🔴Сегодняшнее Утро Z.

🔴Разговор с Марией Широ, лектором российского общества «Знание», доцентом ИГСУ РАНХиГС о проблемах образования.

К вопросу ⬆️⬆️⬆️ об отношении к нацизму.

Заметка о достоинстве ветеранов минувшей войны.

В 1960-х годах Большой Драматический театр был на гастролях в ГДР. Среди актеров был и легендарный «таможенник», великий актер Павел Луспекаев. В 15 лет он ушёл добровольцем на фронт, был тяжело ранен, на всю жизнь остался инвалидом.

С этими гастролями оказались связаны две истории.

На приёме, который устраивал министр культуры ГДР, кроме актёров труппы, были немецкие актёры и дипломаты. Переводил главный переводчик Министерства культуры ГДР.

Речь зашла о красоте Ленинграда. Луспекаев начал в красках рассказывать, как потряс его город.

И тут подал голос переводчик:

— Геноссе Луспекаев, я тоже видел Ленинград!

— Когда? – поинтересовался актёр.

— В бинокль, с Пулковских высот. - ответил переводчик.

Луспекаев медленно встал, схватил немца за воротник, поднял со стула и закричал: «Ну что, видел Ленинград?!» После чего высказал всё, что он о нём думает простым русским языком и бросил обратно на стул.

И еще в один из дней немецкие актеры пригласили ленинградских коллег в ресторан. Все говорили приветственные тосты и речи. Луспекаева попросили тоже что-нибудь сказать немцам. Он стал отказываться, но его уговорили. Луспекаев встал и сказал: «В замечательном городе Берлине, чистом, красивом, где даже в гостиничных номерах – легчайшие пуховые перины…» - и вдруг неожиданно продолжил: «Моя бы воля, построил бы вас в ряд, вывел в чисто поле, и из пулемета, из пулемета…»

Переводчик попытался смягчить ситуацию, но интонация и взгляд Луспекаева говорили сами за себя. «Ты невозможный человек, неуправляемый, совершенно дикий», - набросились коллеги на Луспекаева. Он объяснял: «Я вас предупреждал - не могу я слышать их немецкую речь! С самого 43 года не могу. Уж вы меня простите, дорогие мои!»

Мог ли он представить, что нацистские стишата будут спокойно печатать, что нацисты и фашисты будут получать премии, печататься, выступать, именоваться «писателями» и «поэтами» и даже попрекать остальных тем, что к ним, нацистам, нет должного уважения, ибо они, нацисты, и есть истинные патриоты и защитники страны, победившей фашизм и нацизм.

Конечно, не мог.

В этот день был освобождён Освенцим. «Концентрационный мир» нацизма перестал существовать. Существует устойчивый стереотип, что выжившие узники концлагерей ощутили себя необыкновенно счастливыми людьми, испытали чувство непередаваемой радости от обретенной свободы и прекращения страданий. То есть воспринимали произошедшее так, как должен его воспринимать всякий человек, выходящий на свободу из камеры пыток. Однако это, мягко говоря, не так.

Начиная с 1945 года из нацистских лагерей несколько недель подряд освобождали почти 65 тысяч человек ежедневно. Мужчины, женщины, осиротевшие дети катились по Европе, словно приливная волна. Беженцы шли куда-то и никуда одновременно. Это были те, кто был в состоянии передвигаться. Остальные были так физически и психологически подавлены и надломлены, что часто почти никак не реагировали на освободителей.

Так, вошедшие в Освенцим советские военнослужащие вспоминали, что «когда открывался барак и туда входил какой-то советский солдат освободитель, узники на это вяло реагировали. Им было абсолютно все равно, кто зашел. Потому что они ничего хорошо ни от кого не ждали. Это были люди, которые полностью потеряли свое "Я". Это трудно представить, в каком психологическом состоянии находились люди, полностью подлежащие уничтожению. Поэтому, появись там американский солдат, советский солдат, узник мог только вяло на него поднять глаза – и не более того».

Однако когда происходило восстановление (или же если узник был в состоянии реагировать на произошедшее), ощущение освобождения все равно не наступало.
Свидетельства значительной части выживших показывают, что они выходили на свободу, но не обретали свободы и это их мучило, так как они не понимали, что нужно сделать, чтобы ощущение освобождения возникло.

«Когда в Берген-Бельзен пришли освободители и с английского танка на всех языках кричали нам: «Вы свободны!» - я только рукой махнула. Ничего внутри не осталось. Те, кто поступили в лагерь недавно, след английского танка целовали! А я - условно живая. Никаких реакций. Коменданту Крамеру поручили грузить мертвые тела на машины, а у меня даже не было сил подойти и сказать ему, что я о нем думаю» - вспоминала А.Гулей. Потрясение от пережитого было настолько велико, а перенесенные страдания настолько чудовищны, что радость от освобождения казалась неуместной. Один из выживших узников Дахау вспоминал, что «видел как люди пели и плясали от радости и мне казалось, что они обезумели. Я смотрел на себя и не мог понять, кто я такой».

Негативные ощущения усиливало настороженное отношение местных жителей, которые ждали от узников мести, разгула ненависти, опасности болезней и не торопились сострадать. Освободители тоже часто не понимали, что в реальности пережили узники и поэтому испытывали по отношению к ним чувство удивления, брезгливости, жалости, но не сострадания и уж тем более не стремились понять их. По словам посетившего Бухенвальд одного американского конгрессмена, узники напоминали ему не замечающих окружающего человекообразных обезьян.

Многие узники не торопились никуда идти, поскольку лагерь уничтожил всю прежнюю жизнь и было просто некуда возвращаться. Другие, даже при условии, что сохранились их дома, не были уверены, что их ждут, так как родных и близких (особенно это касалось евреев) чаще всего уже не существовало. Ж.Цикович вспоминала: «Мы услышали из громкоговорителя «Вы все свободны. Можете идти куда хотите и делать что хотите…. Многих из нас это выбило из колеи… Нам сказали, что мы можем идти куда хотим, и я, например, подумала – а куда я хочу идти? Куда я могу пойти? Может, туда, откуда меня увезли? Еврейские дома, которые мы оставили… Все, что было у моих родителей, уже растащили, как и вещи других… Хочу ли я туда возвращаться? Кто пожелает жить там, где все стояли и смотрели, когда с евреями происходила такая страшная беда, кто захочет туда возвращаться? И где в мире есть для меня место?».

Пережитое навсегда отделило выживших от остального мира и они сами это понимали, становясь чужими самим себе.

Происходит что-то невероятное.

Британское издание Daily Mail взяло интервью у Евы Шлосс – узницы Освенцима и сводной сестры знаменитой Анны Франк. И Ева Шлосс заявила что фото с советскими солдатами, освобождающими узников Освенцима, «являются подделкой». «На самом деле, в концлагере не было сделано ни одного снимка… У советских солдат не было ни одной фотокамеры».

Раз дело приобретает уже такой оборот, давайте спокойно разберемся. Вместе с советскими войсками всегда шли фронтовые корреспонденты «с лейкой и блокнотом», которые немедленно фиксировали происходящее. Так, В.Гроссман и К.Симонов вместе с советскими войсками вошли на территорию освобожденных советскими войсками концентрационных лагерей Майданек и Треблинка (Гроссман описал увиденное в Треблинке в брошюре «Треблинский ад», А Симонов засвидетельствовал впечатления о Майданеке в очерке «Лагерь уничтожения). И тот и другой материалы сопровождались фотографиями. Советские войска, вошедшие в Освенцим, сопровождал писатель Борис Полевой. Свои впечатления от увиденного и услышанного он изложил через несколько дней в четырехстраничной докладной записке начальнику политуправления 1 Украинского фронта генерал-майору Ф.В.Яшечкину, а в феврале 1945 года в статье в «Правде» «Комбинат смерти в Освенциме».

Кроме того, вместе с советскими войсками в Освенцим вошла знаменитая Ольга Игнатович (1905–1984). военный фотокорреспондент, сотрудничавшая до войны с лучшими советскими журналами и газетами. Летом 1944 года она входит в Майданек вместе с нашими войсками и делает серию фото, а 27 января, в день освобождения Освенцима, она снимала лагерь и на следующий день, 28 февраля, в газете «За честь Родины», корреспондентом которой Игнатович была, был опубликован очерк журналиста А.Шарова «Немецкая фабрика смерти - Освенцим» с теми самыми фотографиями Ольги Игнатович, из которых самая известная – истощенных узников лагеря советские солдаты выводят через ворота со знаменитой надписью «Arbeit macht frei».

Между прочим, в 2020 году в России вышел перевод книги Шлосс «После Освенцима», где она так вспоминает приход советских войск. «Внезапно дверь в барак распахнулась, и женщина закричала: «Там у ворот – медведь!» Мы с волнением направились к выходу, и перед нами предстало своеобразное зрелище: действительно, там был «медведь». Большой человек в медвежьей шкуре изумленно глядел на нас, безудержная радость охватила меня в тот момент. Я подбежала к нему, бросилась на руки, и он меня обнял. Это было 27 января 1945 года – советские войска пришли освобождать нас… Мой опыт общения с советскими солдатами состоял в том, что они были моими освободителями и друзьями. Те первые солдаты были из 60-й армии 1-го Украинского фронта, под командованием генерала Павла Курочкина. В течение ближайших нескольких дней сначала малые, а затем все более многочисленные группы солдат обосновывались в лагере. Они готовили для нас сытную еду, говорили с нами и давали погреться у костра… 231 советский солдат погиб в боях при освобождении лагеря и в сражениях с отступавшими немцами». (Сс. 149-151). А в 2012 году Шлосс специально приезжала в Москву, чтобы встретиться с воинами Советской Армии, освободившими ее из Освенцима. Она рассказала, что «бережно хранит затертую гимнастерку и солдатскую юбку», в которые ее одели советские солдаты. «– Они нас кормили, берегли, одевали, следили за нами. Они помогли нам выжить!» Встреча Шлосс с тремя освободителями произошла в стенах Мемориальной синагоги на Поклонной горе. «Зал стоя приветствовал освободителей и освобожденную долгими аплодисментами”.

И вот, пожалуйста...

Сегодня она, конечно, сомневается не в том, что эти фото были. Она сомневается в том, что именно советские солдаты освободили Освенцим (вопреки тому, что говорила сама). Это главная мысль. И самое отвратительное - эта мысль не столько ее, сколько тех, кто вытянул из 94-летней женщины эти слова, заставил их сказать и тем самым опозорил.

До чего же еще они смогут дойти в своем желании «развенчать» и обнулить подвиг наших солдат?

Даже не представляю.

Тут наше все Вышепушкина выкатил в традициях либералов, которые его воспитали, список-донос на тех, кто ему не нравится. Когда ему полетело, оказалось, что ответить некому – в защиту просвистел только похожий на пумпон от тапка Чота Ржу (не приведя ни единого аргумента), уныло похамил и угас. Миллионы и миллиарды читателей, ежегодно «выбирающие» его писателем года, смолчали.

Странно.

Но дело не в этом. Интересно, что Вышепушкина считает, что он «красный» и «левый» и за СССР, и поэтому сляпал донос на тех, кто «правый» и «монархист» и против Советской власти. Если так, то кого представляет Вышепушкина? От имени какого социального класса он говорит? Опорой советского строя были рабочие и крестьянство. Он «работал» вышибалой в ресторане, «борцом с системой», «оппозиционером». Эти занятия можно отнести к сфере деятельности рабочего класса? Или крестьянства?

Может, он выступает от имени интеллигенции? Но антисемиты и неонацисты, малообразованные, постоянно врущие никак не укладываются в определение Д.Лихачевым интеллигента, как «человека, обладающего внутренней порядочностью». Наконец, что он знает об СССР? Ничего, ибо он не читает книг, его «книги» и передачи пишут и делают другие. Вышепушкина это либеральный проект. То есть это «защитник» никогда не существовавшего, химерического СССР.

От кого?

От «монархистов» и «православных». О том, что никаких монархистов не существует, я уже доказательно писал и вопрос с ними закрыт. Это тоже химера. Что же касается, православных, кои воюют с «безбожным», «сатанинским» СССР и его вождями. Их главный тезис - Ленин есть воплощение диавола, антихрист. Сталин из той же серии. Помните «православные» басни 1990-х об особых мягких сапогах Сталина, сшитых так, чтобы скрыть копыта? Интересно, кто подковывал Сталина? Как часто? Была ли в Кремле особая должность партийного коваля? Почему нет сведений об особой фуражке, скрывающей рога и штанов, в которые заправлялся хвост?

Ну да ладно. Но ведь если оставить основной постулат, то тогда миллионы советских граждан это слуги антихриста и диаволово семя, так ведь? То есть наши родители, дедушки и бабушки. А ведь это грязное, кощунственное «православное» оскорбление миллионов людей.

Но даже если так, то слугам антихриста до дрожи должно быть отвратительно все христианское. Почему же тогда советские солдаты, коммунисты, не стреляли по новгородским храмам, где сидели немцы? Почему коммунисты и комсомольцы спасали памятники церковного зодчества, иконы, книги? Как с наместниками диавола и замами антихриста по работе с населением имели контакты не только высшие чины Церкви, но даже святые?

Святитель Тихон говорил «Владимир Ильич Ленин не отлучен от православной церкви высшей церковной властью, и потому всякий верующий имеет право и возможность поминать его. Идейно мы с Владимиром Ильичем Лениным, конечно, расходились, но я имею сведения о нем как о человеке добрейшей и поистине христианской души» и соболезновал в день его кончины. Как же так? Святитель Лука подписывал открытки с изображением Ленина и получил из рук антихристовой власти Сталинскую (!) премию, Патриархи и митрополиты встречались со Сталиным, молились за него, подносили ему подарки.

Зачем эти самые православные распространяют байки о Матроне, встречавшейся со Сталиным? Нигде в Священном писании или Священном предании мы не найдем случаев договоров, союза истинного христианина с диаволом – эта чисто западная, фаустианская традиция нам чужда. Откуда же тогда все это? Или в дистиллированные мозги православных вмещаются только две брошюрки «Список смертных грехов» из 12000 пунктов и «Предсказания афонских старцев о кончине мира»?

То есть один фальшивый, продажный как отважный, поюзаный от частого употребления всеми подряд «левак», защищающий несуществующую страну, возбудил фальшивых «монархистов», «праваков» и сектовидных «православных», обличающих несуществующую страну. Получается, что они одно и то же. Мало того, союзники – ведь еще недавно обличители и обличаемые были за одними столами, борясь с очередными химерами.

Похоже, сильно обмелело корыто.

Или прохудилось.

Сегодня, в день освобождения советскими солдатами Освенцима стоит обратить внимание на особое место Освенцима в системе нацистских концлагерей. Он был своеобразной «столицей» Концентрационного мира. Основанный в 1940 году на территории Польши, он оказался вынесен далеко на Восток, за пределы нацистской «ойкумены». В мировой истории процессы создания новых империй нередко включали в себя устройство будущих столиц, опережающее непосредственно территориальные приобретения. Эти столицы, выносившиеся либо на границы государства либо вообще за его пределы, на недавно присоединенные земли, становились символическим центром государства, которое должно было быть создано в будущем.

Такую попытку сделал князь Святослав (Х в.), пытавшийся создать столицу будущей империи в Переяславце на Дунае, Иван Грозный после присоединения Поволжья начинает создавать новую столицу в Вологде, пытаясь выстроить центр равновесия государства, стремительно увеличивающегося на Восток. Петр Первый переносит новую столицу строящейся империи из Москвы на западную границу, обозначая будущие территориальные претензии на Скандинавский полуостров. Таким образом с появлением Освенцима был утвержден центр «Восточного сектора» Германской империи, символический рубеж которой теперь проходил по границе Польши и Белоруссии.

Можно обратить внимание, что после начала войны восточнее Освенцима создается цепь лагерей, игравших роль «городов-спутников», условных «факторий» империи, являвшихся проводниками нового государственного и социального мироустройства и утверждавших захваты новых территорий. Это Майданек, Белжец, Треблинка и Собибор. Любопытная деталь - и «столица» Освенцим и указанные лагеря создавались именно как «лагеря уничтожения», «лагеря смерти», в то время как лагеря на территории Германии, в большинстве своем созданные ранее 1940 года, такие как Бухенвальд, Дахау, Маутхаузен, Заксенхаузен и др. статуса «лагерей смерти» не имели, невзирая на то, что в них массово уничтожались заключенные.

То есть новая территория империи была маркирована, как пространство, которое должно быть освобождено от населения, как пространство смерти, в противовес «Западному сектору» - Германии, где в лагерях людей не уничтожали, а формально «исправляли трудом». Граница Третьего Рейха отныне в буквальном смысле проходила по границе бытия и небытия и пересекающие ее либо уничтожались, либо «расчеловеченные», в ничтожно малом количестве сохранялись для нужд империи.

В результате возникла дихотомия. Освенцим (восточная столица), при всех отличиях, стал по «изнаночному принципу» изоморфен западной столице, Берлину с той разницей, что Освенцим был столицей без столичности, его население не имело статуса горожан и было причислено к сообществу неэффективных и лишних людей, в отличие от полезных и нужных жителей Берлина. Освенцим не был столицей ровно в той степени, в которой захваченные территории не были Германией и точно фиксировал это положение вещей.

Амбивалентность двух столиц проявлялась и в том, что Берлин утверждал и гарантировал бытие тысячелетнего Рейха (то есть вечное бытие), Освенцим - тотальное и вечное небытие, но и там и там общей точкой схождения была вечность, отсутствие времени. Освенцим своими бараками, крематориями, рампами точно так же отрицал красоту, эстетизм и монументальность стиля жизни империи, как Берлин утверждал их в величественных архитектурных утопиях А.Шпеера. Но наличие и того и другого было необходимым условием государственного существования. Нацистская империя, в которой искали оправдание своей целесообразности и внутренней логики обе столицы, не могла существовать ни без Освенцима, ни без Берлина.

Владимир Путин - о блокаде, своих родителях на войне и умершем брате:

‼️Война началась, отец написал заявление на фронт. Направили его в диверсионный отряд НКВД. Их забрасывали в ближний тыл для проведения диверсионных актов, но они почти сразу попали в засаду. Их кто-то предал. Их преследовали по лесу, и он остался жив, потому что несколько часов просидел в болоте и дышал через камышовую тростинку.

‼️Причем он слышал, как немецкие солдаты проходили рядом, как тявкали собаки. Мне из архива минобороны принесли дело на эту группу. Из 28 человек линию фронта назад к нашим перешли четверо. 24 погибли.

‼️А потом их отправили на Невский пятачок. Это было, наверное, самое горячее место за всю блокаду. Наши войска держали небольшой плацдарм, предполагалось, что это будет плацдарм для прорыва блокады. Над ним кругом господствующие высоты, его простреливали насквозь. Там до сих пор сплошной металл.

‼️И отец рассказывал, как его ранили там. Он всю жизнь жил с осколками в ноге: все их так и не вынули. Ступня так и не разгибалась потом. Они с товарищем делали вылазку в тыл к немцам, ползли-ползли… А дальше и смешно, и грустно: подобрались к немецкому доту, оттуда вышел здоровый мужик, посмотрел на них… а они не могли подняться, потому что были под прицелом пулемета. «Мужик, — говорит, — на нас посмотрел внимательно, достал гранату, потом вторую и забросал нас этими гранатами» Жизнь такая простая штука и жестокая.

‼️Это уже была зима, Нева скована льдом, нужно было как-то перебраться на другой берег. Желающих тащить его на ту сторону было мало, потому что там Нева была как на ладони и простреливалась и артиллерией, и пулеметами. Шансов дойти до того берега почти не было. Но совершенно случайно рядом оказался его сосед по дому в Петергофе. И этот сосед его, не раздумывая, потащил. Оба живые доползли туда. Сосед подождал его в госпитале, убедился, что его прооперировали, и говорит: «Ну все, теперь ты будешь жить, а я пошел умирать».

‼️И пошел обратно. И я потом отца спрашивал: «Ну что же, он погиб?» Они потерялись, и отец все-таки считал, что сосед погиб. И где-то в 60-х годах он пришел вдруг домой, сел на стул и заплакал. Он встретил этого своего спасителя. В магазине. В Ленинграде. Случайно. В магазин зашел за продуктами и увидел его. Это же надо, что оба пошли именно в этот момент именно в этот магазин. Один шанс из миллионов…

‼️А мама рассказывала, как приходила к отцу в госпиталь. У них был маленький ребенок, три годика ему было. А голод же, блокада… И отец отдавал ей свой госпитальный паек. Тайно от врачей и медсестер. А она его прятала, выносила домой и кормила ребенка. Ну а потом он в госпитале начал падать в обмороки, врачи все поняли и перестали ее пускать.

‼️А потом и ребенка у нее забрали. Делали это в явочном порядке с целью спасения детей от голода. Собирали в детские дома для эвакуации. Родителей даже не спрашивали. Он там заболел и не выжил. И им не сказали даже, где он захоронен. И вот незнакомые мне люди поработали в архивах и нашли документы на моего брата.

‼️И это действительно мой брат. Совпал не только адрес, откуда его забирали. Совпали имя, фамилия, отчество, год рождения. И было указано место захоронения: Пискаревское кладбище и даже конкретный участок.

‼️А отец, когда ребенка забрали и мама осталась одна, а ему разрешили ходить, встал на костыли и пошел домой. Когда подошел к дому, то увидел, что санитары выносят из подъезда трупы. И увидел маму. Подошел, и ему показалось, что она дышит. И он санитарам говорит: «Она же еще живая!» — «По дороге дойдет, уже не выживет». Он рассказывал, что набросился на них с костылями и заставил поднять ее назад, в квартиру. И он ее выходил. Она осталась жива. И дожила до 1999 года. А он умер в конце 1998-го.

‼️И не было же семьи, где бы кто-то не погиб, но у них не было ненависти к врагу, вот что удивительно. Я до сих пор не могу, честно говоря, этого до конца понять. Мама говорила: «Ну какая к этим солдатам может быть ненависть? Они простые люди. Просто их гнали на фронт». Вот эти слова я помню с детства.

Что такое была система концентрационных лагерей нацистской Германии. А это было отдельное государство, «концентрационный мир» обладающее территорией, городами, инфраструктурой, экономикой, культурой. Прежде всего это государство было огромных размеров. Его основой были масштабные «мегаполисы», среди которых один только лагерь Освенцим (Аушвиц) насчитывал в длину 12 км, в ширину 8 км и занимал площадь 175 гектаров, напоминая античный «город-государство». За ним шли десятки городов-лагерей поменьше (Дахау, например, занимал всего 6 гектаров). Меньше всего по площади были лагеря смерти, так как в них не было необходимости строить здания для постоянного пребывания и обслуживания охраны и узников – все прибывающие туда почти сразу уничтожались.

Лагеря делились по функционалу – для простых военнопленных (Stammlager), пересыльные (Durchganglager), для военнопленных командного состава (Officierlager), трудовые (Arbeitslager), лагеря смерти (Vernichtungslager) и т.д. Существовали даже лагеря, где концентрировались деятели искусства, театра, кинематографа, как, например, Вестерборк (в нем ставились пьесы Шекспира, были прекрасные музыкальные ансамбли и хор) или Терезиенштадт – в последнем процветала (пусть и недолго) музыкальная и театральная жизнь, настолько разнообразная и насыщенная, что ей мог бы позавидовать какой-нибудь небольшой европейский город.
    
В этих «лагерях-городах» были четко стратифицированные районы (для администрации, охраны, места работы, места уничтожения), улицы и проспекты (“Hauptstraße”), площади (“Appelplatz”), своя инфраструктура: отопление, освещение, железные и автомобильные дороги, предприятия, столовые, магазины и т.д.

Была своя система правил и законов, своя медицина, своя культура и досуг (кинотеатры, бордели, бассейны, футбольные поля, зоопарки, в Терезиенштадте работало великолепное кабаре «Карусель» и была библиотека в 180000 томов (ее посещал В.Франкл), изумительный вокальный дуэт и прекрасное кабаре было в Вестерборке, в Бухенвальде был джаз-банд, отлично исполнявший Дюка Эллингтона и Гленна Миллера).

«Главный лагерь Освенцима был как маленький город, - вспоминает служивший там ротенфюрер СС О.Гренинг. - Там были свои сплетни, был магазин, где ты мог купить продукты. Была столовая, кинотеатр, театр, где регулярно проводили представления. Был спортивный клуб, который я посещал. Были танцы. Было весело и приятно».

Освенцим был «столицей» этого мира, заселенного огромным количеством «граждан», разбитых на страты - политические, расово-неполноценные, уголовники, антисоциальные элементы, элита и маргиналы и т.д. Вокруг «столицы», словно города-спутники, функционировало еще около 40 лагерей. И это не единственный пример. Концлагерь Маутхаузен был региональной «столицей» Австрии, собравшей вокруг себя 49 лагерей. Равенсбрюк имел 70, а Бухенвальд 138 лагерей-филиалов.

Можно обратить внимание, что после начала войны и захвата Белоруссии и Украины, восточнее Освенцима создается цепь лагерей, игравших роль «городов-спутников», условных «факторий» империи, являвшихся проводниками нового государственного и социального мироустройства и утверждавших захваты новых территорий. Это Майданек (1941 г.), Белжец (как лагерь смерти начал создаваться с 1941 года), Треблинка (1942 г.) и Собибор (1942 г).

Следует обратить внимание на то, что и «столица» Освенцим и указанные лагеря создавались именно как «лагеря уничтожения», «лагеря смерти», в то время как лагеря на территории Германии, в большинстве своем созданные ранее 1940 г., такие как Бухенвальд, Дахау, Маутхаузен, Заксенхаузен и др. статуса «лагерей смерти» не имели, невзирая на то, что в них массово уничтожались заключенные.

То есть новая территория империи была маркирована, как пространство, которое должно быть освобождено от населения, как пространство смерти, в противовес Германии, где в лагерях людей не уничтожали, а «исправляли трудом». Граница Третьего Рейха отныне в буквальном смысле проходила по границе бытия и небытия и пересекающие ее либо уничтожались, либо «расчеловеченные», в ничтожно малом количестве сохранялись для нужд империи.

Концентрационные лагеря нацизма были местом для производства смерти, местом, где смерть производилась сознательно. Если Христос в христианской традиции попирал смертью смерть, то в концентрационном лагере прямо противоположным образом смертью смерть утверждалась.

Смерть, как «немецкий учитель», по выражению Целана, учила только тому, что жизнь в лагере, все ее составляющие есть «смертность», разлитая буквально в воздухе – не случайно первое, что замечали прибывшие в лагерь, это пронизывающее воздух зловоние. Е.Самуэль, жившая неподалеку от Треблинки, вспоминает, что запах лагеря был ужасен. «Из-за него нельзя было открыть окно или выйти на улицу. Это просто невообразимый запах», который чувствовался за 20 километров! Узник Освенцима Н.Хейфец отмечал: «Еще за много километров до Освенцима в воздухе висел нестерпимо душный запах паленого мяса». А если вспомнить, что зловоние в европейской культуре и ментальности это атрибут разложения и ада, то картина оказывается завершенной.

Когда же биологическая смерть все-таки наступала, человек лишался последнего права – права оставить память о себе. Еще при жизни в лагере человек лишался самоидентификации, имени, стереотипов поведения, способности мыслить, то есть, как уже говорилось, максимально приближался к животному. То есть человек не жил. После его смерти уничтожались все документы, с ним связанные. «Их фотографии, - вспоминала С.Шмаглевская, - которые хранились вместе с паспортами, начали сжигать... Эсэсовец Першель лично наблюдал за тем, как свозили в огромную кучу гигантские картотеки, несколько дней внимательно следил за нами, пока мы не закончили эту работу, а потом сам поджег и позаботился о том, чтобы сгорело все до единой бумажки…».

Суммируя, можно сказать, что таким образом гибли остатки повседневности человека – единственное, что в лучшем случае от него оставалось, это визуальная память о повседневном. Таким образом, после смерти узника можно было сказать не «его не стало», а «его и не было». Это «прижизненное небытие» подчеркивалось или даже утверждалось превращением человека в пепел.

Но даже пепел не предавался земле. Им вместо гравия посыпали дорожки в городках эсэсовцев рядом с лагерями, в Освенциме с помощью человеческого пепла выравнивали дно прудов (используя пепел, заключенные натыкались на оправы очков, вставные челюсти и т.д.), пепел использовали в качестве утеплителя, удобрения или даже как составляющая часть компоста.

Кости также отсылались на производства для промышленной переработки, из женских волос делался войлок, использовавшийся для производства матрацев, седел, попон, волосы также использовались для звуко- и теплоизоляции в военной промышленности. Человеческим жиром, который скапливался в специальных ловушках в крематории, промазывали в Бухенвальде кровли бараков. Из кожи убитых изготавливали абажуры, перчатки и даже книжные переплеты. Б.Полевой описывал, как на Нюрнбергском процессе в качестве свидетельств были продемонстрированы «изделия из этой кожи — изящные женские туфельки, сумки, портфели, бювары и даже куртки».

То есть осквернялось и унижалось даже то немногое, что еще оставалось на земле от человека и это полностью обессмысливало существование узников. «Для чего я родилась, училась в школе, потом бежала из Гамбурга в Антверпен и выучила голландский язык, - спрашивала одна из узниц. – Неужели все только для того, чтобы мои волосы наполнили немецкий матрац, а мой пепел пошел на удобрение полей в окрестностях Собибора?»

В повседневности лишенные уже при жизни всех человеческих качеств люди все равно обладают последним, безусловным правом «умереть по человечески» и так же по человечески быть похороненным, тем самым посмертно восстановив в памяти потомков многие из своих утраченных свойств и качеств. Есть шанс дать будущность хотя бы чему-то личному (роду, вещам, памяти) поверх собственной смерти. Однако в концентрационном лагере именно этого последнего права у людей не было (о чем они знали), они становились вечно непогребенными, их нельзя было больше похоронить никогда, то есть завершить их существование.