В одном из бесчисленных серых гарнизонов Ливонии жил-был офицер Якуб Бертран, человек с прямой спиной, острым взглядом и служебным стажем, который был длиннее, чем река Даугва и пару её дельт в половодье. С ранних лет Якуб свято верил в благородство воинской службы и в то, что честная работа на благо родины способна изменить мир к лучшему. Эти мысли грели его сердце даже в самые холодные зимы, когда на полигоне приходилось делить консерву с бродячей собакой, потому что поставки пайков таинственным образом растворялись где-то между складом и передовой.
Но время шло, и что-то в Ливонии начало портиться. То ли воздух, то ли экономика, то ли сам дух эпохи. Якуб всё чаще замечал, как солдаты жалуются на рваные сапоги, а чиновники в министерстве обороны — на недостаток парковочных мест для своих новеньких «Мерседесов».
Однажды, сидя за столом в своем скромном кабинете, Якуб получил очередной бюрократический циркуляр. "В связи с оптимизацией бюджета выделение средств на ремонт казарм переносится на следующий финансовый год." Он только усмехнулся. Казармы давно уже держались на честном слове и на любимой всеми изоленте... Но ведь оптимизация — дело святое.
Особенно остро кризис Ливонии ощущался в разговоре с рядовыми. Солдат Васислий, простой деревенский парень, откуда-то из дальних окрестностей Вызимы, как-то спросил у Якуба: — Товарищ капитан, а вы за что служите? За идею или за зарплату? Якуб задумался. Сказать честно? За обе? За никакую? Он ответил уклончиво: — За Ливонию, сынок. — Так за какую Ливонию? — настаивал Васислий. — Ту, где министр живет в дворце, а у нас туалет на улице?
И вот тогда-то у Якуба впервые дрогнуло сердце. «За какую Ливонию?» — повторил он про себя. Он вспомнил пафосные речи генералов, которые заигрывали с народом словами о долге и патриотизме, но забывали упомянуть, что патриотизм обязывает в первую очередь тех, кто у власти.
С каждым годом Якуб всё больше замечал странные закономерности. На праздновании Дня Независимости гости из правительственного квартала, обильно сдобренные дорогим коньяком, поздравляли солдат с «неоценимым вкладом в защиту родины», щедро раздавая грамоты вместо обещанных премий.
— Какое счастье, что у нас есть такие люди, как вы! — восклицал министр. — Без вас наша Ливония была бы совсем иной! Офицеры аплодировали, но мысли их были куда менее торжественными: «Да уж, мы-то держим этот картонный домик на своих плечах, пока вы меняете машины раз в сезон».
Однажды, после особо долгого совещания, где обсуждали, как армия должна экономить все виды ГСМ, Якуб прошелся по вечернему городу. Витрины дорогих ресторанов светились словно маяки среди моря нищеты. На углу кто-то торговал селедкой, а через дорогу стоял кортеж из черных лимузинов. Бертран остановился и понял: Ливония прекрасно адаптировалась ко всему.
Нищета? Не проблема, ведь бедные всегда найдут способы выжить. Богатство? Разве это порок, если в Ливонии оно становится синонимом власти? А идеи? Их давно размыли, превратив в бессмысленные лозунги. Общество? Оно уже давно приняло, что порядок — это хаос, в котором всем удобно.
Якуб вдруг почувствовал, если уж Ливония может существовать в своём абсурде, то и он сможет.
Люди в Ливонии научились не замечать проблемы. Они выработали идеальную формулу выживания: "ничего не трогай, и оно само как-нибудь уляжется."
— Цены растут? Значит, так и должно быть. — Налоги поднимают? Значит, это нужно для страны. — Министр уехал отдыхать в швейцарское шале, пока мы боремся за независимость? Ну что ж, он ведь "тоже человек".
— Ты слышал? — спрашивали друг друга в деревенских пабах. — Петро погиб, подорвался на мине. — А Мартин? — Ещё в прошлом году.
Тех, кто остался, либо не замечали, либо открыто избегали. — Герой? Молодец, конечно, — говорили за спиной ветеранов. — Но мне бы лучше работы нормальной найти.
Такие разговоры Якуб часто замечал на уличках своего большого города, в окрестностях которой он был расквартирован.
