Задолго до. Дед Мороз и философский камень сосулька. Дед Мороз и кубок огня весна. Дед Мороз и лето. Как Дед Мороз парад принимал. Подарки Деда Мороза. Похождения Деда Мороза. Дед Мороз приглашает всех!
Листовки, пригласительные билеты, открытки, календарики, старинные банкноты - вечные спутники библиофилов. В старых книгах можно найти всё, что угодно.
После обильных новогодних майонезных застолий пора подумать и о душе о более легкой пище. Не совсем понятен выбор картинки. Почему девочка с оленем? Почему не с морковкой? Одни вопросы как всегда.
1912
После обильных новогодних майонезных застолий пора подумать и
1912
"Путешествие в полуденную Россию". С таким красивым названием в начале XIX века выпустил свой труд один из подражателей Н.М. Карамзина - Владимир Васильевич Измайлов (1773-1830).
Книга написана в жанре "сентиментального путешествия" в письмах.
"Я хотел прежде всего видеть мое Отечество - видел прекраснейшую часть - и описал её. Путешествие Русского по России, есть первое в сем роде. Но чувствую, что слабость моего таланта не соответствовала важности и достоинству предмета…"
Первое издание вышло в 1800-1802 гг., второе обновленное в 1805 году в 4 частях.
Первые части посвящены Киеву, Полтаве, Херсону, Одессе, Николаеву и Крыму.
Книга написана в жанре "сентиментального путешествия" в письмах.
"Я хотел прежде всего видеть мое Отечество - видел прекраснейшую часть - и описал её. Путешествие Русского по России, есть первое в сем роде. Но чувствую, что слабость моего таланта не соответствовала важности и достоинству предмета…"
Первое издание вышло в 1800-1802 гг., второе обновленное в 1805 году в 4 частях.
Первые части посвящены Киеву, Полтаве, Херсону, Одессе, Николаеву и Крыму.
Рождественские номера старых журналов. Каждый из них – отдельное произведение искусства. Журнал "Лукоморье", 25 декабря 1914 года. Оформление Дмитрия Митрохина.
***
Были светлые виденья… В небе ангелы летали…
Шли цари путем заветным за таинственной звездой…
Можно-ль верить в дни раздоров, под удары тяжкой стали,
В эти чудные сказанья нашей древности седой?
⠀
Кровь и стоны… гул снарядов… призрак смерти многоликой…
Черным трауром несчастья облаченный скорбный мир…
И евангельская песня, - песня радости великой:
Слава в вышних, Богу – слава, а земле – покой и мир!..
⠀
В эти дни земных раздоров можно-ль верить песням рая,
Возвестившим обновленье очарованной земле?
Разделенные враждою люди гибнут, умирая, -
Каждый день твердить о смерти, о жестокости и зле…
⠀
Но не раз уже в раздорах были дни пережитые, -
Шли века жестоких распрей, потрясений и невзгод, -
А слова далекой песни сохранились, как святые, -
И, храня священный праздник, мы поем их каждый год.
⠀
Значит – живо что-то в сердце… вера в счастье возрожденья…
Значит – снам блаженным рая наше сердце отклик шлет…
Можно верить в дни раздоров – в эти светлые виденья,
В яркий путь звезды заветной, в светлый ангельский полет…
⠀
В. Опочинин
***
Были светлые виденья… В небе ангелы летали…
Шли цари путем заветным за таинственной звездой…
Можно-ль верить в дни раздоров, под удары тяжкой стали,
В эти чудные сказанья нашей древности седой?
⠀
Кровь и стоны… гул снарядов… призрак смерти многоликой…
Черным трауром несчастья облаченный скорбный мир…
И евангельская песня, - песня радости великой:
Слава в вышних, Богу – слава, а земле – покой и мир!..
⠀
В эти дни земных раздоров можно-ль верить песням рая,
Возвестившим обновленье очарованной земле?
Разделенные враждою люди гибнут, умирая, -
Каждый день твердить о смерти, о жестокости и зле…
⠀
Но не раз уже в раздорах были дни пережитые, -
Шли века жестоких распрей, потрясений и невзгод, -
А слова далекой песни сохранились, как святые, -
И, храня священный праздник, мы поем их каждый год.
