их заповеди. Этот протест против условностей определил его путь на всю жизнь.
Юный Кроули поступил в Кембриджский университет, где блистал в поэзии и философии. Именно в эти годы он сменил имя на Алистер, считая его более величественным и соответствующим своему предназначению. Уже тогда он ощущал себя избранным, тем, кто должен изменить мир.
Кроули стал членом Герметического ордена Золотой Зари — тайного общества, занимавшегося изучением магии, алхимии и каббалы. Он быстро выделился среди остальных своими глубокими знаниями и амбициями, но не смог ужиться с руководством ордена, что привело к разрыву. Позже он основал собственные организации, включая Орден Храма Востока (O.T.O.), которые стали ареной для его экспериментов с магией и сексуальной энергией.
Один из самых известных эпизодов его жизни связан с коммуной «Аббатство Телемы», которую он основал на Сицилии в 1920-х годах. Это место стало центром ритуалов, которые шокировали даже самых искушенных современников. Оргии, трансы, магические обряды — все это проходило под девизом Телемы: «Делай, что изволишь, таков весь закон». Легенда гласит, что Кроули и его последователи съедали огромное количество кокосов, считая их источником магической энергии. Власти Италии сочли коммуну очагом разврата и изгнали Кроули с острова.
Его путешествия по миру были не менее экзотичными. Он изучал восточные религии, медитировал в Гималаях, совершал восхождения на горные вершины, преподавал магию и увлекал за собой многочисленных учеников. В своих книгах, включая знаменитую «Книгу Закона», он проповедовал идеи о человеческой свободе, воле и самореализации. Его философия, которую он называл Телемой, сочетала в себе элементы западного оккультизма, восточной мудрости и собственных откровений.
Кроули также оставил наследие в искусстве: он был плодовитым писателем, поэтом и художником. Его колода «Таро Тота», созданная совместно с художницей Фридой Харрис, до сих пор считается одной из самых загадочных в мире.
Но за яркой оболочкой его жизни скрывалась трагедия. Растратив свое огромное наследство, он к концу жизни оказался в бедности. Пытаясь выжить, Кроули продавал уроки магии и писал статьи, обещая раскрыть секреты тьмы за скромную плату. Последние годы он провел в одиночестве, проживая в скромном пансионе в Гастингсе. В 1947 году его жизнь закончилась, оставив после себя шлейф загадок, скандалов и вдохновения для будущих поколений магов, мистиков и философов.
Юный Кроули поступил в Кембриджский университет, где блистал в поэзии и философии. Именно в эти годы он сменил имя на Алистер, считая его более величественным и соответствующим своему предназначению. Уже тогда он ощущал себя избранным, тем, кто должен изменить мир.
Кроули стал членом Герметического ордена Золотой Зари — тайного общества, занимавшегося изучением магии, алхимии и каббалы. Он быстро выделился среди остальных своими глубокими знаниями и амбициями, но не смог ужиться с руководством ордена, что привело к разрыву. Позже он основал собственные организации, включая Орден Храма Востока (O.T.O.), которые стали ареной для его экспериментов с магией и сексуальной энергией.
Один из самых известных эпизодов его жизни связан с коммуной «Аббатство Телемы», которую он основал на Сицилии в 1920-х годах. Это место стало центром ритуалов, которые шокировали даже самых искушенных современников. Оргии, трансы, магические обряды — все это проходило под девизом Телемы: «Делай, что изволишь, таков весь закон». Легенда гласит, что Кроули и его последователи съедали огромное количество кокосов, считая их источником магической энергии. Власти Италии сочли коммуну очагом разврата и изгнали Кроули с острова.
Его путешествия по миру были не менее экзотичными. Он изучал восточные религии, медитировал в Гималаях, совершал восхождения на горные вершины, преподавал магию и увлекал за собой многочисленных учеников. В своих книгах, включая знаменитую «Книгу Закона», он проповедовал идеи о человеческой свободе, воле и самореализации. Его философия, которую он называл Телемой, сочетала в себе элементы западного оккультизма, восточной мудрости и собственных откровений.
