Классная классовая правда
«Там, где (частная) собственность пользуется достаточной защитой, было бы легче жить без денег, чем без бедных, ибо кто стал бы трудиться? Следует ограждать рабочих от голодной смерти, но нужно, чтобы они не получали ничего, что можно было бы сберегать.
Если иногда кто-либо из низшего класса благодаря необыкновенному трудолюбию и недоеданию возвышается над положением, в котором он вырос, то никто не должен препятствовать ему в этом: ведь бесспорно, что жить бережливо — это самое разумное для каждого отдельного лица, для каждой отдельной семьи в обществе; однако интерес всех богатых наций заключается в том, чтобы большая часть бедных никогда не оставалась без дела и чтобы они постоянно целиком расходовали всё, что они получают…
Те, кто поддерживает существование повседневным трудом, побуждаются к работе исключительно своими нуждами, которые благоразумно смягчать, но было бы глупо исцелять. Единственная вещь, которая только и может сделать рабочего человека прилежным, это — умеренная заработная плата. Слишком низкая заработная плата доводит его, смотря по темпераменту, до малодушия или отчаяния, слишком большая — делает наглым и ленивым…
Из всего до сих пор сказанного следует, что для свободной нации, у которой рабство не допускается, самое верное богатство заключается в массе трудолюбивых бедняков. Не говоря уже о том, что они служат неиссякаемым источником для комплектования флота и армии, без них не было бы никаких наслаждений и невозможно было бы использовать продукты страны для извлечения доходов.
Чтобы сделать общество (которое, конечно, состоит из нерабочих) счастливым, а народ довольным даже его жалким положением, для этого необходимо, чтобы огромное большинство оставалось невежественным и бедным. Знания расширяют и умножают наши желания, а чем меньше желает человек, тем легче могут быть удовлетворены его потребности».
Вот такую классовую правду выдает в своем произведении «Басня о пчелах» английский философ от буржуазии Бернар де Мандевиль. Это произведение было написано более трехсот лет назад, но не потеряло свою актуальность. Сегодня идеологи капитализма более осторожны в своих публичных высказываниях, однако их истинное мировоззрение, как и тогда, временами прорывается сквозь строки их наукообразных докладов и сочинений.
#МыслиВслух #Цитата
Подписаться на канал
«Там, где (частная) собственность пользуется достаточной защитой, было бы легче жить без денег, чем без бедных, ибо кто стал бы трудиться? Следует ограждать рабочих от голодной смерти, но нужно, чтобы они не получали ничего, что можно было бы сберегать.
Если иногда кто-либо из низшего класса благодаря необыкновенному трудолюбию и недоеданию возвышается над положением, в котором он вырос, то никто не должен препятствовать ему в этом: ведь бесспорно, что жить бережливо — это самое разумное для каждого отдельного лица, для каждой отдельной семьи в обществе; однако интерес всех богатых наций заключается в том, чтобы большая часть бедных никогда не оставалась без дела и чтобы они постоянно целиком расходовали всё, что они получают…
Те, кто поддерживает существование повседневным трудом, побуждаются к работе исключительно своими нуждами, которые благоразумно смягчать, но было бы глупо исцелять. Единственная вещь, которая только и может сделать рабочего человека прилежным, это — умеренная заработная плата. Слишком низкая заработная плата доводит его, смотря по темпераменту, до малодушия или отчаяния, слишком большая — делает наглым и ленивым…
Из всего до сих пор сказанного следует, что для свободной нации, у которой рабство не допускается, самое верное богатство заключается в массе трудолюбивых бедняков. Не говоря уже о том, что они служат неиссякаемым источником для комплектования флота и армии, без них не было бы никаких наслаждений и невозможно было бы использовать продукты страны для извлечения доходов.
Чтобы сделать общество (которое, конечно, состоит из нерабочих) счастливым, а народ довольным даже его жалким положением, для этого необходимо, чтобы огромное большинство оставалось невежественным и бедным. Знания расширяют и умножают наши желания, а чем меньше желает человек, тем легче могут быть удовлетворены его потребности».
Вот такую классовую правду выдает в своем произведении «Басня о пчелах» английский философ от буржуазии Бернар де Мандевиль. Это произведение было написано более трехсот лет назад, но не потеряло свою актуальность. Сегодня идеологи капитализма более осторожны в своих публичных высказываниях, однако их истинное мировоззрение, как и тогда, временами прорывается сквозь строки их наукообразных докладов и сочинений.
#МыслиВслух #Цитата
Подписаться на канал
Молох
Тусклый свет, проникавший сквозь испачканные окна, тонул в углах тёмного и грязного лестничного пролёта. Мы шли наверх в сопровождении работника комбината, Миши, который бодро шагал впереди, поднимая ботинками пыль со ступеней. Я старался не вдыхать ртом, хотя воздуха не хватало, а в носу жгло и щипало. Очень хотелось поскорее выйти на кровлю. Радовало, что пролёт за полётом всё громче становился шум дождя, бьющего по жестяной крыше — скоро будет чем дышать.
Миша плечом открыл невысокую покосившуюся дверь, закурил, словно без сигареты нельзя выходить на кровлю, повыше поднял воротник, пригнулся и выскочил в дождь.
— Далеко на крышу не выходи, мало ли что. Держись поближе к стенам.
