Telegram Group Search
Роман Оливье Адана «Под розами» (Corpus) – который скорее пьеса и только прикидывается романом – вызвал у меня смешанные чувства. С одной стороны, я очень люблю камерные истории, построенные на семейных драмах, причем как в литературе, так и в кино. И поэтому, например, всегда готов смотреть фильмы в духе «Это всего лишь конец света» Ксавье Долана с Гаспаром Ульелем (💔) в главной роли. С другой стороны, в таких работах есть довольно тонкая грань, увидеть которую сложно, а вот перейти – легче легкого: это когда в погоне за эффектными диалогами и меткими фразами автор так далеко уходит от жизни, что действие становится слишком искусственным и слишком книжным.

Действие романа происходит в небольшом доме во французском пригороде. На похороны отца съезжаются дети: Клер, Антуан и Поль. Понятное дело, проблемы у них не только с собственной жизнью, но и в отношениях друг с другом. Только мать рада каждому ребенку без исключения.

Антуан – младший из братьев, он, что называется, делец. Хорошо зарабатывает, импульсивен и раним. У него скоро будет ребенок, но не от той женщины, от которой он бы хотел. Клер – сестра, старающаяся всех понять. У нее кризис в браке и она подумывает уйти от мужа, только вот ее любовник все тянет и тянет, и не торопится расставаться с женой. Наконец, Поль – режиссер, тонкая натура, одинокий и не очень понятый окружением (да и самим собой тоже) человек. Он давно порвал отношения с отцом, но все же не может проигнорировать похороны.

Вся книга – рассказ о нескольких днях из жизни этой частично разрушенной семьи. Антуан ругается с Полем, Клер пытается понять, на чью стороны встать в этом конфликте, а мать лишь печально разводит руками, глядя на происходящее. В то же время, порой желание поскандалить отпускает братьев и сестру, и тогда они, угомонившись, начинают вспоминать детство.

Я встала. Малышка тяжело повисла у меня на руках. Размягченные алкоголем ноги слегка заплетались. Я пошла к лестнице. Как я ни старалась, каждая ступенька отзывалась скрипом, и в голове на миг мелькнула мысль: «Черт, папу разбужу, опять разорется». А потом я вспомнила, что он умер и что завтра похороны.

Пожалуй, лучшие страницы книги посвящены именно детству – и тому, какими непохожими могут быть воспоминания у детей, росших в одной семье, но с разницей в возрасте. Кажется, только эта тема по-настоящему волновала автора, когда он работал над книгой: он верно заметил, что родители с ходом временем сами меняются, так что к третьему ребенку они уже не те, что были, скажем, когда родился первенец. Адан показывает, насколько различными могут быть воспоминания детей не только о родителях, но даже о конкретных моментах, проведенных вместе с братьями и сестрами.

С учетом всего хорошего, что есть (и могло бы быть) в книге, становится лишь обиднее, что герои Адана так часто превращаются из объемных персонажей со своими историями и конфликтами – в спорящие голоса в голове автора. Неправдоподобно пышные монологи, концентрация сложных (и вместе с тем до ужаса банальных) проблем на пространстве одного квадратного метра текста, неловкая попытка в финале превратить саму ткань жизни в пьесу – все это разочаровывает, хотя и, конечно, не до конца убивает книгу.

В общем, о потраченном времени не жалею, но все же хотелось чего-то большего.

#книги
Мать покачала головой. Завтра она обязательно должна с нами попрощаться. И приготовить нам завтрак. Она все равно поставит будильник. Спорить было бесполезно. Я сказала: “Окей, мама, мы не уедем не попрощавшись”, и припомнила все те утра, когда она из-за нас вставала, хотя в этом уже не было нужды — мы уже выросли. Она всегда ставила будильник, спускалась на кухню, следила, чтобы все встали вовремя, готовила чай, кофе, шоколад, резала хлеб, ставила на стол масло и джем, проверяла, тепло ли мы оделись, не опаздываем ли, не забыли ли чего-нибудь. Рюкзак, ключи, билетики на автобус, деньги, пропуска, запасные блоки к тетрадям, учебники. Смотрела, как мы уходим один за другим. Потом оставалась одна в притихшем доме. Что она тогда делала? Сразу начинала убирать со стола, протирать его губкой, подметать упавшие на пол крошки? Включала радио? Или телевизор? Или пила еще кофе, глядя в окно? Или за столом, листая журнал? Что такое была ее жизнь, когда нас не было дома? В сущности, мы знали мать только как мать. И кому, как не мне теперешней, понимать, насколько этого мало.
Вот, к слову: в Аргентине, как и в ряде латиноамериканских стран, девушки на равных с парнями являются инициаторами свиданий. Также для парня норма скорее предложить девушке записать его номер телефона, чтобы та уже решила, писать ему или нет.