Кроули также оставил наследие в искусстве: он был плодовитым писателем, поэтом и художником. Его колода «Таро Тота», созданная совместно с художницей Фридой Харрис, до сих пор считается одной из самых загадочных в мире.
Но за яркой оболочкой его жизни скрывалась трагедия. Растратив свое огромное наследство, он к концу жизни оказался в бедности. Пытаясь выжить, Кроули продавал уроки магии и писал статьи, обещая раскрыть секреты тьмы за скромную плату. Последние годы он провел в одиночестве, проживая в скромном пансионе в Гастингсе. В 1947 году его жизнь закончилась, оставив после себя шлейф загадок, скандалов и вдохновения для будущих поколений магов, мистиков и философов.
Салат "Цезарь" назвали в честь Гая Юлия Цезаря? Неа. Этот популярный салат появился в XX веке, в Северной Америке.
Создателем блюда считается итальянский эмигрант Цезарь Кардини, который в начале XX века перебрался в США в поисках лучшей жизни. Кардини был не только талантливым поваром, но и предпринимателем. В 1920-е годы он открыл собственный ресторан под названием Caesar's, который находился в городе Тихуана, Мексика, недалеко от границы с Калифорнией.
Тихуана в те годы пользовалась популярностью среди американцев из-за "сухого закона". Многие голливудские звезды, бизнесмены и туристы приезжали в мексиканский город, чтобы отдохнуть, насладиться напитками и вкусной едой. Ресторан Кардини, расположенный в центре города, стал настоящим притяжением для богемной публики. У него был стильный интерьер, отличное обслуживание и особая атмосфера, которая привлекала знаменитостей.
Однажды, в разгар выходного дня, в ресторан приехала группа голливудских киношников. Они рассчитывали на хороший ужин, но оказалось, что к тому моменту запасы на кухне почти закончились, а магазины были уже закрыты. Цезарь Кардини, чтобы не упустить важных гостей, решил проявить кулинарную находчивость. Он собрал все, что осталось: свежие листья салата ромэн, немного пармезана, несколько крутонов, чеснок, яйца, лимонный сок и оливковое масло. Все это было быстро смешано прямо на глазах у гостей, что добавило эффектности.
Результат превзошел ожидания: гости были в восторге от простого, но изысканного вкуса. Это блюдо стало не только визитной карточкой ресторана, но и быстро завоевало популярность далеко за пределами Тихуаны. Салат назвали в честь его создателя — Цезаря Кардини.
Создателем блюда считается итальянский эмигрант Цезарь Кардини, который в начале XX века перебрался в США в поисках лучшей жизни. Кардини был не только талантливым поваром, но и предпринимателем. В 1920-е годы он открыл собственный ресторан под названием Caesar's, который находился в городе Тихуана, Мексика, недалеко от границы с Калифорнией.
Тихуана в те годы пользовалась популярностью среди американцев из-за "сухого закона". Многие голливудские звезды, бизнесмены и туристы приезжали в мексиканский город, чтобы отдохнуть, насладиться напитками и вкусной едой. Ресторан Кардини, расположенный в центре города, стал настоящим притяжением для богемной публики. У него был стильный интерьер, отличное обслуживание и особая атмосфера, которая привлекала знаменитостей.
Однажды, в разгар выходного дня, в ресторан приехала группа голливудских киношников. Они рассчитывали на хороший ужин, но оказалось, что к тому моменту запасы на кухне почти закончились, а магазины были уже закрыты. Цезарь Кардини, чтобы не упустить важных гостей, решил проявить кулинарную находчивость. Он собрал все, что осталось: свежие листья салата ромэн, немного пармезана, несколько крутонов, чеснок, яйца, лимонный сок и оливковое масло. Все это было быстро смешано прямо на глазах у гостей, что добавило эффектности.
Результат превзошел ожидания: гости были в восторге от простого, но изысканного вкуса. Это блюдо стало не только визитной карточкой ресторана, но и быстро завоевало популярность далеко за пределами Тихуаны. Салат назвали в честь его создателя — Цезаря Кардини.
Женское лицо революции
Мария Спиридонова — лидер партии левых эсеров в 1917–1918 годах.
