Я заболел, заболел, на самом деле, еще до Кипра. А вчера меня подкараулила креативная Машка Левина и расспросила про то, какой я в болезни и как это сказывается на работе, жизни и семье. Мария Л.-К.: Так, в двух словах скажи мне, что у тебя болит? Саша: Болит голова, болят зубы, настроение. Но я не люблю болеть. Мария Л.-К.: Как ты относишься к себе в болезни? Саша: Я когда болею, когда устаю или вообще когда большой напор, когда мне не хватает ресурсов, которые обычно избыточны… достаточны.. я тогда отбрасываю всё нецелевое, остаюсь торпедой, я вот смыкаюсь до ведущей функции, всё дополнительное я отбрасываю.
Я становлюсь очень таким собранным, если нужно. Если деятельности нет, то я распадаюсь.. но если есть деятельность, я игла. Лезвие ножа. Одна лошадиная сила, которая везет за все 200..
И это опасная, кстати, точка, как оказалось. Последний раз, когда в Чехословакии у меня так было, я был уверен, что могу взять и довезти группу. А оказалось потом, что я умирал, они меня реально спасали. Это я понял только потом, подумал, что мне надо это контролировать.
Я, ну как бы, затачиваюсь в иглу, то есть вот если там остается, там, не знаю, одна лошадиная сила, то она вот вся в этой игле. Если там остается четверть, она в ушке заточена. Я даже не замечаю, что я в плохом состоянии. Мария Л.-К.: Сейчас была группа на Кипре, ты там уже болел. Как это повлияло в сравнении с предыдущей группой? Какой ты становишься в работе, когда болеешь? Саша: Это была очень трудная группа, но дело не в болезни. Какой я.. да я просто собираюсь, затачиваюсь, концентрируюсь, не останавливаюсь, становлюсь одним кристаллом воды в противовес обычно полному стакану воды. Обычно мне хватает. То есть такого, чтобы я на группе осыпался, не было, наверное, никогда… Даже когда меня увозили в больницу, я мог остаться.
Я острый как у ножа режущая кромка. То есть я отдаю вот эту заднюю сторонку в болезни, остаётся только кромка. Мария Л.-К.: Я так заметила, что ты и остаёшься вот этим ножом потом и в отношениях, например, с командой, когда ты болеешь. А с близкими как? Саша: Ну, я думаю, что моя ведущая деятельность все-таки не работа, а семья, отношения, поэтому последними остаются отношения.. Моя ведущая деятельность — семья, поэтому надо контролировать это место. А вообще как? Даже контролировать в этот момент уже не очень есть энергия. То есть я контролирую не выбор из числа, а контролирую то, вокруг чего я заточен. Мария Л.-К.: Я заметила, и мы сегодня на совещании даже уделили этому время, обсудили свои страхи… относительно того, что ты болеешь. Ты замечаешь вообще, что мы боимся? Саша: Больше того могу тебе сказать, я знаю, что вы от меня отстраняетесь, как от прокаженного, как только мне становится плохо... Боитесь, что я сдохну, небось, сучки. Мария Л.-К.: Да, мы сегодня это обсуждали, Сашка.. Саша: Я не понимаю! Я же живой. Ну получайте удовольствие, может, еще 10 лет, 20 лет, 30 лет буду живой. А так я 30 лет буду живой, вы будете от меня отстраняться и вести себя со мной высокомерно и в белом пальто, типа заботливые такие, типа он у нас такой чудак, совсем о себе не заботится.. вместо того, чтобы чувствовать эту любовь, переживать, я же такой классный, чтобы не получать удовольствие от общения со мной, от меня живого. Зачем меня брать и кастрировать, и, как сказать.. «обезжизнить».. не знаю, зачем? Мария Л.-К.: Я так думаю, в моей голове, по-крайней мере, ты же должен быть идеально живым. Потому что допустить, что с тобой что-нибудь происходит — это очень страшно.. Саша: Мне так хочется быть признанным и принятым живым, потому что… Мария Л.-К.: Да, конечно. Саша: Это такое спорное удовольствие, вот эта вот забота как о слабоумном. Ну, забота как о ребенке, бережная и нервная, еще туда-сюда, я к этому отношусь тепло. Но как только появляется вот эта забота как о слабоумном — зачем? Зачем вам лишаться человека, который действительно прикольный, интересный, наполненный, полноценный? Свои 63 года еще для стойкости вперед всем прочим мальчикам... это правда. Мария Л.-К.: Как о слабоумном я о тебе точно не забочусь.