⠀
Значит – живо что-то в сердце… вера в счастье возрожденья…
Значит – снам блаженным рая наше сердце отклик шлет…
Можно верить в дни раздоров – в эти светлые виденья,
В яркий путь звезды заветной, в светлый ангельский полет…
⠀
В. Опочинин
Царьград - так издревле называли славяне Константинополь, нынешний Стамбул. Такое название и у замечательного иллюстрированного сборника, вышедшего в Москве в 1915 году. Одна из статей в нем называется "Царьград - законное наследие Земли Русской".
⠀
"…Россия всегда с особым вниманием относилась ко всему, что касалось восточного вопроса, а когда возникала война с Турцией, то всегда становился на очередь и вопрос о Царьграде.
…И теперь, как никогда, мы чувствуем, что вопрос о Царьграде должен разрешиться окончательно, что Россия должна выполнить то, что завещали ей древние предсказатели и наши ближайшие предки. Мы должны решить этот больной для нас вопрос и не оставлять решения его нашим потомкам, которым будет труднее разрешить его. Царьград должен быть достоянием земли Русской, ибо генеалогически и исторически земля Русская – законный владетель Царьграда…"
⠀
⠀
"…Россия всегда с особым вниманием относилась ко всему, что касалось восточного вопроса, а когда возникала война с Турцией, то всегда становился на очередь и вопрос о Царьграде.
…И теперь, как никогда, мы чувствуем, что вопрос о Царьграде должен разрешиться окончательно, что Россия должна выполнить то, что завещали ей древние предсказатели и наши ближайшие предки. Мы должны решить этот больной для нас вопрос и не оставлять решения его нашим потомкам, которым будет труднее разрешить его. Царьград должен быть достоянием земли Русской, ибо генеалогически и исторически земля Русская – законный владетель Царьграда…"
⠀
Маяковский и "чёрт-библиофил".
⠀
Осенью, то ли 1928-го, то ли 1929-го года, мне, приехавшему на гастроли в Ленинград, довелось жить с Маяковским в одной гостинице. Общий наш друг режиссер Давид Гутман, проживавший в то время тоже в Ленинграде, пригласил и его, и меня, и еще ряд товарищей в гости.
…Мне в те дни посчастливилось, и я приобрел у одного старого библиографа его довольно значительную коллекцию альманахов и сборников 18-го и 19-го столетий.
Альманахи и сборники я всегда собирал с особенной страстью. Для меня эта вновь приобретенная коллекция была уже не первой и отнюдь не последней.
Я, что называется, "ершил" экземпляры, добиваясь для своего собрания полноты и лучшего вида. Однако и в этом моем "заходе" были чудесные вещи: комплекты "Северных цветов" Дельвига, "Невского альманаха" Аладьина, "Полярной звезды" Бестужева и Рылеева, "Мнемозины" Кюхельбекера и Одоевского, "Для немногих" Жуковского, все литературные сборники Некрасова, редчайшие альманахи поэтов-радищевцев, сожженная царской цензурой "Вятская незабудка" и множество других, тех самых, о которых когда-то Пушкин сказал, что они - "сделались представителями нашей словесности. По ним со временем станут судить о ее движениях и успехах".
За столом разговор некоторое время вертелся вокруг этой моей находки. Единомышленников по книжному собирательству не было ни одного, и все "испытанные остряки", во главе с самим Владимиром Владимировичем, подтрунивали над моей "страстишкой", называя меня "старьевщиком", "шурум-бурумщиком" и так далее. Поэт громогласно процитировал самого себя:
"Ненавижу всяческую мертвечину - Обожаю всяческую жизнь!"
⠀
…Мне с Маяковским было по дороге, но в пути он предупредил меня, что идет прямо ко мне.
- Зачем, Владимир Владимирович? Четвертый час
ночи!
- А вот, посмотрю, что за дрянь вы там накупили...
Зашли в номер. Альманахи и сборники были разложены у меня корешками вверх на огромном диване, на креслах, на полу.
Маяковский разделся, снял пиджак, выгрузив предварительно из карманов огромное количество папирос, и вплотную подсел к книгам.
- Не обращайте на меня внимания. Делайте свое дело!
Дела у меня не было никакого, и я вскоре просто уснул самым блаженным образом.
Утром, часов в одиннадцать, моим глазам представилась незабываемая картина. В комнате плавали облака табачного дыма. Порядок, в котором я уложил альманахи и сборники, был полностью нарушен. Видно было, что их перелистали все до единого, а сидящий в той же позе Маяковский, набросав в пепельницу гору окурков, то что называется, "добивал" последние альманахи...
