К 170-летию почти забытого ныне русского классика – обозреватель «Абзаца» Михаил Дряшин.
«Широкой публике Всеволод Гаршин известен разве что прелестной сказкой «Лягушка-путешественница», которую, быть может, и сейчас ещё читают детям. В моём прошлом она, кажется, даже входила в школьную программу.
Редкие люди постарше ценят Гаршина за пронзительный антивоенный рассказ «Четыре дня», возможно, первый такой в мировой литературе. До Гаршина война не воспринималась ещё абсолютным злом.
Решусь на осторожную версию того, от чего уберегла судьба. Кажется, люди, попавшие в ситуации запредельные, непереносимые, каждодневно мучительные и безысходные, делятся на две категории. Прежде всего имею в виду окопное бытование, блокадно-лагерное не в счёт, там всё категорически однозначно.
Для одних ужас, в котором они пребывают, является фоном для каких-то иных событий. Жутким, чудовищным, но фоном. Для других же этот самый ужас становится единственным содержанием пережитого...» (полный текст читайте здесь)
К 170-летию почти забытого ныне русского классика – обозреватель «Абзаца» Михаил Дряшин.
«Широкой публике Всеволод Гаршин известен разве что прелестной сказкой «Лягушка-путешественница», которую, быть может, и сейчас ещё читают детям. В моём прошлом она, кажется, даже входила в школьную программу.
Редкие люди постарше ценят Гаршина за пронзительный антивоенный рассказ «Четыре дня», возможно, первый такой в мировой литературе. До Гаршина война не воспринималась ещё абсолютным злом.
Решусь на осторожную версию того, от чего уберегла судьба. Кажется, люди, попавшие в ситуации запредельные, непереносимые, каждодневно мучительные и безысходные, делятся на две категории. Прежде всего имею в виду окопное бытование, блокадно-лагерное не в счёт, там всё категорически однозначно.
Для одних ужас, в котором они пребывают, является фоном для каких-то иных событий. Жутким, чудовищным, но фоном. Для других же этот самый ужас становится единственным содержанием пережитого...» (полный текст читайте здесь)
That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war.
from ye