И вот мы с подругой недавно обсуждали, что трудно представить себе такой мем (и его очень часто встречающиеся здесь вариации) в России. Перевод примерно такой:

Она: Хей, привет, помнишь меня? Я тут раздобыла твой телефончик, ты что делаешь завтра?

Он: Меняю номер.
Короче, решил я тут купить себе тапки.

- Ну, так в чем проблема, - спросите вы.

- Я в Аргентине, - отвечу я.

Любая одежда и обувь, пусть даже домашняя, здесь стоит либо дорого, либо рвется, распадается на нитки, волокна и атомы прямо при выходе из магазина. Впрочем, иногда бывает бинго, и так себя ведет даже дорогая одежда. Так что купить нормальные тапки – задача со звездочкой, как вы поняли, к тому же, я никуда особо не хожу, кроме как в супермаркет Кото. Но порой мне везет, и вот по пути туда я обнаружил целый магазинчик с тапками (да, тут есть магазинчики, специализирующиеся на чем-то одном). Как хорошо, - подумал я, когда проходил мимо него с набитой продуктами сумкой, - в следующий раз обязательно зайду.

Следующего раза, впрочем, пришлось ждать долго. Главным образом потому, что магазинчики в Аргентине работают так, как бог на душу положит. Вот, например, этот конкретный - с 10 до 12 и с 16 до 18, и то не во все дни, а когда захочется. И эти временные периоды - ровно те, когда я либо работаю, либо учу испанский, либо опять работаю (и плачу). Почему же магазинчик не работает нормально, спросите вы. Потому что ну а зачем, отвечу я. К тому же, в те редкие случаи, когда мы с магазинчиком совпадали по биоритмам, я все наличные тратил в Кото, потому что невозможно (правда – невозможно) взять с собой столько денег, чтобы хватило на все. А карточки тут не так чтобы везде работают, да и класть на нее деньги – отдельная история.

В общем, так я ходил и поглядывал на понравившийся мне тапок (один) в витрине примерно месяц. Оцените масштаб задачи и мои навыки держать цель в поле зрения. И вот, наконец, пару недель назад мне повезло. Мои биоритмы совпали с биоритмами продавщицы тапок, хвала всем святым, и у меня в кармане даже остались не потраченные на мусорные мешки деньги.

Я захожу в магазинчик, говорю, дайте мне вон те тапки! Продавщица радостно (еще бы, при таком-то графике работы нашелся покупатель), приносит мне правый тапок и говорит – меряйте, если подойдет, я с витрины достану левый.

Меряю. Все подходит.

- Беру! – говорю я. – Несите же скорее второй!

А второй тапок, как мы помним, на витрине. И подобраться к нему не так легко, это целая задача, вызов, я бы даже сказал. Далеко тянуться да и вообще. Ну, или можно еще открыть витрину ключом, как вариант. Продавщица пыхтит и так и эдак, потом уходит за шваброй, чтобы с его помощью подцепить это глупый тапок. Возвращается. Нет, не удается подцепить. А ничего длиннее швабры в магазинчике нет.

Я в изумлении, продавщица размышляет над задачей. Всплескивает руками и говорит:

- Знаете, чика у которой ключи от витрины работает по другому графику. Во второй половине дня. А без нее я достать не могу этот ваш тапок, знаете. Приходите сегодня попозже, ми амор.

Как вы догадываетесь, попозже я не пришел, потому что наши биоритмы с чикой с ключами расходятся еще сильнее, чем мои биоритмы с первой продавщицей.

Так прошла неделя. Потом еще одна, в Аргентине наступила зима. Каким-то чудом я второй раз за короткий срок оказываюсь у магазинчика в нужное время. Захожу с нескрываемой радостью, говорю:

- Ну вот он я, вот мои деньги, дайте же мне этот тапок!! – я буквально сиял от счастья, правда, никогда не думал что потенциальное обладание новыми тапками может принести мне столько удовольствия.

