(выбор снова может показаться неожиданным, но то результат полёта писательской мысли: сижу на Кавказе, пишу про туман на Куршской косе, думаю про схождение в Аид)
В тех странных копях обитали души, Прожилками серебряной руды Пронизывая тьму. Среди корней Кровь проступала, устремляясь к людям, Тяжёлой, как порфир, казалась кровь. Она одна была красна.
Там были Никем не населённые леса, Утёсы и мосты над пустотою. И был там пруд, огромный, тусклый, серый. Навис он над своим далёким дном, Как над землёю — пасмурное небо. Среди лугов тянулась терпеливо Извилистая длинная дорога Единственною бледною полоской.
И этою дорогой шли они.
И стройный человек в одежде синей Шёл молча первым и смотрел вперёд. Ел, не жуя, дорогу шаг его, Тяжёлой ношей из каскада складок Свисали крепко стиснутые руки, Почти совсем забыв о лёгкой лире, Которая врастала в левый локоть, Как роза в сук оливковый врастает, Раздваивались чувства на ходу: Взор, словно пёс, бежал вперёд стремглав, Бежал и возвращался, чтобы снова Бежать и ждать на ближнем повороте, — А слух, как запах, мешкал позади.
Порой казалось, достигает слух Тех двух других, которые, должно быть, Не отстают при этом восхожденье. И снова только звук его шагов, И снова только ветер за спиною. Они идут — он громко говорил, Чтобы услышать вновь, как стихнет голос. И всё-таки идут они, те двое, Хотя и медленно. Когда бы мог Он обернуться (если б обернувшись, Он своего деянья не разрушил, Едва-едва свершённого) — увидеть Он мог бы их, идущих тихо следом.
Вот он идёт, бог странствий и вестей, Торчит колпак над светлыми глазами, Мелькает посох тонкий перед ним, Бьют крылья по суставам быстрых ног, Её ведёт он левою рукою.
Её, ту, так любимую, что лира Всех плакальщиц на свете превзошла, Вселенную создав над нею плачем — Вселенную с полями и ручьями, С дорогами, с лесами, со зверьём; Всходило солнце в жалобной вселенной, Такое же, как наше, но в слезах, Светилось там и жалобное небо, Немое небо в звёздах искажённых... Её, ту, так любимую...
Шла рядом с богом между тем она, Хоть и мешал ей слишком длинный саван, Шла неуверенно, неторопливо. Она в себе замкнулась, как на сносях, Не думая о том, кто впереди, И о своём пути, который в жизнь ведёт. Своею переполнена кончиной, Она в себе замкнулась. Как плод созревший — сладостью и мраком, Она была полна своею смертью.
Вторичным девством запечатлена, Она прикосновений избегала. Закрылся пол её. Так на закате Дневные закрываются цветы. От близости чужой отвыкли руки Настолько, что прикосновенье бога В неуловимой лёгкости своей Болезненным казалось ей и дерзким. Навеки перестала быть она Красавицею белокурой песен, Благоуханным островом в постели. Тот человек ей больше не владел.
Она была распущенной косою, Дождём, который выпила земля, Она была растраченным запасом.
Успела стать она подземным корнем.
И потому, когда внезапно бог Остановил её движеньем резким И горько произнёс: «Он обернулся», — Она спросила удивленно: «Кто?» Там, где во тьме маячил светлый выход, Стоял недвижно кто-то, чьё лицо Нельзя узнать. Стоял он и смотрел, Как на полоску бледную дороги Вступил с печальным взглядом бог-посланец, Чтобы в молчанье тень сопровождать, Которая лугами шла обратно, Хоть и мешал ей слишком длинный саван, — Шла неуверенно, неторопливо...
(выбор снова может показаться неожиданным, но то результат полёта писательской мысли: сижу на Кавказе, пишу про туман на Куршской косе, думаю про схождение в Аид)
В тех странных копях обитали души, Прожилками серебряной руды Пронизывая тьму. Среди корней Кровь проступала, устремляясь к людям, Тяжёлой, как порфир, казалась кровь. Она одна была красна.