Она родилась в 1884 году в Тамбове в семье чиновника. В юности примкнула к партии эсеров, вдохновившись их идеями перераспределения земли в пользу крестьян.
В 1906 году Мария организовала и совершила громкое покушение на тамбовского жандармского начальника Гавриила Луженовского. Луженовский, известный своей жестокостью в подавлении крестьянских волнений, был застрелен в центре Тамбова. Это покушение вызвало широкий резонанс. После ареста Спиридонову подвергли пыткам, но она отказалась выдать сообщников. Это сделало ее легендой в среде революционеров.
Её приговорили к смертной казни, которую позднее заменили на каторгу. На каторге она провела несколько лет в условиях крайней изоляции и тяжелого физического труда.
После Февральской революции 1917 года Мария была освобождена и стала лидером левых эсеров. В Октябрьской революции её партия поддержала большевиков, но их сотрудничество оказалось недолгим.
Первым испытанием в отношениях эсеров и большевиков стал Брестский мир. Левые эсеры осудили этот договор, считая его предательством интересов страны, но Спиридонова призвала партию поддержать его, чтобы избежать дальнейших потерь. Эсеры смирились.
Вторым испытанием стал крестьянский вопрос. Тут разрыв стал неизбежен. Левые эсеры обвиняли большевиков в том, что те саботировали перераспределение земли. В июле 1918 года левые эсеры организовали восстание, надеясь переломить ситуацию. Восстание было быстро подавлено, а Мария Спиридонова оказалась за решеткой.
После подавления восстания Спиридонова провела большую часть своей жизни в тюрьмах, ссылках и психиатрических больницах. В 1920-х годах её неоднократно арестовывали, обвиняя в антисоветской деятельности. Её содержание в психиатрической больнице использовалось как способ дискредитации. Мол, только сумасшедший может идти против советской власти.
В 1940 году Мария Спиридонова была расстреляна.
Мария Спиридонова — лидер партии левых эсеров в 1917–1918 годах.
Она родилась в 1884 году в Тамбове в семье чиновника. В юности примкнула к партии эсеров, вдохновившись их идеями перераспределения земли в пользу крестьян.
В 1906 году Мария организовала и совершила громкое покушение на тамбовского жандармского начальника Гавриила Луженовского. Луженовский, известный своей жестокостью в подавлении крестьянских волнений, был застрелен в центре Тамбова. Это покушение вызвало широкий резонанс. После ареста Спиридонову подвергли пыткам, но она отказалась выдать сообщников. Это сделало ее легендой в среде революционеров.
Её приговорили к смертной казни, которую позднее заменили на каторгу. На каторге она провела несколько лет в условиях крайней изоляции и тяжелого физического труда.
После Февральской революции 1917 года Мария была освобождена и стала лидером левых эсеров. В Октябрьской революции её партия поддержала большевиков, но их сотрудничество оказалось недолгим.
Первым испытанием в отношениях эсеров и большевиков стал Брестский мир. Левые эсеры осудили этот договор, считая его предательством интересов страны, но Спиридонова призвала партию поддержать его, чтобы избежать дальнейших потерь. Эсеры смирились.
Вторым испытанием стал крестьянский вопрос. Тут разрыв стал неизбежен. Левые эсеры обвиняли большевиков в том, что те саботировали перераспределение земли. В июле 1918 года левые эсеры организовали восстание, надеясь переломить ситуацию. Восстание было быстро подавлено, а Мария Спиридонова оказалась за решеткой.
После подавления восстания Спиридонова провела большую часть своей жизни в тюрьмах, ссылках и психиатрических больницах. В 1920-х годах её неоднократно арестовывали, обвиняя в антисоветской деятельности. Её содержание в психиатрической больнице использовалось как способ дискредитации. Мол, только сумасшедший может идти против советской власти.
В 1940 году Мария Спиридонова была расстреляна.
История одной корейской танцовщицы
Часть 1
В начале XX века корейцы начали знакомиться с европейскими танцами, включая классический балет и современные направления. В 1920-х годах японские танцевальные школы, где преподавались новые формы танца, стали принимать корейских студентов. В 1926 году одна из таких студенток, 19-летняя Пэ Гу-чжа, вернулась в Корею. Она адаптировала народные танцы для публичных выступлений, открыла собственную школу, где обучала как современному танцу и балету, так и традиционным танцам в собственной интерпретации.
