Заметки тощего лошадника

Размышление о красоте. Часть 2.

Однако, продолжая рассуждать о красоте, не помешало бы вспомнить, кто был самым прекрасным и блистательным Ангелом, сияющей Утренней звездой, Денницей? Имя ему Сатана. Это наводит на определённые мысли в отношении красоты.

Если кому-то не нравится рассматривать Сатану как реальную сущность, то это не помешает анализу дьяволизма в качестве принципа, тенденции.

Итак, в первой части мы пришли к выводу, что красота непосредственно сопричастна и присуща Божественному творческому акту, что чем больше степень разрыва и опосредования между Богом и сущностью, тем сильнее размывается понятие красоты и сильнее утрачивается сама красота. Из этого, казалось бы, можно сделать вывод, что красота вознесена на пьедестал как нечто безусловно Божественное, высшее и благое. Но в действительности это не так.

Чтобы провести аналогию с красотой, давайте посмотрим, что ещё присуще и сопричастно как самому Богу, так и Его творческому акту. Поскольку Творец совершенен, ему присуща абсолютная стабильность, так как мыслить развитие и изменение совершенства невозможно. В свою очередь, поскольку творение не тождественно, не единосущно Богу и при этом как бы нацелено на достижение Его сущности, творению (а значит, и Божественному творческому акту) с необходимостью присуща абсолютная изменчивость, подвижность. Таким образом, абсолютно недвижимый Творец задаёт абсолютное движение.

Так мы получили две категории, присущие и сопричастные самому Богу, с одной стороны, и Его творческому акту, с другой стороны: стабильность и изменчивость. Придаёт ли этот факт принципам стабильности и изменчивости какой-либо высочайший статус? Позволяет ли человеку, который помешан на стабильности, отсутствии перемен и порядке или, напротив, на постоянной кипучей деятельности, суете и переменах, утверждать своё превосходство и абсолютное понимание жизни? Как же, ведь один может оперировать тем, что стабилен как сам Бог, а другой – тем, что подвижен как само мироздание, само творчество Бога, сам Божий мир. Тот и другой как бы берут на вооружение определённые аспекты Божественного, уподобляются им. Однако оба утверждения мы находим смехотворными, поскольку мир не оторвать от Бога, а Бога не оторвать от мира; поэтому движение не оторвать от покоя, а перемены от стабильности. Сосредоточивание на чём-то одном даёт усечённую картину мира, приводит к редукции мышления и застою.

Соответственно ошибочно считать красоту главной ценностью на основании того, что она сопричастна Божественному. Также справедливо будет вспомнить Платона, который относил красоту лишь к одному из эйдосов. А у нас очень мало оснований не доверять Платону (и перечень вопросов, по которым можно ставить под сомнение его выводы, тоже исчезающе мал).

Возвращаясь к дьяволизму, необходимо сказать следующее. Давайте подумаем, может ли человек сотворить прекрасное? Да, безусловно. Сопричастен ли человек Божественному в момент такого творчества? Да, сопричастен, так как воспроизводит на доступном ему уровне прекрасное Божественное творение (в большей или меньшей степени). Но, вместе с тем, обладает ли Сатана пониманием прекрасного? Или же, присуще ли принципу дьяволизма стремление к прекрасному? Безусловно, обладает и присуще, так как образ Сатаны дан как самого красивого и талантливого Ангела. Соответственно, когда в человеке сталкиваются способность прикоснуться к Божественному и создать прекрасное, с одной стороны, и дьяволизм, с другой стороны, это даёт следующий эффект: одновременно поклонение таланту, способностям, красоте, уму и утрату любви; желание уничтожить всё, что кажется ему безобразным и глупым, а оставить только достойное, эстетичное; утрату чувства всеединства и отчуждённость. Человек начинает осуждать мир и самостоятельно выносить ему вердикт, так как не всё и все вокруг соответствуют высоким эстетическим идеалам. Так страсть к красоте превращается в чистый, незамутнённый, первосортный сатанизм, поскольку единственное, чему можно поклоняться, это Бог и Любовь. Красота не входит в данный перечень.

www.group-telegram.com/us/where_is_reality.com/511

293 viewsedited  Jan 4 at 13:59

Размышление о красоте. Часть 2.