Чика с ключами, впечатленная моим энтузиазмом, лезет за левым тапком, достает его, кладет на прилавок.

- Ну что ж, а сейчас я пойду искать правый, не будете же вы покупать один, верно?

- С этим, конечно, сложно поспорить, - говорю я.

В общем, она уходит искать правый тапок, я отсчитываю деньги (какая самонадеянность), и через минут 5 чика с ключами возвращается в одиночестве, то есть без моего правого тапка.

- Где тапок, - спрашиваю я.

- На складе, - пожимает плечами девушка. - А ключ от склада у моей коллеги, которая работает в утреннюю смену.

Я смотрю на девушку, стоя в одном тапке.

- Буена суерте, ми амор, приходите завтра! – радостно говорит мне девушка, - Пока-пока, мы закрываемся, я тороплюсь!

- Сейчас, сейчас, моя хорошая, я уже ухожу, - говорю я.

#аргентина
Прочитал «Искупление» (Inspiria) Канаэ Минато, у которой был очень хороший роман «Признания» – о школьной учительнице, мстившей своим ученикам за убийство дочери. «Искупление» также строится вокруг смерти ребенка. По сюжету, однажды незнакомец подходит к пятерым девочкам на территории школы. Они играли в мяч, а он, представившись ремонтником, просит одну из них помочь ему что-то починить в здании. Девочка соглашается, а через пару часов подруги находят ее тело в раздевалке. Казалось бы, найти преступника будет нетрудно, ведь городок маленький и есть целых четыре свидетеля, вернее, свидетельницы. Однако никто из девочек не может вспомнить лицо преступника. Отчаявшаяся мать угрожает отомстить подругам дочери, считая, что они из какого-то умысла (или невообразимой глупости) не хотят выдавать преступника – и на том уезжает вместе с мужем из города. Это убийство – и угрозы, конечно, – отразятся на жизни каждой из девочек, и об этих последствиях и рассказывает Минато.

Вообще, завязка сюжета – единственное, что выглядит в романе правдоподобно. Истории самих девочек (и матери) настолько невероятны и нереалистичны даже для меня, очень доверчивого читателя, что я могу сравнить их разве что с моим любимым телепроектом «Скелет в шкафу». Давным-давно он шел по НТВ и на мозг производил примерно тот же эффект, что двойной гамбургер с картошечкой – на желудок. Очень вредно, очень жирно, но не оторваться, дайте еще. Точно так же с «Искуплением», на самом деле. Я читал, постоянно комментируя текст про себя: боже, ну нет, не может быть, чтобы писательница всерьез вот это все сейчас мне рассказывала! И сам же себя перебивал: окей, окей, а что будет дальше, чем эта немыслимая драма в духе индийского кино закончится? Думаю, дело здесь не только в моем дурном вкусе (хотя не без этого), но и в том, что Минато просто великолепная рассказчица, умеющая увлекать читателя по щелчку пальцев.

Так что если вы соскучились по фастфуду романам с невероятно драматическими поворотами сюжета (и судьбы героев), милости прошу – получите удовольствие.

#книги
Прочитал очень хороший роман «Пустые дома» Бренды Наварро, который вот-вот выйдет в издательстве Livebook.

Наварро – мексиканская писательница, живущая в Испании. «Пустые дома» ее дебютный роман, который она написала как бы на спор – хотела доказать самой себе, что может создать что-то длиннее рассказа. И хотя «Пустые дома» по старым меркам тянут скорее на длинную повесть (всего 180 страниц), все же будем считать, что это именно роман – к тому же, роман удачный.

История происходит в Мексике. Однажды у довольно обеспеченной женщины (впрочем, не сказочно богатой, а, так, из среднего класса) пропадает во время прогулки ребенок. Пока он играл на площадке, героиня отвлеклась на сообщение от любовника, и в этот момент Даниэль исчез. Как мы узнаем дальше, он не просто исчез, его украла вторая героиня – девушка из бедных городских предместий. Она страстно хотела стать матерью, но ее сожитель (иначе не назвать) не хотел ей этого ребенка делать.

Это завязка и, по сути, единственное (вплоть до финала) значительное событие в книге. Все остальное – рефлексия героинь о случившемся с небольшим рассказом о прошлом каждой из них. Так, мы узнаем, что Богатая Женщина должна против своего желания воспитывать дочь золовки, которую в Испании убил супруг. А про Бедную Женщину мы узнаем, что когда-то у нее был брат, но потом он погиб на стройке, и никто по этому поводу особо не расстроился (кроме нее, собственно).

