Я долго думал, почему же у нашего главного патриота и отца нации такое восприятие войны: во многом геройское, киношное с придыханием. Ведь достаточно провести час в интернете, покопаться в новостях, всмотреться в эти пустые от боли лица, позвонить, поговорить и понять, что война — это горе, а не героическая картинка.
А потом до меня дошло. Почему его восприятию не быть киношным, если он буквально смотрит фильм, в котором всех побеждает? Для него происходящее — истинная движуха. Сплошная оргия самоутверждения и эго-раздувательства.
Он же видит людей через папочки. Глядит на погибших и раненных через осмотрительно сформированные доклады и заботливо подсчитанные цифры. А если перед ним и появляются живые люди, то они оказываются отобранными с не меньшей заботой и осмотрительностью.
Наверное, любой на его месте так и продолжал бы наслаждаться «движухой». Ехать на фронт — страшно. Рыть правду — больно. Принимать провалы — невыносимо. Откуда же тут взяться адекватности и состраданию? Он — главный герой фильма, исполинская масса, формирующая гравитационную силу. Мы же — третьесортная массовка, отплясывающая в танце патриотизма. Вот и геройствуем как полоумные, крепчаем и отстаиваем суверенитет.
Я долго думал, почему же у нашего главного патриота и отца нации такое восприятие войны: во многом геройское, киношное с придыханием. Ведь достаточно провести час в интернете, покопаться в новостях, всмотреться в эти пустые от боли лица, позвонить, поговорить и понять, что война — это горе, а не героическая картинка.
А потом до меня дошло. Почему его восприятию не быть киношным, если он буквально смотрит фильм, в котором всех побеждает? Для него происходящее — истинная движуха. Сплошная оргия самоутверждения и эго-раздувательства.
Он же видит людей через папочки. Глядит на погибших и раненных через осмотрительно сформированные доклады и заботливо подсчитанные цифры. А если перед ним и появляются живые люди, то они оказываются отобранными с не меньшей заботой и осмотрительностью.
Наверное, любой на его месте так и продолжал бы наслаждаться «движухой». Ехать на фронт — страшно. Рыть правду — больно. Принимать провалы — невыносимо. Откуда же тут взяться адекватности и состраданию? Он — главный герой фильма, исполинская масса, формирующая гравитационную силу. Мы же — третьесортная массовка, отплясывающая в танце патриотизма. Вот и геройствуем как полоумные, крепчаем и отстаиваем суверенитет.
BY Рыбья голова
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy." Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. Some privacy experts say Telegram is not secure enough
from vn