Удивленный до крайности, я подсел к Владимиру Владимировичу и в ту же минуту имел удовольствие убедиться, что его знаменитое "Ненавижу всяческую мертвечину" - к старой русской книге, к ее творцам и создателям, никакого отношения не имеет. Он не только уважал и любил старую книгу, но, что гораздо важнее, хорошо ее знал.
Об имеющихся у меня альманахах и сборниках, об участвовавших в них поэтах и писателях он рассказал мне больше, чем знали многие специалисты…
⠀
Прощаясь, я шутливо спросил:
- А как же, Владимир Владимирович, ваши вчерашние
"старьевщик", "шурум-бурумщик"?
Маяковский ответил:
- Да ведь я же думал, что у вас, чертей-библиофилов, книги-то неразрезанные!
⠀
Н.П. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах.
⠀
Осенью, то ли 1928-го, то ли 1929-го года, мне, приехавшему на гастроли в Ленинград, довелось жить с Маяковским в одной гостинице. Общий наш друг режиссер Давид Гутман, проживавший в то время тоже в Ленинграде, пригласил и его, и меня, и еще ряд товарищей в гости.
…Мне в те дни посчастливилось, и я приобрел у одного старого библиографа его довольно значительную коллекцию альманахов и сборников 18-го и 19-го столетий.
Альманахи и сборники я всегда собирал с особенной страстью. Для меня эта вновь приобретенная коллекция была уже не первой и отнюдь не последней.
Я, что называется, "ершил" экземпляры, добиваясь для своего собрания полноты и лучшего вида. Однако и в этом моем "заходе" были чудесные вещи: комплекты "Северных цветов" Дельвига, "Невского альманаха" Аладьина, "Полярной звезды" Бестужева и Рылеева, "Мнемозины" Кюхельбекера и Одоевского, "Для немногих" Жуковского, все литературные сборники Некрасова, редчайшие альманахи поэтов-радищевцев, сожженная царской цензурой "Вятская незабудка" и множество других, тех самых, о которых когда-то Пушкин сказал, что они - "сделались представителями нашей словесности. По ним со временем станут судить о ее движениях и успехах".
За столом разговор некоторое время вертелся вокруг этой моей находки. Единомышленников по книжному собирательству не было ни одного, и все "испытанные остряки", во главе с самим Владимиром Владимировичем, подтрунивали над моей "страстишкой", называя меня "старьевщиком", "шурум-бурумщиком" и так далее. Поэт громогласно процитировал самого себя:
"Ненавижу всяческую мертвечину - Обожаю всяческую жизнь!"
⠀
…Мне с Маяковским было по дороге, но в пути он предупредил меня, что идет прямо ко мне.
- Зачем, Владимир Владимирович? Четвертый час
ночи!
- А вот, посмотрю, что за дрянь вы там накупили...
Зашли в номер. Альманахи и сборники были разложены у меня корешками вверх на огромном диване, на креслах, на полу.
Маяковский разделся, снял пиджак, выгрузив предварительно из карманов огромное количество папирос, и вплотную подсел к книгам.
- Не обращайте на меня внимания. Делайте свое дело!
Дела у меня не было никакого, и я вскоре просто уснул самым блаженным образом.
Утром, часов в одиннадцать, моим глазам представилась незабываемая картина. В комнате плавали облака табачного дыма. Порядок, в котором я уложил альманахи и сборники, был полностью нарушен. Видно было, что их перелистали все до единого, а сидящий в той же позе Маяковский, набросав в пепельницу гору окурков, то что называется, "добивал" последние альманахи...
Удивленный до крайности, я подсел к Владимиру Владимировичу и в ту же минуту имел удовольствие убедиться, что его знаменитое "Ненавижу всяческую мертвечину" - к старой русской книге, к ее творцам и создателям, никакого отношения не имеет. Он не только уважал и любил старую книгу, но, что гораздо важнее, хорошо ее знал.
Об имеющихся у меня альманахах и сборниках, об участвовавших в них поэтах и писателях он рассказал мне больше, чем знали многие специалисты…
⠀
Прощаясь, я шутливо спросил:
- А как же, Владимир Владимирович, ваши вчерашние
"старьевщик", "шурум-бурумщик"?
Маяковский ответил:
- Да ведь я же думал, что у вас, чертей-библиофилов, книги-то неразрезанные!
⠀
Н.П. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах.