В разных описаниях и рецензиях, которые я читал, двух героинь стараются противопоставить друг другу. Одна бедная, другая богатая. Одна хочет быть матерью, другая – напротив, не хочет. Этот взгляд на текст меня несколько удивляет. На самом деле, общего у героинь куда больше, чем того, что их отличает. Обе не очень понимают, зачем живут с тем партнером, с которым живут. У обеих героинь нет ни друзей, ни поддерживающих родственников. И они обе, на самом деле, не думают о сыне, как о субъекте, – их волнует материнство, как идея, как роль (внушенная или нет), а не он сам. За весь роман мы толком о мальчике ничего не узнаем. Что он любил, а что не любил, какой у него был характер, привычки – все это остается за кадром. И хотя исчезновение Даниэля в книге – центральное событие, он, как человек, с самого начала и до конца остается невидимым.

(В этом смысле, текст отчасти напоминает «Нелюбовь» Звягинцева).

Зато мы видим, каким разрушительным для всех (для семьи, для детей, для самих женщин) может быть материнство, лишенное осмысленности. Богатая Женщина с чего-то решила, что ребенок поможет ей наладить жизнь с мужем, а самое главное, что он сделает ее чуточку лучше и, если хотите, нормальнее. К сыну она начала относиться двояко (если так можно сказать) уже во время беременности – с одной стороны, она ждала ребенка, с другой, ненавидела, как инородное тело, растущее в ней. Эти противоречивые чувства будут с героиней весь роман: даже когда мальчика похитят, она будет инстинктивно по нему страдать – и его же ненавидеть. За свою разрушенную жизнь и за напрасные муки.

Что же до Бедной Женщины, то материнство в ее глазах было тем единственным, что могло наполнить ее жизнь если не счастьем, то смыслом. Ради семьи, «нормально» укомплектованной (пусть и украденным ребенком), будет резон терпеть партнера, который ее избивает, будет повод утереть нос собственной матери (я-то получше родитель, чем ты!), ну и так далее, и тому подобное. Ясное дело, мать из нее вышла не сильно лучше, чем из Богатой Женщины: как и соперница, ребенка она не замечала, пусть даже и считала, что страстно и самозабвенно его любила. Что сказать, такое бывает, конечно.

#книги
С большим интересом прочитал тоскливое интервью Николая Иванова, председателя Союза писателей России, посвященное запуску новой Национальной литературной премии «Слово». Общий призовой фонд премии, кстати, 16 миллионов рублей, что по литературным меркам довольно щедро.

Вынесу несколько симпатичных цитат из интервью:

ЧТО читать - это сегодня вопрос не только и не столько досуга, сколько вопрос национального самосознания.
(Т.е. победителей наших читать никто не будет и это нормально, досуг читателей не наша забота).

Мы не диктуем, кому каких позиций придерживаться. Мы лишь говорим: если ты считаешь себя независимым от Родины, тогда ты не в контексте нашей Национальной литературной премии.
(Т.е. диктуем, диктуем).

Русская литература в лучшие свои времена не была плоской, и сегодня нам крайне необходимо показать весь литературный и духовный спектр нашего общества. Готовы читать всех, готовы со всеми разговаривать - серьезно и ответственно.
(См. цитату номер 2).

***
Ну а вообще, у меня только один вопрос к премии. Ну ладно, два.

Первый: почему у премии, которой судя по всему выделили немало денег, сайт страшный как моя жизнь? Неужели не нашлось дизайнера, закончившего хотя бы годичные курсы по специальности?

Второй: где женщины-то, а?)) Прозу «жюрят» аж 12 людей, из них женщин – ровно одна штука. Или за женщин отдувается Олег Рой, раз он пишет исключительно дамские романы? Или как? Та же самая история с жюри поэзии – на 12 человек нашлась только одна барышня. Ну как так-то, господа? Еще Сталин, между прочим, ваш патрон, говорил своим литературным работникам: ищите писательниц, награждайте их, включайте в жюри! Без фанатизма, но все же. И раз уж вы собираетесь возрождать «Большой стиль» (ох), то хотя бы о гендерном разнообразии не забудьте, даже в СССР с ним было получше, чем вот у вас сейчас.
В издательстве «НЛО» выходит прелюбопытная книга Джулии Менситьери «Работа мечты». Она, собственно, о том, что идея «пусть сотрудник работает за еду и тем будет счастлив» популярна не только в многострадальной книжной индустрии, но и в модной. Как человек, работавший и в глянце, и в литературе (оцените как грамотно я умею выбирать себе денежные сферы для карьеры - обращайтесь за советом, как говорится, дам за недорого!) могу только подтвердить это и с сожалением констатировать, что пробниками духов, экземплярами книг или даже гениальной статьей об истории модного дома за ипотеку не заплатишь :)

