Увидела на одном канале среди многочисленных «уникальных» предложений и такое: индивидуальное обучение мифологии. Описание этой чудесной услуги отсутствует, само собой

И что это? Как это?

Ты заносишь денег, а тебе пересказывают мифы?
«С Муз, геликонских богинь, мы песню свою начинаем»?
«Конунг Гюльви правил тою страной, что зовётся теперь Швецией?»?
Вот такое вот и всякие прочие «скипидары бога»™?

Для тех, кто читать не умеет, что ли? Или там предлагаются «научные комментарии» по ходу пьесы? Загадка.

Впрочем, в тележке продают даже «мем-сопровождение вашего канала», чего уж.

Вот не тем я занимаюсь, не тем.

#уцарямидасаослиныеуши

я живу в библиотеке
я гуляю между строк

нынче римляне и греки
завтра анненский и блок

я люблю совсем простое
то что воздух сам пропел

поле белое пустое
интервал абзац пробел

Вячеслав Попов

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Мой фамильяр, карманный филологический кракен, уже давно со мной: когда-то меня многое прям настолько бесило в книжках, в авторах, в книгоблогерах, в литпроцессе, что я писала об этом злобные весёленькие посты — сначала в одной там квадратной соцсеточке, а потом и здесь, а не просто выступала с гневными монологами за семейным, скажем, обедом.

Однако где-то с год, наверное, я даже если и грожусь выпустить кракена по тому или другому поводу, чот всё не выпускаю. Маринуется бедолага. Скучает.

Возможно, мне просто надоело бухтеть — ведь это просто сотрясение воздуха, это ни на что не влияет: стрёмные книги продолжают выходить, люди продолжают читать жопой, и всякая прочая дичь существует и ничо ей не делается. К тому же, злые тексты, пусть и доставляют радость — pardon my French — в моменте (и их автору, и некоторым читателям), всё ж не несут в себе почти (sic!) ничего конструктивного. Кракен мой просто добавляет в мир ещё немного хаоса и печали.

К тому же, соцсети так сократили дистанцию между сердитым читателем и автором, что мне, я заметила, будто бы неловко ругать книгу — пусть и правда фиговатую! — человека, который, не знаю, спасает котиков, усыновляет детей, страдает депрессией или преодолевает другие (ментальные) сложности. Вдруг этому светлому человечку™ (чувствуете, кракен-то здесь, машет тентаклем) просто нужно ещё немного опыта и поддержки, и он выдаст-таки реальную шедевру, а тут ты со своим филологическим моллюском возьмёшь и всё испортишь. Нехорошо.

И не лучше ли бесконечно писать про немецких романтиков рассказывать что-то интересное, чем фырчать на всякую ерунду?

Лучше, наверное.

Но мы с кракеном — тоже своего рода светлые человечки (что? да!), у нас тоже есть чувства (вот чувство прекрасного, например), и какого фига нам сдерживаться, если некоторые авторы сдерживаться нужным не считают?

Так решили.
До скорых встреч!

Сегодня книжным людям положено писать про Нонфик и Большую книгу, но я, пожалуй, буду и дальше чилить, как Жоржи Амаду с кисонькой.

#котэнт

Ну я

От хлопьев улицы храня покой невинный
безруких полудев, причёсанных и чинных,
витринное стекло течёт, едва задето
прикосновеньем точек легковейных.
Мельканье это и прохожих лица,
домов окраска, жидкие сугробы -
всё в манную преобразилось кашу,
мне сладковаты люди и лошадки,
и, пятилетний, я хочу в кроватку.

Андрей Николев

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Под конец недели так задолбалась, что прочитала вместо

пышнопоножные мужи ахейцы —

п ы ш н о ж о п ы е мужи.

Вечер пятницы, чо.

#уцарямидасаослиныеуши

Пока филологический кракен разминает тентакли для поста про эту книжицу, поворчим вот на что.

Соцсети и тележенька в частности приближают авторов и читателей друг к другу: не в том смысле, что это «начало прекрасной дружбы»™ (хотя и такое, кажется, бывает), а в том, что и — pardon my French — писательская кухня, и читательская столовая рецепция теперь доступны всем заинтересованным буквально по щелчку (сиречь тыцу и свайпу). И, например, во мне это порождает не только филологический, но и — назовём это так — антропологический интерес.

Наблюдать, конечно, интереснее за молодыми особями, потому что они часто несут в интернеты всех себя целиком. Ещё интереснее подмечать в этой среде некие тенденции, что ли.

Ну, например.

Существует категория молодых людей, которые твёрдо решили сделаться писателями. То есть они не просто хотят написать нечто чудесное и поведать об этом миру. Они будто бы прежде всего мечтают о бумажном издании, тиражах, интервью и признании на малой родине и повсеместно — об этом они пишут в личных канальях и в специально отведённых местах для нытья и жалоб.

