По прошествии какого-то отрезка жизни, некоторые дни и даже годы, наполненные событиями существования, память удаляет из моей жизни.
Это примерно, как… ну, вы знаете, когда после умершего человека остаются вещи. И вам приходится их перебирать, и что-то ветхое, затертое и заношенное умершим, вы без сожаления, даже с облегчением, выкидываете. Оставляете то, что действительно напоминало бы вам об усопшем, ну или хотя бы приносило практическую пользу. Да вот хоть прям в быту.
Вот так и с прожитыми годами поступает наша память. Помнит самое нужное. И не обязательно это будет хорошее и счастливое, от худого тоже никак не избавиться. Эх, да что там от худого, без горя и то не получается у человека прожить. Прожить и не помнить это треклятое всеми горе. Но как есть.
Зато от встреч с серыми и затхлыми людьми память человека избавляется. Потому как это самое страшное — заполнять свою память этой изображающей из себя что-то массой.
Удивительная вещь эта память. Вот лицо женщины, моющей полы в областной администрации помню. Буфетчицу и её терпеливую улыбку там же помню. Быстрый взгляд и расторопное молчание личного водителя губернатора - да, а самого как-то нет, расплывчато. Хотя, если посмотрю местные новости, то, конечно вспомню. Замов его, тех, кто достался от предыдущего, очень хорошо помню, а вот всех, которых он привез с собой - опять нет, совсем серая и вязкая масса.
Зато скотников, доярок, механизаторов, рабочих МТМ и стройчасти помню, даже которых давно нет. Даже их голоса, шутки, и манеру материться. Господи, да что я только не помню. И сальные шутки Пешикова и язвительные Ларина. И безумную страсть к тяжёлой работе Кости Акджигитова и Толи Полищука, впрочем, как и выпить. Пастухи — это люди из особого мира. Их запомнить проще простого... Впрочем, если вдруг встречу кого-то из своего хутора, понурого от прожитой жизни, смогу вспомнить его молодым.
А ещё я помню всех старух и стариков, где-то наверное с года так 1970. Хотя те старики и старухи были тогда помоложе, чем я сегодня. Странно, но похорон помню больше чем свадеб.
Покойный, которого все знали как Толик Абрикос, был покалеченный, скрюченный, и от того маленького роста. Светлым осенним днем, с желтоватым плюшевым ликом, подрумянненым его сожительницей Анютой-Цыганкой, он лежал в огромном величественном гробу, который и его самого делал солидным. На ногах у него были огромные ботинки, что твои клоунские, только лакированные. Степной ветер, какой бывает, когда порывами гонит тучи без дождей, шевелил на усопшем эти самые ботинки. Мне казалась, что один даже пытался лягнуть стоявшего рядом, опершись на совковую лопату, Саню Демешу. Из-за того, что тот не поделился с ним водкой. Что было в общем-то справедливо: где бы этот Демеша еще выпил водки, не умри Абрикос?
Да ещё помню, Цыганка спросила, перед тем как закрыть гроб, у почти двухметрового, стоящего на костылях, одноногого Миши Слона; - Ты тухли-то свои забирать будешь? Когда-то лучший танцор, Миша поправил картуз, махнул рукой, словно хотел щёлкнуть по каблуку так же, как начинал раньше "цыганочку с выходом", сказал: -Няхай яму остаються, яму нужней, я-то своё аттанцавал.
Казалась бы, вот что бы мне не вспомнить, про новый год весёлое? Ну, как есть. А хотел просто поздравить с Новым Годом. Пожелать чего-то, не банального "всего наилучшего и надежды на будущее". В нашем дисидентском случае, это вещь безнадежная и унылая. Да ещё отягощенная двадцатью килограммами лично упакованного "багажа памяти", ну и, само-собой, ручной кладью постоянных размышлений.
И все же, и все же, все-таки я Россиянин, со всеми отсюда вытекающими. А потому, где-то внутри, я надеюсь, как и вы, все, которые остались там, надеюсь на лучшее. Ну, примерно, как безногий Миша Слон был уверен, что там, где-то, по чьей-то воле и милости, мёртвому Абрикосу его лакированные полуботинки пригодятся.
С Новым годом. И будьте уверены, мы ещё станцуем на их похоронах.
По прошествии какого-то отрезка жизни, некоторые дни и даже годы, наполненные событиями существования, память удаляет из моей жизни.
Это примерно, как… ну, вы знаете, когда после умершего человека остаются вещи. И вам приходится их перебирать, и что-то ветхое, затертое и заношенное умершим, вы без сожаления, даже с облегчением, выкидываете. Оставляете то, что действительно напоминало бы вам об усопшем, ну или хотя бы приносило практическую пользу. Да вот хоть прям в быту.
Вот так и с прожитыми годами поступает наша память. Помнит самое нужное. И не обязательно это будет хорошее и счастливое, от худого тоже никак не избавиться. Эх, да что там от худого, без горя и то не получается у человека прожить. Прожить и не помнить это треклятое всеми горе. Но как есть.
Зато от встреч с серыми и затхлыми людьми память человека избавляется. Потому как это самое страшное — заполнять свою память этой изображающей из себя что-то массой.
Удивительная вещь эта память. Вот лицо женщины, моющей полы в областной администрации помню. Буфетчицу и её терпеливую улыбку там же помню. Быстрый взгляд и расторопное молчание личного водителя губернатора - да, а самого как-то нет, расплывчато. Хотя, если посмотрю местные новости, то, конечно вспомню. Замов его, тех, кто достался от предыдущего, очень хорошо помню, а вот всех, которых он привез с собой - опять нет, совсем серая и вязкая масса.
Зато скотников, доярок, механизаторов, рабочих МТМ и стройчасти помню, даже которых давно нет. Даже их голоса, шутки, и манеру материться. Господи, да что я только не помню. И сальные шутки Пешикова и язвительные Ларина. И безумную страсть к тяжёлой работе Кости Акджигитова и Толи Полищука, впрочем, как и выпить. Пастухи — это люди из особого мира. Их запомнить проще простого... Впрочем, если вдруг встречу кого-то из своего хутора, понурого от прожитой жизни, смогу вспомнить его молодым.
А ещё я помню всех старух и стариков, где-то наверное с года так 1970. Хотя те старики и старухи были тогда помоложе, чем я сегодня. Странно, но похорон помню больше чем свадеб.
Покойный, которого все знали как Толик Абрикос, был покалеченный, скрюченный, и от того маленького роста. Светлым осенним днем, с желтоватым плюшевым ликом, подрумянненым его сожительницей Анютой-Цыганкой, он лежал в огромном величественном гробу, который и его самого делал солидным. На ногах у него были огромные ботинки, что твои клоунские, только лакированные. Степной ветер, какой бывает, когда порывами гонит тучи без дождей, шевелил на усопшем эти самые ботинки. Мне казалась, что один даже пытался лягнуть стоявшего рядом, опершись на совковую лопату, Саню Демешу. Из-за того, что тот не поделился с ним водкой. Что было в общем-то справедливо: где бы этот Демеша еще выпил водки, не умри Абрикос?
Да ещё помню, Цыганка спросила, перед тем как закрыть гроб, у почти двухметрового, стоящего на костылях, одноногого Миши Слона; - Ты тухли-то свои забирать будешь? Когда-то лучший танцор, Миша поправил картуз, махнул рукой, словно хотел щёлкнуть по каблуку так же, как начинал раньше "цыганочку с выходом", сказал: -Няхай яму остаються, яму нужней, я-то своё аттанцавал.
Казалась бы, вот что бы мне не вспомнить, про новый год весёлое? Ну, как есть. А хотел просто поздравить с Новым Годом. Пожелать чего-то, не банального "всего наилучшего и надежды на будущее". В нашем дисидентском случае, это вещь безнадежная и унылая. Да ещё отягощенная двадцатью килограммами лично упакованного "багажа памяти", ну и, само-собой, ручной кладью постоянных размышлений.
И все же, и все же, все-таки я Россиянин, со всеми отсюда вытекающими. А потому, где-то внутри, я надеюсь, как и вы, все, которые остались там, надеюсь на лучшее. Ну, примерно, как безногий Миша Слон был уверен, что там, где-то, по чьей-то воле и милости, мёртвому Абрикосу его лакированные полуботинки пригодятся.
С Новым годом. И будьте уверены, мы ещё станцуем на их похоронах.
BY А. Прошаков. Прием стеклотары
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In December 2021, Sebi officials had conducted a search and seizure operation at the premises of certain persons carrying out similar manipulative activities through Telegram channels. On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp. "Your messages about the movement of the enemy through the official chatbot … bring new trophies every day," the government agency tweeted.
from ye