Индустрия моды производит одежду и аксессуары, стоимость которых может достигать десятков тысяч евро, однако занятые в этой отрасли специалисты зачастую получают копейки или вовсе работают бесплатно — причем речь идет не только о ручном труде, но и о так называемых творческих профессиях.

Возьмем, к примеру, Рафа Симонса. В свой первый показ он захотел покрыть цветами стены частного особняка в фешенебельном квартале Парижа. Бренд использовал миллионы роз, лилий и орхидей, а на представление коллекции в исключительной обстановке потратил сотни тысяч евро. Событие освещали мировые СМИ, а фото и видео моделей, демонстрирующих роскошные наряды и уверенно рассекающих залы с цветущими стенами, распространились по всему свету. Но, несмотря на столь повышенное внимание, прочие аспекты мероприятия остались в тени. Большинство моделей работали практически бесплатно. А отдельные дизайнеры Dior, воплотившие идеи Рафа Симонса в костюмы, получали минимальную зарплату или немногим больше.

Подобные реалии — тоже мода, и именно о такой моде пойдет речь в этой книге: это мир, который производит роскошь и красоту за нищенскую зарплату или задаром. Мода в моем понимании — это Мия, фото-стилист, которая живет в гостиной в двухкомнатной квартирке в рабочем районе Парижа, но в любой день может оказаться во дворце в Гонконге, чтобы организовать частный показ для китайских миллионеров. Мода — это журналист, подобный Себастьяну, который, будучи главой авангардного и передового журнала моды, не платит фотографам, ассистентам по свету, моделям, фотостилистам, стажерам, ассистентам на площадке на показах, ретушерам, визажистам, парикмахерам, мастерам маникюра, которые создают образы, попадающие в печать.


#книги
На Dazed вышла довольно бессвязная, но в то же время показательная статья о том, что, впрочем, мы и так знали: straight men не читают художественных книг. От 65% до 80% потребления художки на западе приходится на женщин (подозреваю, что соотношение производителей/ниц контента в этой нише примерно такое же, кстати). Среди прочих факторов, влияющих на это, журналистка отмечает разницу в гендерных ролях и установках: от мужчины в суровом капиталистическом мире требуется делать только то, что приносит конкретную пользу/выгоду и, желательно, выгода эта должна исчисляться в тех или иных денежных знаках. А чтение о перипетиях выдуманных людей мало связано (вернее, никак не связано) с зарабатыванием денег, поэтому с чего бы вообще этим заниматься.

Так что для мужчины чтение романов – в прямом смысле пустая трата времени, да и вообще эскапизмом straight men заниматься не к лицу. «Чтение (художественных романов) удел тех, чье время ничего не стоит». В этом смысле, даже занятие спортом имеет куда больше профита: кубики пресса повышают твои котировки, а значит, это не совсем бесполезно. В этом ключе объясняется и то, что среди потребителей нон-фика – 55% мужчин: во-первых, из таких книг можно узнать что-то предположительно полезное и применимое в жизни, а во-вторых, на свидании можно блеснуть какими-то занятными фактами, то есть подтвердить статус умного мужика, который что-то объясняет своей неумехе девушке.

Влияют и особенности гендерной социализации: девочки на западе приобщаются к чтению не только через систему школьного образования, но и через такие популярные практики, как книжные клубы – у многих матери состоят в таких клубах, и девочки как бы вслед за ними втягиваются в процесс. У мальчиков же ориентиры другие, их отцы (вслед за своими отцами) не ходят в такие злачные места, а популярные мужицкие блогеры вообще против чтения. В статье цитируется некий хер с горы Andrew Tate, который говорит, что читают те, кто хочет научиться на ошибках других людей. А настоящие пацаны должны учиться на своих синяках, мол, не надо нам этого читерства, пожалуйста.