Я заболел, заболел, на самом деле, еще до Кипра. А вчера меня подкараулила креативная Машка Левина и расспросила про то, какой я в болезни и как это сказывается на работе, жизни и семье. Мария Л.-К.: Так, в двух словах скажи мне, что у тебя болит? Саша: Болит голова, болят зубы, настроение. Но я не люблю болеть. Мария Л.-К.: Как ты относишься к себе в болезни? Саша: Я когда болею, когда устаю или вообще когда большой напор, когда мне не хватает ресурсов, которые обычно избыточны… достаточны.. я тогда отбрасываю всё нецелевое, остаюсь торпедой, я вот смыкаюсь до ведущей функции, всё дополнительное я отбрасываю.
Я становлюсь очень таким собранным, если нужно. Если деятельности нет, то я распадаюсь.. но если есть деятельность, я игла. Лезвие ножа. Одна лошадиная сила, которая везет за все 200..
И это опасная, кстати, точка, как оказалось. Последний раз, когда в Чехословакии у меня так было, я был уверен, что могу взять и довезти группу. А оказалось потом, что я умирал, они меня реально спасали. Это я понял только потом, подумал, что мне надо это контролировать.
Я, ну как бы, затачиваюсь в иглу, то есть вот если там остается, там, не знаю, одна лошадиная сила, то она вот вся в этой игле. Если там остается четверть, она в ушке заточена. Я даже не замечаю, что я в плохом состоянии. Мария Л.-К.: Сейчас была группа на Кипре, ты там уже болел. Как это повлияло в сравнении с предыдущей группой? Какой ты становишься в работе, когда болеешь? Саша: Это была очень трудная группа, но дело не в болезни. Какой я.. да я просто собираюсь, затачиваюсь, концентрируюсь, не останавливаюсь, становлюсь одним кристаллом воды в противовес обычно полному стакану воды. Обычно мне хватает. То есть такого, чтобы я на группе осыпался, не было, наверное, никогда… Даже когда меня увозили в больницу, я мог остаться.
Я острый как у ножа режущая кромка. То есть я отдаю вот эту заднюю сторонку в болезни, остаётся только кромка. Мария Л.-К.: Я так заметила, что ты и остаёшься вот этим ножом потом и в отношениях, например, с командой, когда ты болеешь. А с близкими как? Саша: Ну, я думаю, что моя ведущая деятельность все-таки не работа, а семья, отношения, поэтому последними остаются отношения.. Моя ведущая деятельность — семья, поэтому надо контролировать это место. А вообще как? Даже контролировать в этот момент уже не очень есть энергия. То есть я контролирую не выбор из числа, а контролирую то, вокруг чего я заточен. Мария Л.-К.: Я заметила, и мы сегодня на совещании даже уделили этому время, обсудили свои страхи… относительно того, что ты болеешь. Ты замечаешь вообще, что мы боимся? Саша: Больше того могу тебе сказать, я знаю, что вы от меня отстраняетесь, как от прокаженного, как только мне становится плохо... Боитесь, что я сдохну, небось, сучки. Мария Л.-К.: Да, мы сегодня это обсуждали, Сашка.. Саша: Я не понимаю! Я же живой. Ну получайте удовольствие, может, еще 10 лет, 20 лет, 30 лет буду живой. А так я 30 лет буду живой, вы будете от меня отстраняться и вести себя со мной высокомерно и в белом пальто, типа заботливые такие, типа он у нас такой чудак, совсем о себе не заботится.. вместо того, чтобы чувствовать эту любовь, переживать, я же такой классный, чтобы не получать удовольствие от общения со мной, от меня живого. Зачем меня брать и кастрировать, и, как сказать.. «обезжизнить».. не знаю, зачем? Мария Л.-К.: Я так думаю, в моей голове, по-крайней мере, ты же должен быть идеально живым. Потому что допустить, что с тобой что-нибудь происходит — это очень страшно.. Саша: Мне так хочется быть признанным и принятым живым, потому что… Мария Л.-К.: Да, конечно. Саша: Это такое спорное удовольствие, вот эта вот забота как о слабоумном. Ну, забота как о ребенке, бережная и нервная, еще туда-сюда, я к этому отношусь тепло. Но как только появляется вот эта забота как о слабоумном — зачем? Зачем вам лишаться человека, который действительно прикольный, интересный, наполненный, полноценный? Свои 63 года еще для стойкости вперед всем прочим мальчикам... это правда. Мария Л.-К.: Как о слабоумном я о тебе точно не забочусь.
BY Александр Ройтман / Психолог
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Under the Sebi Act, the regulator has the power to carry out search and seizure of books, registers, documents including electronics and digital devices from any person associated with the securities market. In a message on his Telegram channel recently recounting the episode, Durov wrote: "I lost my company and my home, but would do it again – without hesitation." As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from ye