Однако, продолжая рассуждать о красоте, не помешало бы вспомнить, кто был самым прекрасным и блистательным Ангелом, сияющей Утренней звездой, Денницей? Имя ему Сатана. Это наводит на определённые мысли в отношении красоты.

Если кому-то не нравится рассматривать Сатану как реальную сущность, то это не помешает анализу дьяволизма в качестве принципа, тенденции.

Итак, в первой части мы пришли к выводу, что красота непосредственно сопричастна и присуща Божественному творческому акту, что чем больше степень разрыва и опосредования между Богом и сущностью, тем сильнее размывается понятие красоты и сильнее утрачивается сама красота. Из этого, казалось бы, можно сделать вывод, что красота вознесена на пьедестал как нечто безусловно Божественное, высшее и благое. Но в действительности это не так.

Чтобы провести аналогию с красотой, давайте посмотрим, что ещё присуще и сопричастно как самому Богу, так и Его творческому акту. Поскольку Творец совершенен, ему присуща абсолютная стабильность, так как мыслить развитие и изменение совершенства невозможно. В свою очередь, поскольку творение не тождественно, не единосущно Богу и при этом как бы нацелено на достижение Его сущности, творению (а значит, и Божественному творческому акту) с необходимостью присуща абсолютная изменчивость, подвижность. Таким образом, абсолютно недвижимый Творец задаёт абсолютное движение.

Так мы получили две категории, присущие и сопричастные самому Богу, с одной стороны, и Его творческому акту, с другой стороны: стабильность и изменчивость. Придаёт ли этот факт принципам стабильности и изменчивости какой-либо высочайший статус? Позволяет ли человеку, который помешан на стабильности, отсутствии перемен и порядке или, напротив, на постоянной кипучей деятельности, суете и переменах, утверждать своё превосходство и абсолютное понимание жизни? Как же, ведь один может оперировать тем, что стабилен как сам Бог, а другой – тем, что подвижен как само мироздание, само творчество Бога, сам Божий мир. Тот и другой как бы берут на вооружение определённые аспекты Божественного, уподобляются им. Однако оба утверждения мы находим смехотворными, поскольку мир не оторвать от Бога, а Бога не оторвать от мира; поэтому движение не оторвать от покоя, а перемены от стабильности. Сосредоточивание на чём-то одном даёт усечённую картину мира, приводит к редукции мышления и застою.

Соответственно ошибочно считать красоту главной ценностью на основании того, что она сопричастна Божественному. Также справедливо будет вспомнить Платона, который относил красоту лишь к одному из эйдосов. А у нас очень мало оснований не доверять Платону (и перечень вопросов, по которым можно ставить под сомнение его выводы, тоже исчезающе мал).

Возвращаясь к дьяволизму, необходимо сказать следующее. Давайте подумаем, может ли человек сотворить прекрасное? Да, безусловно. Сопричастен ли человек Божественному в момент такого творчества? Да, сопричастен, так как воспроизводит на доступном ему уровне прекрасное Божественное творение (в большей или меньшей степени). Но, вместе с тем, обладает ли Сатана пониманием прекрасного? Или же, присуще ли принципу дьяволизма стремление к прекрасному? Безусловно, обладает и присуще, так как образ Сатаны дан как самого красивого и талантливого Ангела. Соответственно, когда в человеке сталкиваются способность прикоснуться к Божественному и создать прекрасное, с одной стороны, и дьяволизм, с другой стороны, это даёт следующий эффект: одновременно поклонение таланту, способностям, красоте, уму и утрату любви; желание уничтожить всё, что кажется ему безобразным и глупым, а оставить только достойное, эстетичное; утрату чувства всеединства и отчуждённость. Человек начинает осуждать мир и самостоятельно выносить ему вердикт, так как не всё и все вокруг соответствуют высоким эстетическим идеалам. Так страсть к красоте превращается в чистый, незамутнённый, первосортный сатанизм, поскольку единственное, чему можно поклоняться, это Бог и Любовь. Красота не входит в данный перечень.

BY Заметки тощего лошадника