В общем, мир настоящих мужчин суров и неуютен, как любой пацанский паблик в вк.

#книги
Какие новости: главный роман чилийской писательницы Исабель Альенде "Дом духов" станет сериалом на Prime Video. Премьера планируется чуть ли не в этом году, а продюсером выступит (внезапно) Ева Лонгория. Любители семейных саг, приготовьтесь :)
Прочитал неплохой (впрочем, и не так чтобы очень хороший) роман «Ведьма» Франсин Проуз, который вышел в издательстве «Книжники».

Действие романа происходит в 1950-х годах в США, в эпоху Маккартизма. Главный герой, Саймон Патнем, молодой человек из милой еврейской семьи. Его мать знала Этель Розенберг, жену Юлиуса Розенберга, которую арестовали вместе с мужем за шпионаж в пользу СССР и передачу сведений об атомной бомбе. Саймон с ужасом следит сперва за разворачивающимся судебным процессом, а затем и за казнью супружеской пары.

Однако, несмотря на любую несправедливость, жизнь продолжается. Наш герой, получивший блестящее, но неприменимое в жизни гуманитарное образование (эксперт по скандинавским мифам – вдумайтесь только) устраивается благодаря своему дяде на работу в интеллектуальное и модное, а потому почти разорившееся, издательство. Директор этого издательства слывет за умнейшего и прекраснейшего мужчину, знатока литературы, и Саймон его буквально боготворит. Поэтому он почти без запинки соглашается отредактировать рукопись, которую тот поручает взять в работу.

Парень, конечно, ожидал чего-то изящного и тонкого, а получил вместо этого развесистой клюквой в лицо: роман художественно «обыгрывал» историю Розенбергов. Этель в нем превратилась из домохозяйки в хитрую куртизанку, желавшую любой ценой добиться власти (и секса со следователем заодно). И, понятное дело, никакому сочувствию такой аморальной героине места в книге не нашлось – впрочем, как не нашлось там места хотя бы хорошему языку. Однако издатель верит в то, что эта книжонка станет бестселлером и спасет издательство от краха, так что лишь единожды погрешив против литературы, они смогут продолжить публиковать интеллектуальную прозу.

Саймон оказывается перед этической дилеммой, которая может быть понятна многим из нас: с одной стороны, ему ужасно хочется работать в классном издательстве, хочется добиться расположения великого шефа и хочется построить карьеру. С другой – книга не просто плохая, она противоречит его взглядам, оскорбляет приятельницу его тяжело болеющей матери, да и просто отдает тонким ароматом антисемитизма.

После долгих сомнений Патнем таки берется за работу – решающим доводом в пользу проекта стало то, что автором романа оказалась невероятно красивая женщина, обитающая в дорогой лечебнице для людей с различными ментальными проблемами (уж как тут устоять, согласитесь).

В принципе, ровно до этого момента книгу читать интересно (а это только первая треть романа): и ситуация любопытна, и о деле Розенбергов я ничего не знаю (простите), и сравнить издательскую жизнь, конечно, тоже занятно. Однако потом этот милый производственный роман превращается в политический детектив (а детективы я не люблю, особенно с упоминанием ЦРУ, КГБ и и т.д. и т.п. сразу хочется спать), и сентиментальную историю любви (Франсин Проуз не пожалела ванильного сиропа, плеснула от души, как говорится).

В общем, проведенного времени с книгой не жаль, но от романа я ожидал другого (хотя кто же виноват в моих ожиданиях, если не я).

#книги
Никто:
Абсолютно никто:
Французский средневековый епископ: «Дети приносят зло, — писал в конце XII в. реннский епископ Этьен Фужер, обращаясь к простолюдинам. — Так как их надо кормить и одевать, родители становятся скупыми, решаются на обман, забывают о Боге». Хотя хорошо иметь детей, особенно когда они понятливы и знающи, говорит Фужер в другом месте, обращаясь к знатным, «противно смотреть» на матерей и отцов, которые доходят до безумия, целуя и обнимая своих отпрысков, и которые готовы ради них воровать и грабить, брать в долг и забывать о его возврате. «Имеющие детей-наследников скопидомствуют... не имеющие же подают бедным... Графиня Гайрефорт... у которой все дети умерли, возносила за это Богу молитвы...».