"…В 1729 году в с. Ключе, недалеко от г. Ряжска, в тогдашней рязанской провинции, происходило невиданное никогда зрелище: некий кузнец Гернак, по прозвищу Гроза, заявил собравшемуся народу, что он поднимется в воздух "яко птица".
Посмотреть на диковинное зрелище собралось много народа. Гернак заблаговременно заготовил себе крылья из проволоки, и в назначенный день на глазах собравшихся надел их, как рукава. Другие такие же крылья он надел на ноги. На концах крыльев были прикреплены мягкие перья, по словам летописца, "самые мягкие, как пух из ястребков и рыболовов". На голову одел шапку с такими же перьями и, перекрестившись, поднялся на воздух, пролетел немного, "ни высоко, ни низко" - как говорится в современном описании этого события, и затем, устав, спустился на кровлю церкви, с намерением на следующий же день повторить свой полет.
Но местный поп нашел, что кузнец, вздумавший летать по воздуху, знается с нечистою силою, крылья сжег, а самого Гернака чуть было не проклял. Подъем Гернака – был первой удачною попыткою в России подняться на воздух".
В. Русаков. Русские первенцы. 1908.
Посмотреть на диковинное зрелище собралось много народа. Гернак заблаговременно заготовил себе крылья из проволоки, и в назначенный день на глазах собравшихся надел их, как рукава. Другие такие же крылья он надел на ноги. На концах крыльев были прикреплены мягкие перья, по словам летописца, "самые мягкие, как пух из ястребков и рыболовов". На голову одел шапку с такими же перьями и, перекрестившись, поднялся на воздух, пролетел немного, "ни высоко, ни низко" - как говорится в современном описании этого события, и затем, устав, спустился на кровлю церкви, с намерением на следующий же день повторить свой полет.
Но местный поп нашел, что кузнец, вздумавший летать по воздуху, знается с нечистою силою, крылья сжег, а самого Гернака чуть было не проклял. Подъем Гернака – был первой удачною попыткою в России подняться на воздух".
В. Русаков. Русские первенцы. 1908.
Финская колдунья и русский штык.
…На Котке был прежде маяк, который нынче тоже упразднен, но башня его существует. Вот какой миф рассказал нам один роченсальмский старожил об этом маяке:
"Маяк наш, изволите видеть, был, как и все прочие: горел себе ночью светло и весело до той поры, когда Русские, покорив большую часть Финляндии, заставили набольшую финскую колдунью метаться без памяти с горы на гору, с острова на остров: ей больно не хотелось попасться в руки русского солдата, над которым чары ее не имели никакого действия. Наконец она забилась в башню здешнего маяка.
"Что за чорт?" говорили сторожа, "огонь стал гаснуть, как ни зажигай! Верно, нечистая сила гасит!" И они угадали. Колдунья, с сердцов на то, что ее прогнали с матерой земли, тушила настоящий маяк и разводила воздушные огни на берегу, гораздо правее Котки, так что моряки, обмороченные злой ведьмой, попадали на каменные гряды и разбивались, к совершенному удовольствию нечистой силы.
Однакож, и здесь она недолго проказила; русский штык добрался до нее, и она с визгом, стоном и хохотом бросилась в реку Кюмень". Итак, если вы слышите свист и шум Гексфорса, то знайте, что это свистит и шумит финская колдунья.
В. Мельницкий. Шхеры Финского залива. 1852.
…На Котке был прежде маяк, который нынче тоже упразднен, но башня его существует. Вот какой миф рассказал нам один роченсальмский старожил об этом маяке:
"Маяк наш, изволите видеть, был, как и все прочие: горел себе ночью светло и весело до той поры, когда Русские, покорив большую часть Финляндии, заставили набольшую финскую колдунью метаться без памяти с горы на гору, с острова на остров: ей больно не хотелось попасться в руки русского солдата, над которым чары ее не имели никакого действия. Наконец она забилась в башню здешнего маяка.
"Что за чорт?" говорили сторожа, "огонь стал гаснуть, как ни зажигай! Верно, нечистая сила гасит!" И они угадали. Колдунья, с сердцов на то, что ее прогнали с матерой земли, тушила настоящий маяк и разводила воздушные огни на берегу, гораздо правее Котки, так что моряки, обмороченные злой ведьмой, попадали на каменные гряды и разбивались, к совершенному удовольствию нечистой силы.