В одном из бесчисленных серых гарнизонов Ливонии жил-был офицер Якуб Бертран, человек с прямой спиной, острым взглядом и служебным стажем, который был длиннее, чем река Даугва и пару её дельт в половодье. С ранних лет Якуб свято верил в благородство воинской службы и в то, что честная работа на благо родины способна изменить мир к лучшему. Эти мысли грели его сердце даже в самые холодные зимы, когда на полигоне приходилось делить консерву с бродячей собакой, потому что поставки пайков таинственным образом растворялись где-то между складом и передовой.
Но время шло, и что-то в Ливонии начало портиться. То ли воздух, то ли экономика, то ли сам дух эпохи. Якуб всё чаще замечал, как солдаты жалуются на рваные сапоги, а чиновники в министерстве обороны — на недостаток парковочных мест для своих новеньких «Мерседесов».
Однажды, сидя за столом в своем скромном кабинете, Якуб получил очередной бюрократический циркуляр. "В связи с оптимизацией бюджета выделение средств на ремонт казарм переносится на следующий финансовый год." Он только усмехнулся. Казармы давно уже держались на честном слове и на любимой всеми изоленте... Но ведь оптимизация — дело святое.
Особенно остро кризис Ливонии ощущался в разговоре с рядовыми. Солдат Васислий, простой деревенский парень, откуда-то из дальних окрестностей Вызимы, как-то спросил у Якуба: — Товарищ капитан, а вы за что служите? За идею или за зарплату? Якуб задумался. Сказать честно? За обе? За никакую? Он ответил уклончиво: — За Ливонию, сынок. — Так за какую Ливонию? — настаивал Васислий. — Ту, где министр живет в дворце, а у нас туалет на улице?
И вот тогда-то у Якуба впервые дрогнуло сердце. «За какую Ливонию?» — повторил он про себя. Он вспомнил пафосные речи генералов, которые заигрывали с народом словами о долге и патриотизме, но забывали упомянуть, что патриотизм обязывает в первую очередь тех, кто у власти.
С каждым годом Якуб всё больше замечал странные закономерности. На праздновании Дня Независимости гости из правительственного квартала, обильно сдобренные дорогим коньяком, поздравляли солдат с «неоценимым вкладом в защиту родины», щедро раздавая грамоты вместо обещанных премий.
— Какое счастье, что у нас есть такие люди, как вы! — восклицал министр. — Без вас наша Ливония была бы совсем иной! Офицеры аплодировали, но мысли их были куда менее торжественными: «Да уж, мы-то держим этот картонный домик на своих плечах, пока вы меняете машины раз в сезон».
Однажды, после особо долгого совещания, где обсуждали, как армия должна экономить все виды ГСМ, Якуб прошелся по вечернему городу. Витрины дорогих ресторанов светились словно маяки среди моря нищеты. На углу кто-то торговал селедкой, а через дорогу стоял кортеж из черных лимузинов. Бертран остановился и понял: Ливония прекрасно адаптировалась ко всему.
Нищета? Не проблема, ведь бедные всегда найдут способы выжить. Богатство? Разве это порок, если в Ливонии оно становится синонимом власти? А идеи? Их давно размыли, превратив в бессмысленные лозунги. Общество? Оно уже давно приняло, что порядок — это хаос, в котором всем удобно.
Якуб вдруг почувствовал, если уж Ливония может существовать в своём абсурде, то и он сможет.
Люди в Ливонии научились не замечать проблемы. Они выработали идеальную формулу выживания: "ничего не трогай, и оно само как-нибудь уляжется."
— Цены растут? Значит, так и должно быть. — Налоги поднимают? Значит, это нужно для страны. — Министр уехал отдыхать в швейцарское шале, пока мы боремся за независимость? Ну что ж, он ведь "тоже человек".
— Ты слышал? — спрашивали друг друга в деревенских пабах. — Петро погиб, подорвался на мине. — А Мартин? — Ещё в прошлом году.
Тех, кто остался, либо не замечали, либо открыто избегали. — Герой? Молодец, конечно, — говорили за спиной ветеранов. — Но мне бы лучше работы нормальной найти.
Такие разговоры Якуб часто замечал на уличках своего большого города, в окрестностях которой он был расквартирован.
BY |"Dark forest outcome"|
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. Sebi said data, emails and other documents are being retrieved from the seized devices and detailed investigation is in progress. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities.
from ye