(Цитата из книги «Жизнь и смерть в Средние века» Юрия Бессмертного, издательство НЛО).
Медленно читаю книгу «Южная Корея. Цена экономического чуда» Олега Кирьянова (АСТ). Потом, наверное, я расскажу о ней подробнее, но вот сейчас поделюсь любопытными цифрами, которые красноречиво показывают, что патриархат вредит не только женщинам, но и мужчинам. И поэтому так глупо, что мужчины не видят этого в упор. Корея здесь максимально наглядный пример – как страна, в которой патриархат смешивается с таким, знаете, сияющим капитализмом, рождая довольно адскую смесь.

По данным 2020 г., мужчины более чем вдвое чаще совершают самоубийства. При общем среднем показателе в 25,7 самоубийств на 100 тысяч, у мужчин показатель составил 35,5, тогда как у женщин – 15,9. Из всех самоубийств 2020 г. 68,9 % пришлось на мужчин, тогда как на женщин – 31,1 %. И данный феномен очень хорошо заметен с увеличением возраста: в возрасте от 10 до 19 лет показатель самоубийств мужчин и женщин соотносится как 6,5 и 6,4 – то есть практически равны, но затем сразу идет разрыв: 20–29 лет – 23,8 vs 19,3, 30–39 лет – 34,4 vs 19,4, 40–49 лет – 40,6 vs 17,4, 50–59 лет – 45,7 vs 15,1, 60–69 лет – 44,8 vs 16,0, 70–79 лет – 64,5 vs 17,9, 80–89 лет – 118,0 vs 35,2.


В общем, мужчины, единственная функция которых сводится к зарабатыванию денег и достигаторству, оказываются беззащитными перед жизнью – в момент, когда они перестают соответствовать роли, возложенной на них общественной системой. Ведь ничего кроме этой роли у них и нет.
Осторожно: ДУШНО

Далее последует текст, где подробнейшим образом изложена лекционная часть фестиваля вместе со ссылками на рекомендованную литературу.*

25 августа три из двадцати фестивальных площадок будут заняты лекториями. Мы выбрали самые нетривиальные темы, в которые лекторы погрузят вас с головой.

В Белом лектории Александр Ливергант будет рассуждать о пророчествах и выдумках Даниэля Дефо. Слушателю предстоит решить, кто же автор «Робинзона»: правдолюб или фантаст. В это же время в Малом лектории Мария Надъярных расскажет о влиянии диктатуры на латиноамериканскую литературу. На основе каких принципов, методов, приемов выстраивались образы диктаторов в романах М. А. Астуриаса, А. Карпентьера, Х. Ибаргуэнгойтии, А. Роа Бастоса, М. Варгаса Льосы, Г. Гарсиа Маркеса, М. Отеро Сильвы. В Зеленом лектории (он расположится у Книжного дома писателя) Владислав Отрошенко поделится своим расследованием драмы А. Сухово-Кобылина, гениального драматурга, которого обвиняли в убийстве любовницы. Там же Владимир Максаков вспомнит историю легендарной газеты Народного комиссариата путей сообщения, в которой в разное время работали Булгаков, Зощенко, Ильф и Петров, Паустовский, Катаев и Олеша. Кто вспомнит, как она называлась тогда и сейчас?

Непростой выбор между лекториями ждет слушателей и в 15:00. В Белом лектории Александр Иванов будет сравнивать Геннадия Шпаликова и Ги Дебора, попутно рассуждая о философии ситуационизма. В Зеленом лектории (напомним, он у Книжного) Стас Наранович предложит вам поупражняться в кинической философии: от ἄσκησις к ἀρετή. После этого вместе с Данилой Давыдовым будем разбираться в наивной литературе и отвечать на вопрос, не является ли таковой ее общепризнанная часть. В это же время в Белом лектории Михаил Кукин постарается разглядеть «невидимый слой» содержания картины «Смерть Марии» Караваджо — ее символические и богословские планы.
С полным описанием тем лекций можно ознакомиться на сайте.

Все выступающие прислали нам и вам списки книг, которые помогут подготовиться к восприятию и разобраться в перечисленных темах. Мы очень надеемся, что после каждой лекции нас ждут интересные вопросы от слушателей. Наградой самым активным участникам будут не только радость от познания (хотя этого вполне достаточно), но и подарки от Дома творчества — при предъявлении конспектов лекций (не менее трех).

Ждем вас на фестивале ДУШНО 25 августа и напоминаем, что билеты можно купить здесь.