В этом же году в Сеуле выступил знаменитый японский танцовщик Исии Баку, которого считают «отцом современного японского танца». Его выступления произвели сильное впечатление на корейскую публику и вдохновили многих молодых людей, особенно из образованных семей. Среди зрителей была подросток из зажиточной семьи по имени Чхве Сын-хи, которой суждено было стать первой всемирно известной корейской танцовщицей.
Чхве Сын-хи родилась в 1911 году в дворянской, хотя и небогатой семье. Она получила современное образование, что в то время было редкостью для девочек. Вдохновлённая выступлением Исии Баку, Чхве решила учиться в его студии в Японии. Несмотря на непростые отношения с учителем, она вернулась в Корею высококлассной танцовщицей, вызывая восторг публики. Она жила на два города - в Токио была открыта своя танцевальная школа.
В 1931 году Чхве вышла замуж за Ан Мака, литературного критика с левыми взглядами, который был связан с коммунистическим движением. Позднее он сменил политические взгляды, но продолжал поддерживать Чхве как менеджер и стратег. Говорят, что именно он предложил ей короткую стрижку, ставшую её фирменным стилем. Несмотря на мимолётные романы с обеих сторон, они оставались вместе и, по-видимому, искренне любили друг друга.
1920–1930-е годы стали временем появления культа знаменитостей в Корее. Танцоры, певцы и спортсмены начали пользоваться уважением и популярностью. Одной из первых таких звёзд стала Чхве Сын-хи, чьи выступления в начале 1930-х годов были выполнены в духе европейского модернизма. С 1933 года в танцах Чхве Сын-хи начали всё ярче проявляться традиционные корейские мотивы. Она постепенно отошла от европейского модернистского стиля и стала обращаться к национальным темам. Возможно, это было связано не столько с национальным самосознанием, сколько с популярностью «экзотической» культуры Кореи в Японии того времени.
Японские власти, как и другие колониальные державы, подчёркивали уникальность завоёванных народов, и корейская культура вызывала живой интерес у японской публики.
Чхве Сын-хи смело использовала корейские народные элементы, создавая собственную версию «древних традиций», которая на самом деле была её авторским переосмыслением. Её постановки, такие как «Танец с мечом» и «Буддийская искусительница», представляли собой современное прочтение корейской культуры с акцентом на её экзотичности.
Такой подход оказался успешным. В Японии Чхве Сын-хи обрела огромную популярность — её выступления увидели около 2 миллионов зрителей. Она стала настоящей звездой: снималась в рекламе косметики, лекарств и даже печенья, её лицо украшало обложки журналов, а критики называли её «самой талантливой танцовщицей своего поколения в Японской империи». Юкио Мисима вспоминал, как в юности восхищался её танцами.
В 1937 году Чхве Сын-хи отправилась в мировое турне, посетив США, Европу и Латинскую Америку. Судя по всему, поездки частично финансировались японским правительством, которое хотело улучшить международный имидж страны после начала войны с Китаем. Японские власти стремились показать, что их империя уважает культуру всех народов, входящих в её состав.
Часть 1
В начале XX века корейцы начали знакомиться с европейскими танцами, включая классический балет и современные направления. В 1920-х годах японские танцевальные школы, где преподавались новые формы танца, стали принимать корейских студентов. В 1926 году одна из таких студенток, 19-летняя Пэ Гу-чжа, вернулась в Корею. Она адаптировала народные танцы для публичных выступлений, открыла собственную школу, где обучала как современному танцу и балету, так и традиционным танцам в собственной интерпретации.
В этом же году в Сеуле выступил знаменитый японский танцовщик Исии Баку, которого считают «отцом современного японского танца». Его выступления произвели сильное впечатление на корейскую публику и вдохновили многих молодых людей, особенно из образованных семей. Среди зрителей была подросток из зажиточной семьи по имени Чхве Сын-хи, которой суждено было стать первой всемирно известной корейской танцовщицей.