Однакож, и здесь она недолго проказила; русский штык добрался до нее, и она с визгом, стоном и хохотом бросилась в реку Кюмень". Итак, если вы слышите свист и шум Гексфорса, то знайте, что это свистит и шумит финская колдунья.
В. Мельницкий. Шхеры Финского залива. 1852.
Иличевский здорового человека.
Алексей Демьянович Илличевский (1798-1837).
Лицейский друг Пушкина, поэт, статский советник.
Считается, что первое юношеское произведение Пушкина "Песня" было исправлено и закончено Илличевским. В лицее Илличевский был одним из самых видных сочинителей, писал басни, эпиграммы, послания. Пушкин называл его "остряком любезным" и предлагал вылить сотню эпиграмм "на недруга и друга".
В 1827 году вышла единственная книга стихов Илличевского "Опыты в антологическом роде".
Алексей Демьянович Илличевский (1798-1837).
Лицейский друг Пушкина, поэт, статский советник.
Считается, что первое юношеское произведение Пушкина "Песня" было исправлено и закончено Илличевским. В лицее Илличевский был одним из самых видных сочинителей, писал басни, эпиграммы, послания. Пушкин называл его "остряком любезным" и предлагал вылить сотню эпиграмм "на недруга и друга".
В 1827 году вышла единственная книга стихов Илличевского "Опыты в антологическом роде".
"…Еще один род развлечений, от которого следует, безусловно, предостеречь молодых людей: мы имеем в виду театр. Посещение театра содействует ослаблению нравственных принципов, и благодаря ему множество юношей каждогодно испытывают колебание своих нравственных устоев и выталкиваются на путь греха и разврата. Можно надеяться, что лет через 60-70 театр будет подвергнут очистке и поднимется на более высокую ступень.
…Губительное влияние театра вскоре дает себя знать в жизни молодых людей. Нравственные принципы, внушить которые мальчикам годами старались их родители, уничтожаются одним росчерком пера. Здесь их научают обращать внимание на возбуждающее действие спиртных напитков, тогда как оборотная сторона медали – именно унизительные влияния пьянства – остаются тщательно скрытыми от них. Здесь они попадают под влияние таких людей, которые питают отвращение к семейной жизни, которые считают глупостью и пустяком всё то, что не обладает достаточной пикантностью, чтобы возбудить их истощенные, отупевшие нервы.
…Каждый вечер театры оглушают и смущают тысячи юношей, которые после того легко становятся жертвой портерных, игорных домов и домов терпимости, тесным кольцом окружающих театры… Танцы и посещение театров настолько же опасны и гибельны для добродетели, как вода для огня, соль для железа, масло для резины и смерть для жизни".
Доктор Сильванус Шталь. Что должен знать молодой человек? 1912.
…Губительное влияние театра вскоре дает себя знать в жизни молодых людей. Нравственные принципы, внушить которые мальчикам годами старались их родители, уничтожаются одним росчерком пера. Здесь их научают обращать внимание на возбуждающее действие спиртных напитков, тогда как оборотная сторона медали – именно унизительные влияния пьянства – остаются тщательно скрытыми от них. Здесь они попадают под влияние таких людей, которые питают отвращение к семейной жизни, которые считают глупостью и пустяком всё то, что не обладает достаточной пикантностью, чтобы возбудить их истощенные, отупевшие нервы.
…Каждый вечер театры оглушают и смущают тысячи юношей, которые после того легко становятся жертвой портерных, игорных домов и домов терпимости, тесным кольцом окружающих театры… Танцы и посещение театров настолько же опасны и гибельны для добродетели, как вода для огня, соль для железа, масло для резины и смерть для жизни".
Доктор Сильванус Шталь. Что должен знать молодой человек? 1912.
В конкурсе волшебных рифм первое место всегда занимала рифма Леонида Филатова "рейтузы-профсоюзы" в пародии на Евтушенко.
Звезда стриптиза, рыжая Эдит,
Сказала, деловито сняв рейтузы:
"Ты знаешь, Женя, наши профсоюзы
Считают, что Таганка победит!.."
А вот сыскалось и второе место, встречайте.
Е.А. Долинова. Как Землеройку привезли на стройку.
Свердловск, 1960.
Звезда стриптиза, рыжая Эдит,
Сказала, деловито сняв рейтузы:
"Ты знаешь, Женя, наши профсоюзы
Считают, что Таганка победит!.."
А вот сыскалось и второе место, встречайте.
Е.А. Долинова. Как Землеройку привезли на стройку.
Свердловск, 1960.