Я не говорю, что желать признания — плохо, вовсе даже наоборот! Классно, если у талантливого человека получается стать востребованным и любимым автором (и очень жаль, когда этого не случается). Но вот как-то мне всегда казалось (о факЬ, кажется, я распоследний романтик), что слово и текст для писателя должны быть первичны, а всё остальное — это так, приятный бонус. Однако гуляя по каналам молодых авторов, я вижу, что для многих текст — их собственная книга! — видится лишь способом пробиться и достигнуть.

То есть вот буквально: человек ставит себе задачу опубликоваться в определённом издательстве и составляет табличку наиболее частотных тем и тропов в издательском портфеле, но не для того, чтобы знать: ага, такую вот историю туда отправлять стоит, а такая им не подойдёт. Нет. Это делается (и человек говорит об этом прямо), чтобы написать историю специально под «запросы» издательства, чтоб уж наверняка. Когда затея проваливается, автор негодует: просчитался, но где?!

Мысли о том, что надо как-то, возможно, поработать над стилем, например, над собственным слогом, у таких ребят почему-то не возникает. И даже на долбанные курсы креативного врайтинга™ они тащатся, чтобы научиться — pardon my French — актуальности и продвижению.

Потому что даже публикации в красивой обложке и какого-никакого читательского внимания будто бы мало для счастья. Молодые дарования снова негодуют — уже по поводу того, что их вклад (sic!) в литературу и культуру недооценён, и, скажем, — я не утрирую, правда! — в их родном городе или республике с ними не носятся как с писаной торбой и не демонстрируют подрастающим поколениям в качестве успешного творческого человека, благодаря которому культура в этом регионе (а то и во всей стране) ещё как-то сохраняется.

Не, ну скромное милое творчество ради творчества — это, конечно, утопия (или лукавство). Творчество нуждается в адресате, во внимании и одобрении, просто потому что творить на голом энтузиазме, без поддержки и аудитории в длительной перспективе довольно грустно всё-таки.

Все творческие люди в той или иной степени тщеславны, чего уж, и это абсолютно нормально, если помимо тщеславия имеется всё же что-то ещё: талант, опыт, мастерство, чувство языка и чувство юмора, например. Потому что инициативность, упорство и работоспособность — не всегда качества положительные, и по некоторым — опубликованным! — книгам «молодых и перспективных» это, увы, очень заметно.

Какое блаженство, что блещут снега,
что холод окреп, а с утра моросило,
что дико и нежно сверкает фольга
на каждом углу и в окне магазина.

Пока серпантин, мишура, канитель
восходят над скукою прочих имуществ,
томительность предновогодних недель
терпеть и сносить — что за дивная участь!

Какая удача, что тени легли
вкруг ёлок и елей, цветущих повсюду,
и вечнозелёная новость любви
душе внушена и прибавлена к чуду.

Откуда нагрянули нежность и ель,
где прежде таились и как сговорились!
Как дети, что ждут у заветных дверей,
я ждать позабыла, а двери открылись.

Какое блаженство, что надо решать,
где краше затеплится шарик стеклянный,
и только любить, только ель наряжать
и созерцать этот мир несказанный...

Белла Ахмадулина

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

На днях Анастасия Завозова написала о важной такой штуке: плохие переводы жанровой литературы влияют на качество подобной русскоязычной литературы в том смысле, что даже неплохо продуманная книга может быть написана совершенно беспомощным языком с нагромождением иностранных кáлек (и калéк — как не закаламбурить-то).

И действительно, чужеродные грамматические конструкции и стилистическая глухота — это такая боль (именно что боль, а не such pain, ю ноу блин™;). У меня ещё, например, дёргается глаз, если вижу нечто вроде «парировала брюнетка», «улыбнулся блондин» при том, что это не вот какие незнакомцы, а уже известные читателю персонажи с именами и фамилиями, которые назвали уже тысячу раз. Видимо, тысяча первый — это уже грех, потому в ход идёт цветовая дифференциация волос.

Вообще, если задаться целью, можно целый ворох такого насобирать. Да зачем? Расстройство одно.

А вы замечаете кальки не только переводах, но и в оригинальных текстах?

Недели декабрьские будто бы всё утомительнее.
В эту пятницу я уже даже не читаю ничо про пышнопоножных мужей, а просто ржу над мемом имени Стейнбека. Такие дела.

Чтобы уравновесить
Если я посмотрю кулинарное шоу
длиной в полчаса, то попытаюсь исправить
это просмотром передачи про фитнесс
такой же длины

Андри Снайр Магнасон
{перевод с исландского Ольги Маркеловой}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Две истории Андри С. Магнасона читала я: условно-взрослую, написанную им в молодые годы, и условно-детскую, написанную одиннадцать лет спустя, “LoveStar” и «Ящик времени».