Чхве Сын-хи родилась в 1911 году в дворянской, хотя и небогатой семье. Она получила современное образование, что в то время было редкостью для девочек. Вдохновлённая выступлением Исии Баку, Чхве решила учиться в его студии в Японии. Несмотря на непростые отношения с учителем, она вернулась в Корею высококлассной танцовщицей, вызывая восторг публики. Она жила на два города - в Токио была открыта своя танцевальная школа.
В 1931 году Чхве вышла замуж за Ан Мака, литературного критика с левыми взглядами, который был связан с коммунистическим движением. Позднее он сменил политические взгляды, но продолжал поддерживать Чхве как менеджер и стратег. Говорят, что именно он предложил ей короткую стрижку, ставшую её фирменным стилем. Несмотря на мимолётные романы с обеих сторон, они оставались вместе и, по-видимому, искренне любили друг друга.
1920–1930-е годы стали временем появления культа знаменитостей в Корее. Танцоры, певцы и спортсмены начали пользоваться уважением и популярностью. Одной из первых таких звёзд стала Чхве Сын-хи, чьи выступления в начале 1930-х годов были выполнены в духе европейского модернизма. С 1933 года в танцах Чхве Сын-хи начали всё ярче проявляться традиционные корейские мотивы. Она постепенно отошла от европейского модернистского стиля и стала обращаться к национальным темам. Возможно, это было связано не столько с национальным самосознанием, сколько с популярностью «экзотической» культуры Кореи в Японии того времени.
Японские власти, как и другие колониальные державы, подчёркивали уникальность завоёванных народов, и корейская культура вызывала живой интерес у японской публики.
Чхве Сын-хи смело использовала корейские народные элементы, создавая собственную версию «древних традиций», которая на самом деле была её авторским переосмыслением. Её постановки, такие как «Танец с мечом» и «Буддийская искусительница», представляли собой современное прочтение корейской культуры с акцентом на её экзотичности.
Такой подход оказался успешным. В Японии Чхве Сын-хи обрела огромную популярность — её выступления увидели около 2 миллионов зрителей. Она стала настоящей звездой: снималась в рекламе косметики, лекарств и даже печенья, её лицо украшало обложки журналов, а критики называли её «самой талантливой танцовщицей своего поколения в Японской империи». Юкио Мисима вспоминал, как в юности восхищался её танцами.
В 1937 году Чхве Сын-хи отправилась в мировое турне, посетив США, Европу и Латинскую Америку. Судя по всему, поездки частично финансировались японским правительством, которое хотело улучшить международный имидж страны после начала войны с Китаем. Японские власти стремились показать, что их империя уважает культуру всех народов, входящих в её состав.
История одной корейской танцовщицы
Часть 2
Турне Чхве Сын-хи в США было особенно успешным. Она выступала в знаменитом Карнеги-холле и познакомилась с такими известными людьми, как Пабло Пикассо, Ромен Роллан и Джон Стейнбек. Американцы часто принимали её за японку и называли «японской танцовщицей из Токио», не вникая в различия между японской и корейской культурами. Чхве Сын-хи, сознательно или нет, подыгрывала этим стереотипам, добавляя в свои выступления элементы восточной эротики, а её костюмы нередко были довольно откровенными.
Её политическая деятельность остаётся спорной. В годы Второй мировой войны Чхве Сын-хи активно поддерживала японскую военную машину: выступала перед солдатами на фронте в Китае, чтобы поднять их боевой дух, и даже пожертвовала крупную сумму в Фонд обороны Японской империи. В 1942 году за свои заслуги перед империей она получила Национальную премию.
Эти факты редко упоминаются в современной Корее, так как они не соответствуют образу «правильной патриотки», который пытаются сформировать официальные источники.
Такой «имперский энтузиазм» Чхве Сын-хи не выглядит чем-то удивительным. Она училась в Японии, и именно японская сцена открыла ей дорогу к мировой славе. В Японию Чхве переехала совсем юной, в 14 лет, и прожила там почти двадцать лет. В отличие от большинства корейцев того времени, она вряд ли сталкивалась с дискриминацией из-за своей национальности. Возможно, она воспринимала войну так, как это подавала официальная японская пропаганда — как борьбу азиатских народов против западного империализма и его союзников.