* У вас может не хватить времени прочитать всё, но можно хотя бы начать. Если чтение дается тяжело, пробуйте делать подходы по 15 минут, затем перерыв, затем еще 15 и так далее. Возьмите себе в привычку читать с блокнотом, записывая интересные мысли — свои и автора.
Продолжая читать книгу о Южной Корее, нашел еще немного любопытных цифр, на этот раз о ситуации с гендерным равенством (спойлер – с ним все плохо). Женщин на руководящих постах в разных компаниях и госструктурах примерно от 2% до 10%, а их зарплата в среднем на 30% ниже, чем у мужчин на сопоставимых должностях. И это еще не так плохо, как было раньше – потому что десятые годы стали в Корее временем расцвета феминизма: страну то и дело сотрясали скандалы то о сексуальных домогательствах, то о дискриминации на работе (или при устройстве на работу), и какое-то влияние, пусть скромное, на систему это оказало.

Но что интереснее – что даже такие робкие подвижки встретили через пару лет отпор со стороны общества (мужчин, конечно, в первую очередь). Как говорят политологи, победа президента-консерватора, избранного в 2022 году, во многом связана с его антифеминистской риторикой: в ходе избирательной кампании он неоднократно выступал в том духе, что место женщины дома у плиты и никак иначе.

Такие заявления встречали поддержку среди людей разных возрастов, однако самый горячий отклик они нашли отнюдь не среди мужчин старшего или среднего возрастов, как можно было бы предположить, а у 18-29-летних парней (о, Нетфликс, где твое влияние!). При этом интерес к теме феминизма и поддержка движения в целом, даже среди студентов и студенток, пошла на спад, хотя в авангарде здесь, понятно, молодые люди.

Среди корейских студентов лишь один из пяти (или даже меньше – 18,4 %) положительно относится к феминизму. Опять же, куда более критично настроены молодые мужчины: среди них менее чем один из десяти (9,5 %) сказал, что хорошо относится [к феминизму] (у девушек – 28,4 %).

Вообще, я обратил внимание на эти цифры не только из-за самой Южной Кореи, но и из-за того, что примерно такие же тенденции можно увидеть во всем мире: много сказано о том, что того же Трампа поддерживает гораздо больше молодых мужчин, чем девушек. Вот и в Аргентине социологи отмечают: среди сторонников президента Милея – который при всей своей любви к свободной экономике, в культурной и социальной политике, безусловно, консерватор – молодых мужчин куда больше, чем девушек.

Такие вот дела, как говорится.
Я ничего не имею против ИИ, местами это очень удобная штука и здорово облегчает жизнь, и вообще с ИИ сделают еще много всего хорошего, абсолютно в этом уверен, но, боже, можно просто взять и не использовать его для «возрождения» (!!) второго тома «Мертвых душ»?

"GigaChat создаст свою версию книги, опираясь на творчество Николая Гоголя, учитывая его авторский стиль и взяв за основу сохранившиеся черновики. Уверен, наш проект поможет не только возродить утраченное произведение, но и привлечь внимание к изучению русской литературы. Появится хороший повод перечитать "Мертвые души", а также остальные произведения Гоголя и других великих классиков", - отметил первый зампред правления Сбербанка Александр Ведяхин.


Вот здесь, кстати, очень удачно сформулировано, почему такое творчество лично у меня не вызывает примерно никакого воодушевления.

(Далее цитата)

Мне кажется, что важная часть удовольствия от произведения искусства состоит в том, что тебе передается состояние ума автора либо (у хороших авторов) — то состояние ума, в которое автор надеется ввести читателя, слушателя, зрителя

Если вдуматься, на это ощущение работают и насмотренность, и понимание контекста и много что еще. В голове рядом с образом произведения появляется образ автора или хотя бы его альтер эго

Эта интеллектуальная игра отсутствует при автогенерации. <…>

То есть произведение человека — даже уже давно мертвого — совершает с нами акт коммуникации, мы общаемся с некоей моделью (автора, произведения, системы ценностей), возникшей в нашей голове

Ни хрена не получается повторить то же самое, пока позиционируешь это как «произведение ИИ» — ну просто потому, что за этим нет истории. С создателем ткани можно поговорить о том, как придумалась замечательная расцветка. С ткацким станком — вряд ли получится
2024/12/25 06:57:06
Back to Top
HTML Embed Code: