Что осталось от политики?

ПОСЛЕ.МЕДИА

Что осталось от политики?

Политическое поле в России с началом войны настолько сжалось, что не оставляет почти никаких возможностей для действия. Одиночный пикет, протестный стикер и антивоенный пост — даже такие символические формы протеста могут закончиться уголовным делом. Что остается протестно настроенным россиянам? Один из вариантов — слушать политиков в интернете и ставить лайки антивоенным голосам, звучащим из безопасного места. Многие российские оппозиционеры стали блогерами, вероятно, полагаясь на свою виртуальную аудиторию как на политическую силу будущего. Может ли из просмотра YouTube, склок в твиттере и погони за числом подписчиков возникнуть консолидированное протестное движение? Каким бы ни был ответ на этот вопрос, господство медиаполитики как формы политической работы вызывает опасения.

Засилье медиаполитики иллюстрирует массовое отчуждение граждан от участия в политической жизни, и это не российская особенность, а длительный мировой тренд. Сами профессиональные политики к концу ХХ века все чаще стали полагаться на услуги внешних консультантов и политтехнологов. Их консультации стали нормой не только для разных ведомств государственного аппарата, но и для политический партий. Политикам больше не нужно (да и попросту вредно) вовлекать сторонников в большие и стабильные структуры — достаточно ознакомиться с результатами опросов и следовать предвыборной стратегии, разработанной экспертами. В России политтехнологи появились и показали себя в середине девяностых годов. Злоупотребление этими технологиями способствовало тому, что в России политика теперь воспринимается как «грязное дело».

Как политические технологии и логика потребительского капитализма влияют на демократию? Почему успех российской оппозиции в медиа и социальных сетях может оказаться проблемой? Историк и журналист Владимир Метелкин разбирается в отношениях между новыми медиа и политикой.

Читать без VPN

Read in English