«Нас осталось мало: мы да наша боль…» Люди идут по дороге, вокруг которой активно развернулись строительные работы. Почти 20 лет эта изрытая котлованами земля была их огородами — рабочих и служащих, ветеранов войны и труда, воинов-«афганцев» и ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Теперь от неё им достаётся только пыль, мягко опускающаяся на согбенные плечи. Рудиментом прошлой жизни стоит среди котлованов уцелевший абрикос Ольги Савченко, получившей свой надел совсем молоденькой, в конце 1990-х. Рядом с абрикосом — куча грунта, похожая на террикон. По самому участку Ольги проходит асфальтированная дорога, которой бывшие огородники идут на митинг — отстаивать отнятую у них землю.
Из протестных рядов уже выбыли все участники Великой Отечественной войны. «Так и умерли ограбленными», — вздыхают женщины, которых здесь большинство.
Кто-то принёс складные брезентовые стульчики: их передают тем, кому протестовать стоя слишком тяжело. Ветер раскачивает привязанную к стульчику этикетку — видать, его покупали специально для митинга. Я смотрю на эту качающуюся этикетку и мне хочется плакать.
Мы уже писали о том, что в Краснодаре одновременно ограбили более тысячи садоводов и огородников...
«Нас осталось мало: мы да наша боль…» Люди идут по дороге, вокруг которой активно развернулись строительные работы. Почти 20 лет эта изрытая котлованами земля была их огородами — рабочих и служащих, ветеранов войны и труда, воинов-«афганцев» и ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Теперь от неё им достаётся только пыль, мягко опускающаяся на согбенные плечи. Рудиментом прошлой жизни стоит среди котлованов уцелевший абрикос Ольги Савченко, получившей свой надел совсем молоденькой, в конце 1990-х. Рядом с абрикосом — куча грунта, похожая на террикон. По самому участку Ольги проходит асфальтированная дорога, которой бывшие огородники идут на митинг — отстаивать отнятую у них землю.
Из протестных рядов уже выбыли все участники Великой Отечественной войны. «Так и умерли ограбленными», — вздыхают женщины, которых здесь большинство.
Кто-то принёс складные брезентовые стульчики: их передают тем, кому протестовать стоя слишком тяжело. Ветер раскачивает привязанную к стульчику этикетку — видать, его покупали специально для митинга. Я смотрю на эту качающуюся этикетку и мне хочется плакать.
Мы уже писали о том, что в Краснодаре одновременно ограбили более тысячи садоводов и огородников...
Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. In 2014, Pavel Durov fled the country after allies of the Kremlin took control of the social networking site most know just as VK. Russia's intelligence agency had asked Durov to turn over the data of anti-Kremlin protesters. Durov refused to do so. Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips.
from vn