Сегодня многие корейские авторы стараются не акцентировать внимание на таких фактах. Это неудивительно: национализм в Южной и Северной Корее фактически стал своего рода «гражданской религией», а в университетских кругах, особенно на исторических факультетах, доминирует «левая» версия националистической идеологии. Любые сомнения в её правильности могут навредить академической карьере. В рамках этого подхода трудно представить, что женщина, ставшая символом корейской культуры, могла жертвовать деньги на нужды японской армии. Ведь обвинение в сотрудничестве с колонизаторами — одно из самых тяжёлых в современной Корее.
После Второй мировой войны известная корейская танцовщица Чхве Сын-хи вместе с мужем Ан Маком переехала в Северную Корею в 1946 году, где их встретили с большим энтузиазмом. На тот момент Чхве Сын-хи была единственной корейской артисткой с мировой известностью, и её приезд стал значимым событием для нового северокорейского режима.
Первые десять лет жизни в Пхеньяне были для неё временем славы и успехов. Она основала Институт танца Чхве Сын-хи по указанию Ким Ир Сена, обучая одарённых детей и закладывая основы современных танцевальных традиций Северной Кореи. Её муж занимал пост заместителя министра культуры и пропаганды. Чхве Сын-хи также часто гастролировала за границей, демонстрируя как старые, так и новые постановки.
К концу 1950-х годов ситуация изменилась. Ким Ир Сен начал репрессии против южнокорейской интеллигенции, включая тех, кто бежал на Север после освобождения Кореи. В 1958 году был арестован Ан Мак, а в 1959 году исчезла и сама Чхве Сын-хи. Вероятно ее сослали в провинцию. В 1966 году она ненадолго вернулась с балетом "Хэнё" ("Ныряльщица"), но в 1967 году снова исчезла — на этот раз окончательно.
Её дальнейшая судьба остаётся неизвестной. По разным версиям, она могла быть арестована за попытку бегства в Китай или за переписку с друзьями в Японии.
До конца 1980-х годов её имя было фактически под запретом и в Южной, и в Северной Корее. Однако в начале 1990-х северокорейские власти тихо реабилитировали некоторых деятелей культуры, включая Чхве Сын-хи. Сегодня она официально почитается в Северной Корее, хотя подробности её последних лет остаются в тени. На кладбище в Тэсонсане установлен её надгробный камень, который, вероятно, является символическим, поскольку её настоящие останки могут покоиться в неизвестном месте.
Часть 2
Турне Чхве Сын-хи в США было особенно успешным. Она выступала в знаменитом Карнеги-холле и познакомилась с такими известными людьми, как Пабло Пикассо, Ромен Роллан и Джон Стейнбек. Американцы часто принимали её за японку и называли «японской танцовщицей из Токио», не вникая в различия между японской и корейской культурами. Чхве Сын-хи, сознательно или нет, подыгрывала этим стереотипам, добавляя в свои выступления элементы восточной эротики, а её костюмы нередко были довольно откровенными.
Её политическая деятельность остаётся спорной. В годы Второй мировой войны Чхве Сын-хи активно поддерживала японскую военную машину: выступала перед солдатами на фронте в Китае, чтобы поднять их боевой дух, и даже пожертвовала крупную сумму в Фонд обороны Японской империи. В 1942 году за свои заслуги перед империей она получила Национальную премию.
Эти факты редко упоминаются в современной Корее, так как они не соответствуют образу «правильной патриотки», который пытаются сформировать официальные источники.
Такой «имперский энтузиазм» Чхве Сын-хи не выглядит чем-то удивительным. Она училась в Японии, и именно японская сцена открыла ей дорогу к мировой славе. В Японию Чхве переехала совсем юной, в 14 лет, и прожила там почти двадцать лет. В отличие от большинства корейцев того времени, она вряд ли сталкивалась с дискриминацией из-за своей национальности. Возможно, она воспринимала войну так, как это подавала официальная японская пропаганда — как борьбу азиатских народов против западного империализма и его союзников.
