Моральная крыса

Моральная крыса

В свете некоторых недавних событий задумался над тем, может ли для морального реалиста совершение зла быть чем-то, кроме акрасии? Возможно, уместен и более радикальный вопрос о том, а можно ли быть подлинным моральным реалистом, не имея опыта совершения аморальных…

В современных теориях моральной мотивации есть две основные позиции: экстернализм и интернализм. Эти термины используются противоречиво (ср., напр., эту и эту статьи), но я буду использовать вариант Конни Розети. С этой точки зрения, моральный интернализм — это позиция, которая признаёт внутреннюю связь между моральным суждением и мотивацией. Соответственно, моральный экстернализм допускает, что подобной связи между моральным суждением и мотивацией нет. Если экстернализм верен, то можно искренне верить, что лгать неправильно, но продолжать лгать.

Моральный экстернализм хорошо объясняет, почему многие моральные реалисты поступают неправильно (а реалистами является большинство людей). Следующий вопрос, который мы можем себе задать: даёт ли экстернализм какие-либо основания снизить ответственность реалистов за их аморальные поступки? Высказывалось мнение, что «снижение ответственности» — это проблематичный способ говорить о морали, так что поясню, что я имею в виду. Это снижение может быть выражено как снисхождение, отказ от социальных санкций или их ослабление (например, через различные оговорки при высказывании публичного осуждения).

К сожалению для морально неосмотрительных реалистов, экстернализм не способен снизить их ответственность. Мы можем подойти к обоснованию социальных санкций как реакций на чьё-то аморальное поведение с нескольких сторон: ретрибутивной, исправительной, предотвратительной, восстановительной и реляционной. Ни один из этих подходов не позволяет нам менее строго судить тех, кто осознавали неправильность своих поступков на момент их совершения. Может показаться, что 2-й подход допускает, что если человек осознаёт неправильность своих действий, то его характер по крайней мере лучше, чем у тех, кто этого не знает. Но базовая предпосылка экстернализма именно в том, что моральный характер не зависит от знания моральных фактов: можно знать все моральные факты, но быть самым порочным существом во вселенной (Сатана в ряде версий христианства выглядит именно таким существом).

Алексей, как кажется, предлагает интересное обоснование такого снижения моральной ответственности. Совершение незначительных пакостей может быть оправдано той эпистемической ценностью, которую это вносит в познание самим пакостником моральных фактов. Однако если мы исходим из экстернализма, то прирост знаний о моральных фактах никак не конвертируется в прирост моральных добродетелей, а потому размен сомнителен. Но даже если мы будем исходить из того, что в познании моральных фактов есть самостоятельная моральная ценность, то нам нужно принять ещё одну спорную предпосылку — агрегационную концепцию блага. С этой точки зрения, мы вполне можем разменять ущерб, нанесённый кому-то, на прирост блага, если этот прирост достаточно значителен. Как кажется, Алексей сам исходит из такой консеквенциалистской презумпции, когда оговаривает случаи бесповоротного зла.

Проблема в том, что агрегационная концепция блага не безальтернативна и, на самом деле, довольно контринтуитивна. Расписывать на этот счёт слишком много не буду, интересующимся нозиковский монстр полезности в помощь. Если же мы отказываемся от агрегационной парадигмы, то неясно, как мы можем обосновать вред, который мы наносим кому-то другому, теми выгодами, которые мы получаем от этого. Это слишком похоже на нарушение кантианского императива: мы используем кого-то, кому мы нанесли вред, как средство для приращения наших моральных знаний; т.е. просто как средство, но не уважаем как цель. Возможно, в этом был бы смысл, будь такое моральное «набивание шишек» единственным способом морального познания, но, к нашему счастью, мы живём в обществе. И чаще всего социализация даёт нам приблизительное знание того, какие действия наносят другим людям вред и потому морально запрещены, без необходимости дополнительно проверять этот моральный запрет на практике. Как кажется, склонность к такому моральному эмпиризму даже сама по себе является дефектом морального характера.

SpringerLink

Are People Implicitly Moral Objectivists?

Review of Philosophy and Psychology - In this paper I argue that there are at least two ways in which people can be moral objectivists, namely implicitly and explicitly. It is possible to...

www.group-telegram.com/ye/MoralRat.com/278

1.8K viewsedited  May 5 at 16:14

В современных теориях моральной мотивации есть две основные позиции: экстернализм и интернализм. Эти термины используются противоречиво (ср., напр., эту и эту статьи), но я буду использовать вариант Конни Розети. С этой точки зрения, моральный интернализм — это позиция, которая признаёт внутреннюю связь между моральным суждением и мотивацией. Соответственно, моральный экстернализм допускает, что подобной связи между моральным суждением и мотивацией нет. Если экстернализм верен, то можно искренне верить, что лгать неправильно, но продолжать лгать.

Моральный экстернализм хорошо объясняет, почему многие моральные реалисты поступают неправильно (а реалистами является большинство людей). Следующий вопрос, который мы можем себе задать: даёт ли экстернализм какие-либо основания снизить ответственность реалистов за их аморальные поступки? Высказывалось мнение, что «снижение ответственности» — это проблематичный способ говорить о морали, так что поясню, что я имею в виду. Это снижение может быть выражено как снисхождение, отказ от социальных санкций или их ослабление (например, через различные оговорки при высказывании публичного осуждения).

К сожалению для морально неосмотрительных реалистов, экстернализм не способен снизить их ответственность. Мы можем подойти к обоснованию социальных санкций как реакций на чьё-то аморальное поведение с нескольких сторон: ретрибутивной, исправительной, предотвратительной, восстановительной и реляционной. Ни один из этих подходов не позволяет нам менее строго судить тех, кто осознавали неправильность своих поступков на момент их совершения. Может показаться, что 2-й подход допускает, что если человек осознаёт неправильность своих действий, то его характер по крайней мере лучше, чем у тех, кто этого не знает. Но базовая предпосылка экстернализма именно в том, что моральный характер не зависит от знания моральных фактов: можно знать все моральные факты, но быть самым порочным существом во вселенной (Сатана в ряде версий христианства выглядит именно таким существом).

Алексей, как кажется, предлагает интересное обоснование такого снижения моральной ответственности. Совершение незначительных пакостей может быть оправдано той эпистемической ценностью, которую это вносит в познание самим пакостником моральных фактов. Однако если мы исходим из экстернализма, то прирост знаний о моральных фактах никак не конвертируется в прирост моральных добродетелей, а потому размен сомнителен. Но даже если мы будем исходить из того, что в познании моральных фактов есть самостоятельная моральная ценность, то нам нужно принять ещё одну спорную предпосылку — агрегационную концепцию блага. С этой точки зрения, мы вполне можем разменять ущерб, нанесённый кому-то, на прирост блага, если этот прирост достаточно значителен. Как кажется, Алексей сам исходит из такой консеквенциалистской презумпции, когда оговаривает случаи бесповоротного зла.

Проблема в том, что агрегационная концепция блага не безальтернативна и, на самом деле, довольно контринтуитивна. Расписывать на этот счёт слишком много не буду, интересующимся нозиковский монстр полезности в помощь. Если же мы отказываемся от агрегационной парадигмы, то неясно, как мы можем обосновать вред, который мы наносим кому-то другому, теми выгодами, которые мы получаем от этого. Это слишком похоже на нарушение кантианского императива: мы используем кого-то, кому мы нанесли вред, как средство для приращения наших моральных знаний; т.е. просто как средство, но не уважаем как цель. Возможно, в этом был бы смысл, будь такое моральное «набивание шишек» единственным способом морального познания, но, к нашему счастью, мы живём в обществе. И чаще всего социализация даёт нам приблизительное знание того, какие действия наносят другим людям вред и потому морально запрещены, без необходимости дополнительно проверять этот моральный запрет на практике. Как кажется, склонность к такому моральному эмпиризму даже сама по себе является дефектом морального характера.

BY Моральная крыса