Telegram Group & Telegram Channel
​​Уроки устной истории

Когда речь заходит об истории как о науке, первым делом в голову приходит образ историка, сидящего в архиве и изучающего те или иные письменные источники. И в основном этот образ соответствует действительности, ведь историческая наука, прежде всего, стоит именно на письменных документах. Но не на них одних.

Со второй половины XX в. на Западе, в том числе и в России, начала формироваться так называемая «устная история», чей метод получения информации заключается в интервьюировании участников и свидетелей исторических событий.

Во многом рождению данной методики поспособствовали трагедии первой половины XX в.: мировые войны, нацистский и коммунистический террор, пик колониализма. Во-первых, масштаб всех этих событий привёл к тому, что история перестала быть «историей элит». Во-вторых, появилась потребность заполнить многочисленные лакуны и «белые пятна», неохваченные «официальной историей» по причине уничтожения или засекречивания архивных документов. «Устная история» дала «голос» жертвам Холокоста, сталинских репрессий или расовой сегрегации.

Впрочем, у нового метода быстро появились и критики. Насколько допустимо полагаться на память респондентов, учитывая, что чаще всего их просят рассказать о событиях, произошедших много десятилетий назад? Многочисленные междисциплинарные исследования показали, что даже если человек не врёт, его память неизбежно трансформируется под воздействием последующего опыта и общепринятых социальных установок. Иными словами, процесс вспоминания в большей степени зависит от актуального настоящего, чем от прошлого, которое «вспоминается».

Историк Лутц Нитхаммер, являющийся пионером «устной истории» в Германии, отвечает на критику следующим образом. Он сравнивает «устную историю» с археологией, только последняя больше специализируется на древности, а «устная история» – на современности. В остальном же оба метода схожи «нетрадиционным» добыванием информации, которая всегда является неполной и должна подтверждаться как другими аналогичными «находками», так и письменными источниками. Для того чтобы делать какие-то конкретные выводы, недостаточно одного или двух свидетельств, а следует накопить определённую «критическую массу» подтверждений.

«Устная история», по мнению Нитхаммера, способна примирить традиционный историзм, который обычно представлял историю как череду действий «великих личностей», и социальную историю, проистекающую из марксизма, согласно которой внимания заслуживают, прежде всего, общественные классы. «Устная история» сохраняет индивидуализм биографий, но концентрируется отныне уже не на «фонах» и «баронах», а на шахтёрах, прачках, дворниках и прочих представителях «глубинного народа».

Следовательно, продуктивнее использовать подобный метод не для узнавания каких-либо конкретных фактов (по причине вышеизложенных издержек воспоминаний), а для реконструкции бытовавших некогда общественных отношений: как относились к той или иной социальной группе, кто на кого работал, что и о ком думали, какие были особенности повседневной жизни? Здесь тоже нужно быть осторожным: вспоминают, прежде всего, об отличиях между «тогда» и «сейчас», игнорируя сходства, а повседневная рутина зачастую «вымывается» из памяти, и остаются воспоминания о каких-то непоказательных уникальных нетипичных ситуациях.

Однако если исследователь надлежащим образом подготовится к интервью, составит подходящую методику, внушит к себе доверие и впоследствии правильно отфильтрует информацию, полученную от разных респондентов, то в таком случае «устная история» в самом деле способна обогатить историческую науку новыми знаниями, которые не получится вычитать ни в одном документе.

На картинке: обложка книги Лутца Нитхаммера «Вопросы к немецкой памяти», переведённой на русский язык в 2012 г. В ней собраны фрагменты интервью с респондентами как из Западной, так и из Восточной Германии, посвящённые их воспоминаниям о военных и послевоенных годах.



group-telegram.com/stahlhelm/2226
Create:
Last Update:

​​Уроки устной истории

Когда речь заходит об истории как о науке, первым делом в голову приходит образ историка, сидящего в архиве и изучающего те или иные письменные источники. И в основном этот образ соответствует действительности, ведь историческая наука, прежде всего, стоит именно на письменных документах. Но не на них одних.

Со второй половины XX в. на Западе, в том числе и в России, начала формироваться так называемая «устная история», чей метод получения информации заключается в интервьюировании участников и свидетелей исторических событий.

Во многом рождению данной методики поспособствовали трагедии первой половины XX в.: мировые войны, нацистский и коммунистический террор, пик колониализма. Во-первых, масштаб всех этих событий привёл к тому, что история перестала быть «историей элит». Во-вторых, появилась потребность заполнить многочисленные лакуны и «белые пятна», неохваченные «официальной историей» по причине уничтожения или засекречивания архивных документов. «Устная история» дала «голос» жертвам Холокоста, сталинских репрессий или расовой сегрегации.

Впрочем, у нового метода быстро появились и критики. Насколько допустимо полагаться на память респондентов, учитывая, что чаще всего их просят рассказать о событиях, произошедших много десятилетий назад? Многочисленные междисциплинарные исследования показали, что даже если человек не врёт, его память неизбежно трансформируется под воздействием последующего опыта и общепринятых социальных установок. Иными словами, процесс вспоминания в большей степени зависит от актуального настоящего, чем от прошлого, которое «вспоминается».

Историк Лутц Нитхаммер, являющийся пионером «устной истории» в Германии, отвечает на критику следующим образом. Он сравнивает «устную историю» с археологией, только последняя больше специализируется на древности, а «устная история» – на современности. В остальном же оба метода схожи «нетрадиционным» добыванием информации, которая всегда является неполной и должна подтверждаться как другими аналогичными «находками», так и письменными источниками. Для того чтобы делать какие-то конкретные выводы, недостаточно одного или двух свидетельств, а следует накопить определённую «критическую массу» подтверждений.

«Устная история», по мнению Нитхаммера, способна примирить традиционный историзм, который обычно представлял историю как череду действий «великих личностей», и социальную историю, проистекающую из марксизма, согласно которой внимания заслуживают, прежде всего, общественные классы. «Устная история» сохраняет индивидуализм биографий, но концентрируется отныне уже не на «фонах» и «баронах», а на шахтёрах, прачках, дворниках и прочих представителях «глубинного народа».

Следовательно, продуктивнее использовать подобный метод не для узнавания каких-либо конкретных фактов (по причине вышеизложенных издержек воспоминаний), а для реконструкции бытовавших некогда общественных отношений: как относились к той или иной социальной группе, кто на кого работал, что и о ком думали, какие были особенности повседневной жизни? Здесь тоже нужно быть осторожным: вспоминают, прежде всего, об отличиях между «тогда» и «сейчас», игнорируя сходства, а повседневная рутина зачастую «вымывается» из памяти, и остаются воспоминания о каких-то непоказательных уникальных нетипичных ситуациях.

Однако если исследователь надлежащим образом подготовится к интервью, составит подходящую методику, внушит к себе доверие и впоследствии правильно отфильтрует информацию, полученную от разных респондентов, то в таком случае «устная история» в самом деле способна обогатить историческую науку новыми знаниями, которые не получится вычитать ни в одном документе.

На картинке: обложка книги Лутца Нитхаммера «Вопросы к немецкой памяти», переведённой на русский язык в 2012 г. В ней собраны фрагменты интервью с респондентами как из Западной, так и из Восточной Германии, посвящённые их воспоминаниям о военных и послевоенных годах.

BY Стальной шлем




Share with your friend now:
group-telegram.com/stahlhelm/2226

View MORE
Open in Telegram


Telegram | DID YOU KNOW?

Date: |

Such instructions could actually endanger people — citizens receive air strike warnings via smartphone alerts. Again, in contrast to Facebook, Google and Twitter, Telegram's founder Pavel Durov runs his company in relative secrecy from Dubai. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. However, the perpetrators of such frauds are now adopting new methods and technologies to defraud the investors. Sebi said data, emails and other documents are being retrieved from the seized devices and detailed investigation is in progress.
from vn


Telegram Стальной шлем
FROM American