Там были Никем не населённые леса, Утёсы и мосты над пустотою. И был там пруд, огромный, тусклый, серый. Навис он над своим далёким дном, Как над землёю — пасмурное небо. Среди лугов тянулась терпеливо Извилистая длинная дорога Единственною бледною полоской.
И этою дорогой шли они.
И стройный человек в одежде синей Шёл молча первым и смотрел вперёд. Ел, не жуя, дорогу шаг его, Тяжёлой ношей из каскада складок Свисали крепко стиснутые руки, Почти совсем забыв о лёгкой лире, Которая врастала в левый локоть, Как роза в сук оливковый врастает, Раздваивались чувства на ходу: Взор, словно пёс, бежал вперёд стремглав, Бежал и возвращался, чтобы снова Бежать и ждать на ближнем повороте, — А слух, как запах, мешкал позади.
Порой казалось, достигает слух Тех двух других, которые, должно быть, Не отстают при этом восхожденье. И снова только звук его шагов, И снова только ветер за спиною. Они идут — он громко говорил, Чтобы услышать вновь, как стихнет голос. И всё-таки идут они, те двое, Хотя и медленно. Когда бы мог Он обернуться (если б обернувшись, Он своего деянья не разрушил, Едва-едва свершённого) — увидеть Он мог бы их, идущих тихо следом.
Вот он идёт, бог странствий и вестей, Торчит колпак над светлыми глазами, Мелькает посох тонкий перед ним, Бьют крылья по суставам быстрых ног, Её ведёт он левою рукою.
Её, ту, так любимую, что лира Всех плакальщиц на свете превзошла, Вселенную создав над нею плачем — Вселенную с полями и ручьями, С дорогами, с лесами, со зверьём; Всходило солнце в жалобной вселенной, Такое же, как наше, но в слезах, Светилось там и жалобное небо, Немое небо в звёздах искажённых... Её, ту, так любимую...
Шла рядом с богом между тем она, Хоть и мешал ей слишком длинный саван, Шла неуверенно, неторопливо. Она в себе замкнулась, как на сносях, Не думая о том, кто впереди, И о своём пути, который в жизнь ведёт. Своею переполнена кончиной, Она в себе замкнулась. Как плод созревший — сладостью и мраком, Она была полна своею смертью.
Вторичным девством запечатлена, Она прикосновений избегала. Закрылся пол её. Так на закате Дневные закрываются цветы. От близости чужой отвыкли руки Настолько, что прикосновенье бога В неуловимой лёгкости своей Болезненным казалось ей и дерзким. Навеки перестала быть она Красавицею белокурой песен, Благоуханным островом в постели. Тот человек ей больше не владел.
Она была распущенной косою, Дождём, который выпила земля, Она была растраченным запасом.
Успела стать она подземным корнем.
И потому, когда внезапно бог Остановил её движеньем резким И горько произнёс: «Он обернулся», — Она спросила удивленно: «Кто?» Там, где во тьме маячил светлый выход, Стоял недвижно кто-то, чьё лицо Нельзя узнать. Стоял он и смотрел, Как на полоску бледную дороги Вступил с печальным взглядом бог-посланец, Чтобы в молчанье тень сопровождать, Которая лугами шла обратно, Хоть и мешал ей слишком длинный саван, — Шла неуверенно, неторопливо...
#цитаты_жемчуг
BY 🗝️ Обителей много
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. In addition, Telegram now supports the use of third-party streaming tools like OBS Studio and XSplit to broadcast live video, allowing users to add overlays and multi-screen layouts for a more professional look. "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. Markets continued to grapple with the economic and corporate earnings implications relating to the Russia-Ukraine conflict. “We have a ton of uncertainty right now,” said Stephanie Link, chief investment strategist and portfolio manager at Hightower Advisors. “We’re dealing with a war, we’re dealing with inflation. We don’t know what it means to earnings.”
from ye