В контексте ЛавСтара я только побухтела тут как-то на переводчика — не за перевод, он отличный, а за предисловие, в котором, на мой вкус, читателю стелют соломку не там, где нужно бы. Читателя предупреждают, что не след воспринимать роман из начала двухтысячных как сатиру на день сегодняшний, но забывают упомянуть одну штуку, которую слегка проспойлерила я, ещё в процессе чтения.

Фиг с ней, с н е з л о б о д н е в н о й сатирой (хорошая антиутопия таки докручивает тенденции своего времени, превращая их в аццкий сценарий будущего), а вот в полезном предисловии неплохо было бы тогда уж порекомендовать всё тому же ~неискушённому~ читателю прильнуть к «Младшей Эдде» или хотя бы посмотреть, чо такое Рагнарёк и как он, э-кхм, проходит. Потому что эти милые подробности заставляют текст играть совершенно другими красками, а читателя — ржать чуть больше, даже если на страницах творится всяческий трендец.

В ЛавСтаре Магнасон (по молодости) надел всё лучшее сразу, и этот роман при небольших объёмах всё равно избыточен и чрезмерен, но это совсем не вредит тексту. Напротив, эта версия Рагнарёка при соблюдении канона (можно даже галочки проставлять) превращается в нечто замечательное и феерично-абсурдное (тут непременно нужен тот мем про Нагльфар в эпоху ноготочков™). И самое главное, конечно, что отличает эту книгу от многих антиутопий, напрасно написанных сердитыми молодыми людьми, это следование мифу не только на уровне пресловутого ретеллинга с подвывертом, а на уровне сути: ведь миф-то цикличен, и в нём за смертью всегда приходит жизнь, что бы ни случилось.

«Ящик времени» (его я посчитала в книжных итогах 2023) — тоже ретеллинг, в общем-то, только уже не мифа, а сказки, однако пресловутое «долго и счастливо» случается не с теми, не тогда и не так, но, вроде бы, всё-таки случается.

Детская повесть получилась у Магнасона, пожалуй, более зрелой стилистически. Она лишена прихотливой вычурности (sic!) ЛавСтара (которая, впрочем, тому очень идёт). Здесь автор весьма успешно жонглирует аллегориями, не перегружая текст, не запутывая читателя и не запутываясь в них сам.

Читая, вспоминала трилогию Натальи Маркеловой «Мар», где писательница будто бы так и не решила, рассказывает ли она сложную аллегорическую сказку с красивостями или динамично-назидательную YA-историю с классической — pardon my French — «мэрисьёй» в главной роли, что сделало текст рыхлым, распадающимся и утомительным. У Магнасона же текст сверхплотен, однако при этом не сух и не скомкан: всё идёт своим чередом, как и должно быть в сказке.

А если читателю вдруг покажется, что любови здесь как-то слишком несчастны для сказочных, так не о той любви ведёт речь автор прежде всего: всё в духе энвайронментализма, всё про любовь к живой нашей планете (и получается это у Магнасона не в пример симпатичнее и ж и в е е, чем у Тимоте де Фомбеля в «Девочке из Башни 330»).

Чего мне жаль, так что при переводе теряется горькая — взрослая! — ирония, кажется, спрятанная в имени короля, который так силится спасти и сохранить свою дочь, что прячет её в волшебный ящик (гроб хрустальный, да) от всего на свете, от жизни в том числе, а сам старается сделать в мире всё добрым и безопасным, но — естественно! — делает только хуже, этот самый мир буквально разрушая. А зовут того короля Тимон, что созвучно исландскому tíma — время. Да, аллегория не вот прям чтобы дерзкая и оригинальная, но для детско-подростковой повести в самый раз. И, повторюсь, жаль, что в книге нет об этом хотя бы сноски, потому что история-то весьма обсуждательная, и это могло бы такое обсуждение расширить.

В общем, Андри Снайр Магнасон умеет и в сказку, и в миф, и в смешное, и в страшное, а самое главное — умеет хорошо складывать слова, как и положено исландцу.

Я зачем-то приобщилась к зимним рассказам от ЯндексКнигов, и теперь как-то ещё сильнее хочется попросить у Деда Мороза, чтоб Саша Степанова долго и счастливо писала о чём угодно, кроме Нижнего, пожалуйста.

#уцарямидасаослиныеуши

похолодает и будет легче:
во всяком времени за спиной
парит — крылатый, зелёный — шепчет,
звенит — прозрачный и ледяной.
за частой елью, сосною редкой
у снега белого на виду
качать младенца тяжёлой ветке,
на ветке лёгкой держать звезду,
пока несут небывалой ночью
дары холодному январю.
не мёрзни больше, бери что хочешь,
проси что хочешь — я подарю:
из клетки выпущу злую птицу,
бескровный иней смету с волос.
лети, позёмка. живи, сестрица.
горюй, рябина. гори, мороз.

Екатерина Перченкова

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам