Время ощутимо ускорилось и эпохи, толкаясь и печально позвякивая дорогущим хрусталём в наглухо запечатанных почтовым сургучом сервантах, уходят так быстро, что в глазах рябит и немного даже подташнивает с непривычки. Ещё вчера, казалось бы, ан уж нет, уж и след простыл и поминай как звали! Не тот фасон, не впечатляет совершенно, старо и пошло, папаша!
Стояло тут вроде как всегда исполински, поражало кряжистостью небывалой да незыблемой статью — а глядь, подхватили бойкие, усатые незнамо кто, завернули в худую рогожу и волокут бездушно выкидывать, ибо новое уже на подходе копытом бьёт, извольте освобождать места.
Но удивляться — роскошь уже крайне для меня недопустимая, тут на простое созерцание бы наскрести мелочишки по карманам. Так что — бесстрастно всё рассматриваем и сохраняем при этом довольно таки приятное выражение на лице. На всякий случай.
Захаживали сегодня в аптеку, и, надо сказать, не праздного любопытства ради, а исключительно удовлетворения вполне определённых бытовых запросов для. У меня, так уж вышло, благоприобретённая с определённых моментов жизненных привычка образовалась — иметь при себе антисептическое средство для рук. И мою я оные руки всё с тех же, уже в некотором роде былинных времён чаще, чем когда бы то ни было раньше, и, в случае отсутствия возможности омовение свершить, протираю злой химической гадостью, да непременно с таким вызывающим ароматом, что все окрест, разумеется, думают, что это я нарочно такую штуку выкинул, всем на зло, хотя и в мыслях отродясь не держал сего.
Так вот, закончилось у меня то самое средство подчистую и решил я обновить запас его, дабы привычкам своим по возможности не изменять, ибо кто я есть, если не скопище привычек. Так-то начнёшь наплевательски к ним относиться — и что от меня останется в итоге? Штаны, прощения прошу, одни, да и те — совершенно неприглядного вида. Ну и шляпа ещё, возможно. Срам сплошной, одним словом.
Зашёл я, стало быть, в аптеку ту и с порогу, дабы ни своё, ни аптекаря время попусту не тратить, зычно гаркнул, даже с некоторой надсадой и хрипотцой разбойничей,— дайте, мне, барышня, санитайзер.
А барышня, с легко узнаваемым и от того ещё более приятным моему уху областным говором и отвечает — а санитайзер эт чё?
Пауза возникла неловкая, в коей промелькнули пред очами моими как живые люди в масках, нешуточные баталии прививочников с антипрививочниками, входы в магазины по пропускам, истеричные выпуски новостные и прочия, и прочия...
Однако ж сдержался, сказал ласково — санитайзер, моя хорошая, это жижа такая вонючая. Руки протирать ей. От микробов. Заместо мыла.
Моя хорошая нахмурила самую чуточку прыщавый лобик, надула губки и, рассеянно окинув бурёночными глазищами своё хозяйство, горестно всплеснула руками — такого нету у нас.
Ну на нету — и суда, как говориться, быть никакого не может на свете этом. Понимаем-с, как же. Откланялся вежливо, да и восвояси не солоно хлебавши.
Благо в интернетах ещё не забыли, что это такое, и обещали через день прислать с нарочным.
Но писал всё это я вам, любезные, по большей части не за тем, чтобы рассказать, как ловко в итоге всё обернулось да сладилось, а лишний раз только напомнить про восхитительный по своей сути механизм, работающий строго и безотказно. Перестали на каждом углу талдычить — и вот, пожалуйста. Забыли как и называется! А не далее чем четыре года назад, когда я в ту же самую аптеку за аспирином заходил, мне оный аспирин барышня, не нынешняя, но не менее приятная, подавала в лютом ужасе длиннющими щипцами и сама при том была в маске и перчатках каучуковых до локтя! И спиртом чистым помещение окропляла прямо при мне и на меня. А теперь санитайзер эт чё.
Всё пройдёт, всё станет прахом, ничего не задержится, не устоит. Сто раз сменятся моды, важное станет неважным, дорогое — недорогим, любимое — пресным, болезненное — пустым. И не забывать об этом — задача если и не основная, то очень даже полезная. Не забывать и сохранять довольно таки приятное выражение на лице. Ну а что ещё делать?
Стояло тут вроде как всегда исполински, поражало кряжистостью небывалой да незыблемой статью — а глядь, подхватили бойкие, усатые незнамо кто, завернули в худую рогожу и волокут бездушно выкидывать, ибо новое уже на подходе копытом бьёт, извольте освобождать места.
Но удивляться — роскошь уже крайне для меня недопустимая, тут на простое созерцание бы наскрести мелочишки по карманам. Так что — бесстрастно всё рассматриваем и сохраняем при этом довольно таки приятное выражение на лице. На всякий случай.
Захаживали сегодня в аптеку, и, надо сказать, не праздного любопытства ради, а исключительно удовлетворения вполне определённых бытовых запросов для. У меня, так уж вышло, благоприобретённая с определённых моментов жизненных привычка образовалась — иметь при себе антисептическое средство для рук. И мою я оные руки всё с тех же, уже в некотором роде былинных времён чаще, чем когда бы то ни было раньше, и, в случае отсутствия возможности омовение свершить, протираю злой химической гадостью, да непременно с таким вызывающим ароматом, что все окрест, разумеется, думают, что это я нарочно такую штуку выкинул, всем на зло, хотя и в мыслях отродясь не держал сего.
Так вот, закончилось у меня то самое средство подчистую и решил я обновить запас его, дабы привычкам своим по возможности не изменять, ибо кто я есть, если не скопище привычек. Так-то начнёшь наплевательски к ним относиться — и что от меня останется в итоге? Штаны, прощения прошу, одни, да и те — совершенно неприглядного вида. Ну и шляпа ещё, возможно. Срам сплошной, одним словом.
Зашёл я, стало быть, в аптеку ту и с порогу, дабы ни своё, ни аптекаря время попусту не тратить, зычно гаркнул, даже с некоторой надсадой и хрипотцой разбойничей,— дайте, мне, барышня, санитайзер.
А барышня, с легко узнаваемым и от того ещё более приятным моему уху областным говором и отвечает — а санитайзер эт чё?
Пауза возникла неловкая, в коей промелькнули пред очами моими как живые люди в масках, нешуточные баталии прививочников с антипрививочниками, входы в магазины по пропускам, истеричные выпуски новостные и прочия, и прочия...
Однако ж сдержался, сказал ласково — санитайзер, моя хорошая, это жижа такая вонючая. Руки протирать ей. От микробов. Заместо мыла.
Моя хорошая нахмурила самую чуточку прыщавый лобик, надула губки и, рассеянно окинув бурёночными глазищами своё хозяйство, горестно всплеснула руками — такого нету у нас.
Ну на нету — и суда, как говориться, быть никакого не может на свете этом. Понимаем-с, как же. Откланялся вежливо, да и восвояси не солоно хлебавши.
Благо в интернетах ещё не забыли, что это такое, и обещали через день прислать с нарочным.
Но писал всё это я вам, любезные, по большей части не за тем, чтобы рассказать, как ловко в итоге всё обернулось да сладилось, а лишний раз только напомнить про восхитительный по своей сути механизм, работающий строго и безотказно. Перестали на каждом углу талдычить — и вот, пожалуйста. Забыли как и называется! А не далее чем четыре года назад, когда я в ту же самую аптеку за аспирином заходил, мне оный аспирин барышня, не нынешняя, но не менее приятная, подавала в лютом ужасе длиннющими щипцами и сама при том была в маске и перчатках каучуковых до локтя! И спиртом чистым помещение окропляла прямо при мне и на меня. А теперь санитайзер эт чё.
Всё пройдёт, всё станет прахом, ничего не задержится, не устоит. Сто раз сменятся моды, важное станет неважным, дорогое — недорогим, любимое — пресным, болезненное — пустым. И не забывать об этом — задача если и не основная, то очень даже полезная. Не забывать и сохранять довольно таки приятное выражение на лице. Ну а что ещё делать?
Всё детство стояли эти два монстра у бабушки в кухонном буфете за стеклом. Не знаю откуда они взялись и почему их именно два, но думаю там какая-нибудь простая история. Подарили на работе на восьмое марта, или сами, молодые ещё тогда мои родственники, приобрели себе их для украшения быта. Одно знаю точно - орехи ими никто никогда не колол и вообще трогать их не благословлялось.
Видел я, бывая в гостях, и у других людей схожие орехоколы. Но у других драконы были какие-то стандартные, привычных очертаний что ли, а наши - какие-то дикие и натурально лютые.
Потому, говаривала бывалочи бабуля, что у всех драконы, а у нас - Змеи-Горынычи.
Это объяснение меня более чем устраивало и когда бабушка закончила жить, чудовища незамедлительно прописались у меня.
Стоят теперь на полке, собирают пыль и украшают скромный мой быт в меру своих, чудовищных возможностей.
Видел я, бывая в гостях, и у других людей схожие орехоколы. Но у других драконы были какие-то стандартные, привычных очертаний что ли, а наши - какие-то дикие и натурально лютые.
Потому, говаривала бывалочи бабуля, что у всех драконы, а у нас - Змеи-Горынычи.
Это объяснение меня более чем устраивало и когда бабушка закончила жить, чудовища незамедлительно прописались у меня.
Стоят теперь на полке, собирают пыль и украшают скромный мой быт в меру своих, чудовищных возможностей.
Поскольку на дворе всё-таки весна (у иных правда, говорят, снегу нападало, но у нас ничего, всё чинно) то в избе нашей происходят сейчас ежегодные и неизбежные ритуалы: зимние наряды, шубы, армяки, малахаи и штаны на вате, а равно угрожающих размеров валенки на резиновом ходу щедро пересыпаются ядрёнейшей махоркой, перекладываются самым ядовитым нафталином и убираются в дальние сундуки и высокие антресоли до поры до времени.
Туда же бойко идут и трёхпалые рукавицы на меху, двойной вязки варежки, бабкины носки с пяткой из распущенной на нитки парашютной стропы, которым теперь сносу от этой хитрости — натурально нет, мохеровые шарфы, душегрейки и тёплое, мягкое исподнее, коим в морозы пренебрегать никак не следует, ибо моды приходят и уходят, а огурчик у вас, господа мои хорошие, один-одинёшенек и на всю оставшуюся жизнь. Берегите.
Взамен убранного, соответственно, горстями достаются из зимней спячки платья более лёгких и изящных фасонов, с некой, даже, знаете ли, долей легкомыслия и фривольности, ибо в знойную пору имеем мы всё ещё обыкновение выставлять телеса под свет божий, хотя по-хорошему надо бы это уже прекратить, ибо не шестнадцать давно, чего уж там кривить душой. Но пока ещё что-то не решаемся и молодимся.
В процессе доставания, разумеется, идёт активная помощь со стороны котов, заключающаяся как правило в беспорядочном залезании и вылезании в открываемые шкафы и ящики, в совершенно неуместной игре с украденной перчаткой, в потере одного из взятых на баланс животного и поисками оного с последующим счастливым нахождением запертым под шубами, и так далее.
Кульминацией действа явилась чёрт её знает откуда вылетевшая махонькая, еле живая моль. Баба сразу бодро и активно забегала и захлопала звонко в ладоши, пытаясь тем самым свести со свету животинку, коты, завидев такую небывалую вольность, тоже начали синхронно говорить ке-ке-ке и прыгать как бесноватые туда-сюда, повалив в процессе многое, слава богу — не бьющееся.
Насекомое в итоге было повержено, и баба, являя торжествующую ладонь в серебристо-пыльных разводах, бывших когда-то мотыльком, кинулась проверять, не поела ли та моль её юбки и блузоны. Коты, расстроившись, что мух более нет и не предвидится, затеяли шутошную драку промеж себя и весьма преуспели в этом, а я рассовывая по своим полкам (да, у нас разделение строгое на мужскую и женскую половину. В мужской, кстати, порядку больше!) задумался.
Вот всего у меня вроде в достатке. И штанов приличных целая охапка. И рубашек к ним соразмерное количество. Футболок — тех вообще без счёту, прочих сюртуков, кафтанов да батников — тоже не обидел бог. А хожу, смешно сказать — почитай что безвылазно в одном спортивном костюме, уже ощутимо потёртом, в видавших виды кроссовках и кургузой кацавейке, именуемой в народе бомбером.
Когда костюм спортивный запачкается и делается непригодным для выхода в нём в добрые люди, я достаю из шкапа практически такой же, а запоганенный житейскими бурями отправляю в стирку. И так по кругу.
Станет теплее — сменю кроссовки на резиновые тапочки с крокодильчиком, а кацавейку на футболку с линялым рисунком. И опять всё те же спортивные штаны. Вот и весь наряд.
И ведь бываем, бываем, чёрт его дери в центральных магазинах, и что-то там покупаем даже, с отвращением покряхтывая, поминая неприличным словом дороговизну проклятую, и висит потом всё это, пылится и никуда почему-то не носится. Оденусь, бывает, на какое приличествующее мероприятие солидно, так изверчусь весь. Тут давит, там трёт, носки эти дурацкие надевай, рубашку ГЛАДЬ, ужас. И ведь раньше одевался так регулярно. Носил всё это, следил за веяниями. А сейчас — как бабка отшептала.
Туда же бойко идут и трёхпалые рукавицы на меху, двойной вязки варежки, бабкины носки с пяткой из распущенной на нитки парашютной стропы, которым теперь сносу от этой хитрости — натурально нет, мохеровые шарфы, душегрейки и тёплое, мягкое исподнее, коим в морозы пренебрегать никак не следует, ибо моды приходят и уходят, а огурчик у вас, господа мои хорошие, один-одинёшенек и на всю оставшуюся жизнь. Берегите.
Взамен убранного, соответственно, горстями достаются из зимней спячки платья более лёгких и изящных фасонов, с некой, даже, знаете ли, долей легкомыслия и фривольности, ибо в знойную пору имеем мы всё ещё обыкновение выставлять телеса под свет божий, хотя по-хорошему надо бы это уже прекратить, ибо не шестнадцать давно, чего уж там кривить душой. Но пока ещё что-то не решаемся и молодимся.
В процессе доставания, разумеется, идёт активная помощь со стороны котов, заключающаяся как правило в беспорядочном залезании и вылезании в открываемые шкафы и ящики, в совершенно неуместной игре с украденной перчаткой, в потере одного из взятых на баланс животного и поисками оного с последующим счастливым нахождением запертым под шубами, и так далее.
Кульминацией действа явилась чёрт её знает откуда вылетевшая махонькая, еле живая моль. Баба сразу бодро и активно забегала и захлопала звонко в ладоши, пытаясь тем самым свести со свету животинку, коты, завидев такую небывалую вольность, тоже начали синхронно говорить ке-ке-ке и прыгать как бесноватые туда-сюда, повалив в процессе многое, слава богу — не бьющееся.
Насекомое в итоге было повержено, и баба, являя торжествующую ладонь в серебристо-пыльных разводах, бывших когда-то мотыльком, кинулась проверять, не поела ли та моль её юбки и блузоны. Коты, расстроившись, что мух более нет и не предвидится, затеяли шутошную драку промеж себя и весьма преуспели в этом, а я рассовывая по своим полкам (да, у нас разделение строгое на мужскую и женскую половину. В мужской, кстати, порядку больше!) задумался.
Вот всего у меня вроде в достатке. И штанов приличных целая охапка. И рубашек к ним соразмерное количество. Футболок — тех вообще без счёту, прочих сюртуков, кафтанов да батников — тоже не обидел бог. А хожу, смешно сказать — почитай что безвылазно в одном спортивном костюме, уже ощутимо потёртом, в видавших виды кроссовках и кургузой кацавейке, именуемой в народе бомбером.
Когда костюм спортивный запачкается и делается непригодным для выхода в нём в добрые люди, я достаю из шкапа практически такой же, а запоганенный житейскими бурями отправляю в стирку. И так по кругу.
Станет теплее — сменю кроссовки на резиновые тапочки с крокодильчиком, а кацавейку на футболку с линялым рисунком. И опять всё те же спортивные штаны. Вот и весь наряд.
И ведь бываем, бываем, чёрт его дери в центральных магазинах, и что-то там покупаем даже, с отвращением покряхтывая, поминая неприличным словом дороговизну проклятую, и висит потом всё это, пылится и никуда почему-то не носится. Оденусь, бывает, на какое приличествующее мероприятие солидно, так изверчусь весь. Тут давит, там трёт, носки эти дурацкие надевай, рубашку ГЛАДЬ, ужас. И ведь раньше одевался так регулярно. Носил всё это, следил за веяниями. А сейчас — как бабка отшептала.