Сегодня многие корейские авторы стараются не акцентировать внимание на таких фактах. Это неудивительно: национализм в Южной и Северной Корее фактически стал своего рода «гражданской религией», а в университетских кругах, особенно на исторических факультетах, доминирует «левая» версия националистической идеологии. Любые сомнения в её правильности могут навредить академической карьере. В рамках этого подхода трудно представить, что женщина, ставшая символом корейской культуры, могла жертвовать деньги на нужды японской армии. Ведь обвинение в сотрудничестве с колонизаторами — одно из самых тяжёлых в современной Корее.
После Второй мировой войны известная корейская танцовщица Чхве Сын-хи вместе с мужем Ан Маком переехала в Северную Корею в 1946 году, где их встретили с большим энтузиазмом. На тот момент Чхве Сын-хи была единственной корейской артисткой с мировой известностью, и её приезд стал значимым событием для нового северокорейского режима.
Первые десять лет жизни в Пхеньяне были для неё временем славы и успехов. Она основала Институт танца Чхве Сын-хи по указанию Ким Ир Сена, обучая одарённых детей и закладывая основы современных танцевальных традиций Северной Кореи. Её муж занимал пост заместителя министра культуры и пропаганды. Чхве Сын-хи также часто гастролировала за границей, демонстрируя как старые, так и новые постановки.
К концу 1950-х годов ситуация изменилась. Ким Ир Сен начал репрессии против южнокорейской интеллигенции, включая тех, кто бежал на Север после освобождения Кореи. В 1958 году был арестован Ан Мак, а в 1959 году исчезла и сама Чхве Сын-хи. Вероятно ее сослали в провинцию. В 1966 году она ненадолго вернулась с балетом "Хэнё" ("Ныряльщица"), но в 1967 году снова исчезла — на этот раз окончательно.
Её дальнейшая судьба остаётся неизвестной. По разным версиям, она могла быть арестована за попытку бегства в Китай или за переписку с друзьями в Японии.
До конца 1980-х годов её имя было фактически под запретом и в Южной, и в Северной Корее. Однако в начале 1990-х северокорейские власти тихо реабилитировали некоторых деятелей культуры, включая Чхве Сын-хи. Сегодня она официально почитается в Северной Корее, хотя подробности её последних лет остаются в тени. На кладбище в Тэсонсане установлен её надгробный камень, который, вероятно, является символическим, поскольку её настоящие останки могут покоиться в неизвестном месте.
Загадочный эпизод из жизни Александра II
В 1870 году во время охоты в Новгородской губернии произошла загадочная трагедия. Начальник императорских охот Ферзен случайно застрелил егермейстера Скарятина. Случай был тщательно расследован, а результаты расследования опубликовали в «Правительственном вестнике».
Однако среди общества быстро распространились слухи: многие верили, что ответственность на себя взял именно Ферзен, а на самом деле смертельный выстрел сделал сам император Александр II. Более того, ходили рассказы, что убийство было не случайным – якобы царь мстил за своего деда, Павла I, а Скарятин был сыном одного из заговорщиков, участвовавших в его убийстве.
Официальных подтверждений этой теории не было. Сам Александр II придерживался мнения, что Скарятин погиб от случайного выстрела из собственного ружья. Именно так он объяснил случившееся в письме своей возлюбленной Екатерине Долгорукой.
В 1870 году во время охоты в Новгородской губернии произошла загадочная трагедия. Начальник императорских охот Ферзен случайно застрелил егермейстера Скарятина. Случай был тщательно расследован, а результаты расследования опубликовали в «Правительственном вестнике».
Однако среди общества быстро распространились слухи: многие верили, что ответственность на себя взял именно Ферзен, а на самом деле смертельный выстрел сделал сам император Александр II. Более того, ходили рассказы, что убийство было не случайным – якобы царь мстил за своего деда, Павла I, а Скарятин был сыном одного из заговорщиков, участвовавших в его убийстве.
Официальных подтверждений этой теории не было. Сам Александр II придерживался мнения, что Скарятин погиб от случайного выстрела из собственного ружья. Именно так он объяснил случившееся в письме своей возлюбленной Екатерине Долгорукой.