Я вышел и замер. Вот он, оказывается, какой, Молох! Город, весь пропитанный запахом серы и железного угара и оглушаемый вечным несмолкаемым грохотом. Гигантский завод, описанный в повести Александра Куприна. Завод, который, по расчётам инженера Боброва, пожирал двадцать лет человеческой жизни в сутки или целого человека за два дня. В голове всплывали сцены из произведения: переживания главного героя, его спор с доктором о промышленном прогрессе и тяжелейшем труде рабочих, визит Квашнина и его пустые обещания…
Дождь мелкой дробью барабанил по каске, а я всё стоял и смотрел на высокий доменный цех, тонущий в тумане, клубах пара и дыма.
— Снимать будешь, Айвазовский?
Докурив уже вторую, спросил Миша. Его лицо, перемазанное размокшей пылью, выглядывало из чёрного проёма двери, где он прятался от дождя. Хорошо, что я по привычке взял салфетки из столовой, а то камера уже изрядно намокла. Протерев ее, я сделал десяток фотографий, и мы пошли обратно в темноту.
Спускаться всегда тяжелее, но тогда идти было особенно трудно. Словно мне передалась усталость изношенного оборудования, окружающего нас, и обшарпанных цехов, через которые мы проходили. Завод грохотал и кипел, но весь его внешний вид, состояние его построек и механизмов говорили о чудовищном истощении.
Ради чего такой износ материальной базы, такая безудержная экономия на капитальных вложениях? И как он вообще продолжает работать? В одном из цехов разобрали часть стены, чтобы обеспечить хоть какую-то естественную вентиляцию.
Огромный промышленный гигант, который всей страной ударно восстанавливали после фашистской оккупации, выпускал продукцию, необходимую для мощной индустрии, и обеспечивал работой 15% трудоспособного населения разрастающегося города. Он давал жизнь целым отраслям промышленности, новым проектам, рабочим коллективам и объектам городской инфраструктуры. Сегодня же он высасывает до дна тех, кто вынужден отдавать ему свой труд.
Неужели прав был Бобров, и завод питается людьми? И, перерабатывая руду, он перемалывает тех, кто попал в его штатное расписание, словно ему постоянно нужна новая кровь для смазки его старых заржавевших механизмов? Или Куприн со своим персонажем не разглядели чего-то ещё более старого, отжившего своё? Того, что стоит за всеми такими заводами, чего-то, что продолжает цепляться за наши жизни ржавыми пальцами, и превращает в молох любое предприятие, до которого дотянется.
#Воспоминание #МыслиВслух
Подписаться на канал
Тусклый свет, проникавший сквозь испачканные окна, тонул в углах тёмного и грязного лестничного пролёта. Мы шли наверх в сопровождении работника комбината, Миши, который бодро шагал впереди, поднимая ботинками пыль со ступеней. Я старался не вдыхать ртом, хотя воздуха не хватало, а в носу жгло и щипало. Очень хотелось поскорее выйти на кровлю. Радовало, что пролёт за полётом всё громче становился шум дождя, бьющего по жестяной крыше — скоро будет чем дышать.
Миша плечом открыл невысокую покосившуюся дверь, закурил, словно без сигареты нельзя выходить на кровлю, повыше поднял воротник, пригнулся и выскочил в дождь.
— Далеко на крышу не выходи, мало ли что. Держись поближе к стенам.
Я вышел и замер. Вот он, оказывается, какой, Молох! Город, весь пропитанный запахом серы и железного угара и оглушаемый вечным несмолкаемым грохотом. Гигантский завод, описанный в повести Александра Куприна. Завод, который, по расчётам инженера Боброва, пожирал двадцать лет человеческой жизни в сутки или целого человека за два дня. В голове всплывали сцены из произведения: переживания главного героя, его спор с доктором о промышленном прогрессе и тяжелейшем труде рабочих, визит Квашнина и его пустые обещания…
Дождь мелкой дробью барабанил по каске, а я всё стоял и смотрел на высокий доменный цех, тонущий в тумане, клубах пара и дыма.
— Снимать будешь, Айвазовский?
Докурив уже вторую, спросил Миша. Его лицо, перемазанное размокшей пылью, выглядывало из чёрного проёма двери, где он прятался от дождя. Хорошо, что я по привычке взял салфетки из столовой, а то камера уже изрядно намокла. Протерев ее, я сделал десяток фотографий, и мы пошли обратно в темноту.
Спускаться всегда тяжелее, но тогда идти было особенно трудно. Словно мне передалась усталость изношенного оборудования, окружающего нас, и обшарпанных цехов, через которые мы проходили. Завод грохотал и кипел, но весь его внешний вид, состояние его построек и механизмов говорили о чудовищном истощении.
Ради чего такой износ материальной базы, такая безудержная экономия на капитальных вложениях? И как он вообще продолжает работать? В одном из цехов разобрали часть стены, чтобы обеспечить хоть какую-то естественную вентиляцию.
Огромный промышленный гигант, который всей страной ударно восстанавливали после фашистской оккупации, выпускал продукцию, необходимую для мощной индустрии, и обеспечивал работой 15% трудоспособного населения разрастающегося города. Он давал жизнь целым отраслям промышленности, новым проектам, рабочим коллективам и объектам городской инфраструктуры. Сегодня же он высасывает до дна тех, кто вынужден отдавать ему свой труд.
Неужели прав был Бобров, и завод питается людьми? И, перерабатывая руду, он перемалывает тех, кто попал в его штатное расписание, словно ему постоянно нужна новая кровь для смазки его старых заржавевших механизмов? Или Куприн со своим персонажем не разглядели чего-то ещё более старого, отжившего своё? Того, что стоит за всеми такими заводами, чего-то, что продолжает цепляться за наши жизни ржавыми пальцами, и превращает в молох любое предприятие, до которого дотянется.
#Воспоминание #МыслиВслух
Подписаться на канал