Мертвые дети. Они внезапно появились по всей России, словно молчаливые памятники чему-то. Они не двигаются и не издают звуков, только иногда гудят на ветру.
И почему-то людям невыносимо жить рядом с ними, глядя на них. Они все, без исключения, видят в их лицах своих погибших детей, близких, друзей. Чувствуют невыносимые стыд и вину перед ними. Кто-то их боится, кто-то на них молится, кто-то отрицает само их существование:
О: Это все бред. Д: Что именно? О: То, что ты говоришь. Д: Я просто собираю свидетельства. Расскажите, где вы были, когда впервые услышали о кадаврах. О: Ха, я что, похож на дурака? Это все вранье. Нет никаких кадавров. Д: Не могли бы вы пояснить? О: Ты слышала, нет никаких кадавров. Д: Одного из них буквально видно из вашего окна. Я прямо сейчас на него смотрю. О: Я не знаю, чего там видно. Дурь это все.
Я не удивлена, что именно мертвые дети – главный литературный образ этого романа, вышедшего в 2024 году, через два года после начала войны в Украине.
Мне кажется, это как раз главный вопрос романа: как нам теперь жить со всеми этими мертвыми детьми? Как осознать, что конец света для нас в каком-то смысле уже наступил, и они с нами навсегда?
Автор не предлагает готовых ответов, он рассказывает историю. Историю, в которой целая страна сталкивается с чем-то невыносимым и ужасающим. И реагирует на это либо отрицанием очевидного и насильственным забвением, либо ужасом, переходящим в агрессию. Даже если страшные последствия этой агрессии неизменны и неотвратимы.
Но, помимо того, что это одна из первых попыток художественного осмысления всего происходящего сейчас ужаса, эта история великолепно рассказана, и от романа невозможно оторваться. Главные герои романа, Даша и Матвей – брат и сестра, выросшие на юге России в 90-х. Они с детства были очень разными, Даша росла ответственной и серьезной, а Матвей – авантюристом и разгильдяем. Первая стала ученой и – позднее – эмигранткой, а второй создал и развалил кучу сомнительных бизнесов, побывал на войне (в романе это война с Адыгеей) и теперь перебивается случайными заработками.
Вместе они путешествуют по местам своей юности от одного кадавра к другому и собирают свидетельства живущих рядом с ними людей. Постепенно яркие детали раскрывают для нас полную картину произошедшего, и мы понимаем, что оказались внутри постапокалипсиса, где политический кризис наслаивается на экологический, а за гражданской войной следует оккупация целого региона “дружественным Китаем”. Дорога и сам процесс путешествия на автомобиле в романе очень важны. Это именно тот тип путешествия, который оборачивается и путешествием внутрь себя, и неизбежным сближением с попутчиком.
Путь и героя, и героини – это путь человека, отвернувшегося от чужой боли, закрывшего на нее глаза. И они оба отзеркаливают общий мотив книги: общество, в котором неудобное, травмирующее прошлое замалчивается и отрицается, обречено на хаос, упадок и увядание, и на уровне отдельно взятого человека это тоже работает.
Осмысляя происходящее в России сегодня через образ альтернативной России 2027 года, Алексей Поляринов в этом романе создает четкий исторический слепок нашего времени. Берет частичку нашей общей боли и переплавляет в текст невероятной силы и глубины – важное и своевременное свидетельство, появление которого нам всем было необходимо.
Мертвые дети. Они внезапно появились по всей России, словно молчаливые памятники чему-то. Они не двигаются и не издают звуков, только иногда гудят на ветру.
И почему-то людям невыносимо жить рядом с ними, глядя на них. Они все, без исключения, видят в их лицах своих погибших детей, близких, друзей. Чувствуют невыносимые стыд и вину перед ними. Кто-то их боится, кто-то на них молится, кто-то отрицает само их существование:
О: Это все бред. Д: Что именно? О: То, что ты говоришь. Д: Я просто собираю свидетельства. Расскажите, где вы были, когда впервые услышали о кадаврах. О: Ха, я что, похож на дурака? Это все вранье. Нет никаких кадавров. Д: Не могли бы вы пояснить? О: Ты слышала, нет никаких кадавров. Д: Одного из них буквально видно из вашего окна. Я прямо сейчас на него смотрю. О: Я не знаю, чего там видно. Дурь это все.
Я не удивлена, что именно мертвые дети – главный литературный образ этого романа, вышедшего в 2024 году, через два года после начала войны в Украине.
Мне кажется, это как раз главный вопрос романа: как нам теперь жить со всеми этими мертвыми детьми? Как осознать, что конец света для нас в каком-то смысле уже наступил, и они с нами навсегда?
Автор не предлагает готовых ответов, он рассказывает историю. Историю, в которой целая страна сталкивается с чем-то невыносимым и ужасающим. И реагирует на это либо отрицанием очевидного и насильственным забвением, либо ужасом, переходящим в агрессию. Даже если страшные последствия этой агрессии неизменны и неотвратимы.
Но, помимо того, что это одна из первых попыток художественного осмысления всего происходящего сейчас ужаса, эта история великолепно рассказана, и от романа невозможно оторваться. Главные герои романа, Даша и Матвей – брат и сестра, выросшие на юге России в 90-х. Они с детства были очень разными, Даша росла ответственной и серьезной, а Матвей – авантюристом и разгильдяем. Первая стала ученой и – позднее – эмигранткой, а второй создал и развалил кучу сомнительных бизнесов, побывал на войне (в романе это война с Адыгеей) и теперь перебивается случайными заработками.
Вместе они путешествуют по местам своей юности от одного кадавра к другому и собирают свидетельства живущих рядом с ними людей. Постепенно яркие детали раскрывают для нас полную картину произошедшего, и мы понимаем, что оказались внутри постапокалипсиса, где политический кризис наслаивается на экологический, а за гражданской войной следует оккупация целого региона “дружественным Китаем”. Дорога и сам процесс путешествия на автомобиле в романе очень важны. Это именно тот тип путешествия, который оборачивается и путешествием внутрь себя, и неизбежным сближением с попутчиком.
Путь и героя, и героини – это путь человека, отвернувшегося от чужой боли, закрывшего на нее глаза. И они оба отзеркаливают общий мотив книги: общество, в котором неудобное, травмирующее прошлое замалчивается и отрицается, обречено на хаос, упадок и увядание, и на уровне отдельно взятого человека это тоже работает.
Осмысляя происходящее в России сегодня через образ альтернативной России 2027 года, Алексей Поляринов в этом романе создает четкий исторический слепок нашего времени. Берет частичку нашей общей боли и переплавляет в текст невероятной силы и глубины – важное и своевременное свидетельство, появление которого нам всем было необходимо.
BY Приключения Кати и её Киндла
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. Under the Sebi Act, the regulator has the power to carry out search and seizure of books, registers, documents including electronics and digital devices from any person associated with the securities market. But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform.
from us
