Смерть студента

С сегодняшнего дня хотел бы начать тут нечто вроде пролонгированного исследования, которое я условно назвал #стихи_девяностых_годов? Оно рождено из смутных предчувствий, отягощенных ощущением необходимости историзации и контекстуализации означенного периода (ФБК и проч. тут почти ни при чем). Но на данном этапе мне бы не хотелось давать дополнительных стейтментов, которых вокруг стало как-то слишком много. Гораздо важнее удержать дилетантистскую установку и, ориентируясь на свои минутные капризы, создать констелляцию из определенного количества текстов и объектов, в которых есть смутное ощущение переходного состояния, которое сближает означенный период и наше суровое сегодня, выглядывающих друг из друга (поэтому задача,хочется верить, далекa от эскапистской). Хочется, чтобы важной составляющей всего этого дела была коммуникация и удивление: от знакомства с текстами и объектами, о которых кому-то было неизвестно, до обсуждения их и возникающих вокруг них идей и контекстов. Планируемая периодичность - раз в неделю (в среду).

#стихи_девяностых_годов

ОЛЕГ ЮРЬЕВ

ДОЖДЬ

Пустили йодный газ магнольные кусты;
Взлетели сцепленные в щиколотках тени;
Взмахнули девять раз небесные косцы,
И – дождь упал на все свои колени.

С тех пор как тишина, я не люблю дождей.
Напоминают мне их съемные дрожала
О мгле затопленных московских площадей,
О пепле петербургского пожара,

Где та же темнота, похожая на тьму,
Лишь кое-где по краешку блестела,
А тело пустоты летело прочь в дыму –
Как ласточка, наискосок, без тела.

Я чуял этот дым еще издалека
В берлинском подслащённом полумраке;
Он реял надо мной, чуть видимый пока,
– Или уже, – в каменоломнях Праги;

Его пернатый шар к гнилой земле гнела
Варшавских облаков подко́пченная корка;
Он ветошью стекал по черноте стекла
В членисторогом воздухе Нью-Йорка;

Он смешивался, на просветах рдян,
В апрельской пустоте, магнольной и миндальной,
С тенями дымных кельнских громадян,
Застывших над дырой пирамидальной;

В кольце его пелен что ласточка стоял
Пространством скиснувшим сорящий двуугольник;
Его был расплоён курчавый материал
В дождем обызвествленных колокольнях

ночных. ... Когда ж они, распавшись на куски,
Асфальт обшмыгали наждачными зверками,
Полуисчезшие небесные клинки
В десятый раз – в последний – просверкали,

И темнота пошла, как лестница, наверх,
Хоть плоские огни на мостовых дрожали...
... Я только и успел вдохнуть последний сверк,
Когда мне сердце сжали и разжали.

1992

www.group-telegram.com/us/wrmtrc2022.com/186

637 viewsDenis Larionov, edited  Nov 6 at 08:26

С сегодняшнего дня хотел бы начать тут нечто вроде пролонгированного исследования, которое я условно назвал #стихи_девяностых_годов? Оно рождено из смутных предчувствий, отягощенных ощущением необходимости историзации и контекстуализации означенного периода (ФБК и проч. тут почти ни при чем). Но на данном этапе мне бы не хотелось давать дополнительных стейтментов, которых вокруг стало как-то слишком много. Гораздо важнее удержать дилетантистскую установку и, ориентируясь на свои минутные капризы, создать констелляцию из определенного количества текстов и объектов, в которых есть смутное ощущение переходного состояния, которое сближает означенный период и наше суровое сегодня, выглядывающих друг из друга (поэтому задача,хочется верить, далекa от эскапистской). Хочется, чтобы важной составляющей всего этого дела была коммуникация и удивление: от знакомства с текстами и объектами, о которых кому-то было неизвестно, до обсуждения их и возникающих вокруг них идей и контекстов. Планируемая периодичность - раз в неделю (в среду).

#стихи_девяностых_годов

ОЛЕГ ЮРЬЕВ

ДОЖДЬ

Пустили йодный газ магнольные кусты;
Взлетели сцепленные в щиколотках тени;
Взмахнули девять раз небесные косцы,
И – дождь упал на все свои колени.

С тех пор как тишина, я не люблю дождей.
Напоминают мне их съемные дрожала
О мгле затопленных московских площадей,
О пепле петербургского пожара,

Где та же темнота, похожая на тьму,
Лишь кое-где по краешку блестела,
А тело пустоты летело прочь в дыму –
Как ласточка, наискосок, без тела.

Я чуял этот дым еще издалека
В берлинском подслащённом полумраке;
Он реял надо мной, чуть видимый пока,
– Или уже, – в каменоломнях Праги;

Его пернатый шар к гнилой земле гнела
Варшавских облаков подко́пченная корка;
Он ветошью стекал по черноте стекла
В членисторогом воздухе Нью-Йорка;

Он смешивался, на просветах рдян,
В апрельской пустоте, магнольной и миндальной,
С тенями дымных кельнских громадян,
Застывших над дырой пирамидальной;

В кольце его пелен что ласточка стоял
Пространством скиснувшим сорящий двуугольник;
Его был расплоён курчавый материал
В дождем обызвествленных колокольнях

ночных. ... Когда ж они, распавшись на куски,
Асфальт обшмыгали наждачными зверками,
Полуисчезшие небесные клинки
В десятый раз – в последний – просверкали,

И темнота пошла, как лестница, наверх,
Хоть плоские огни на мостовых дрожали...
... Я только и успел вдохнуть последний сверк,
Когда мне сердце сжали и разжали.

1992

BY Смерть студента