здесь были драконы

У Ролана Барта мы встречаем ранний пример того, чем сегодня время от времени занимаются философы вроде Рэя Брассье или Грэма Хармана. Речь о попытке использовать концепции из аналитической философии в континентальном контексте. В худшем случае это выглядит как неймдроппинг, но в «Смерти автора» перформативы и теория речевых не только упоминаются, но и являются частью обоснования всей идеи эссе.

Так, на место почившего автора приходит скриптор. Барт считает, что роль автора предполагает, что он существует до и после произведения, являясь гарантом единого смысла и задумки текста. В свою очередь, скриптор существует только тогда, когда он пишет или читает, поскольку прочтение в этой оптике – это в некотором смысле написание текста заново. Например, вы не были скриптором до того, как начали читать этот пост, и перестанете им быть в тот же момент, когда перестанете.

Но откуда вообще берется этот скриптор? С одной стороны, Барт подает всё это в качестве наблюдаемого факта. Подтвердить свой дескриптивный тезис он пытается ссылками на литературу, в которой мы должны обнаружить признаки десакрализации фигуры автора. С другой стороны, поскольку в текстах и рядом с ними мы никаких «скрипторов» не наблюдаем, то Барт приводит ещё и нормативное соображение. Смысл его в том, что слово «писать» нужно понимать как перформатив, то есть как действие, которое совершается посредством слов. Скрипторы – это и есть те, кто пишут в этом смысле слова.

Получается, что автор – это тот, кто посредством письма фиксирует некоторую информацию, образ или задумку, а скриптор – это тот, кто действует в рамках письма. Обращаю внимание, что без дескриптивной часть размышлений Барта автор и скриптор – это роли, которые не исключают друг друга. Более того, автор с необходимостью является скриптором.

Но что с нормативным требованием понимать письмо как речевой акт, а не как фиксацию информации? Думаю, что это та часть эссе, которая наиболее явным образом подвисает в воздухе. Несколько упрощая, в качестве преимущества своей трактовки Барт приводит, видимо, только её потенциально большее соответствие духу современной культуры.

В минимальном смысле за Бартом можно признать обнаружение интересной возможности, связанной с тем, что скриптор не обязан с необходимостью быть ещё и автором. Вы можете просто писать, не задаваясь целью нечто зафиксировать. Другое дело, что Барт заявляет, что теперь так делают все и иначе не могут, потому что… Он это заметил и с этим согласуется структуралистское видение языка. Конечно, подобные аргументы вряд ли выдерживают тяжесть тезиса о смерти автора.

Как бы то ни было, меня всегда удивляло, когда о «Смерти автора» говорили как о некоем прозрении или пророчестве, игнорируя то, что помимо смелых тезисов в тексте есть ещё и явная попытка их обосновать. Возможно, аргументации Барта не всегда уделяют внимание, чтобы не портить впечатление. Возможно, само эссе заведомо читают через стереотип о том, что «постмодернисты не аргументируют».

www.group-telegram.com/ye/here_was_dragons.com/315

3.0K viewsedited  Oct 26 at 14:16

У Ролана Барта мы встречаем ранний пример того, чем сегодня время от времени занимаются философы вроде Рэя Брассье или Грэма Хармана. Речь о попытке использовать концепции из аналитической философии в континентальном контексте. В худшем случае это выглядит как неймдроппинг, но в «Смерти автора» перформативы и теория речевых не только упоминаются, но и являются частью обоснования всей идеи эссе.

Так, на место почившего автора приходит скриптор. Барт считает, что роль автора предполагает, что он существует до и после произведения, являясь гарантом единого смысла и задумки текста. В свою очередь, скриптор существует только тогда, когда он пишет или читает, поскольку прочтение в этой оптике – это в некотором смысле написание текста заново. Например, вы не были скриптором до того, как начали читать этот пост, и перестанете им быть в тот же момент, когда перестанете.

Но откуда вообще берется этот скриптор? С одной стороны, Барт подает всё это в качестве наблюдаемого факта. Подтвердить свой дескриптивный тезис он пытается ссылками на литературу, в которой мы должны обнаружить признаки десакрализации фигуры автора. С другой стороны, поскольку в текстах и рядом с ними мы никаких «скрипторов» не наблюдаем, то Барт приводит ещё и нормативное соображение. Смысл его в том, что слово «писать» нужно понимать как перформатив, то есть как действие, которое совершается посредством слов. Скрипторы – это и есть те, кто пишут в этом смысле слова.

Получается, что автор – это тот, кто посредством письма фиксирует некоторую информацию, образ или задумку, а скриптор – это тот, кто действует в рамках письма. Обращаю внимание, что без дескриптивной часть размышлений Барта автор и скриптор – это роли, которые не исключают друг друга. Более того, автор с необходимостью является скриптором.

Но что с нормативным требованием понимать письмо как речевой акт, а не как фиксацию информации? Думаю, что это та часть эссе, которая наиболее явным образом подвисает в воздухе. Несколько упрощая, в качестве преимущества своей трактовки Барт приводит, видимо, только её потенциально большее соответствие духу современной культуры.

В минимальном смысле за Бартом можно признать обнаружение интересной возможности, связанной с тем, что скриптор не обязан с необходимостью быть ещё и автором. Вы можете просто писать, не задаваясь целью нечто зафиксировать. Другое дело, что Барт заявляет, что теперь так делают все и иначе не могут, потому что… Он это заметил и с этим согласуется структуралистское видение языка. Конечно, подобные аргументы вряд ли выдерживают тяжесть тезиса о смерти автора.

Как бы то ни было, меня всегда удивляло, когда о «Смерти автора» говорили как о некоем прозрении или пророчестве, игнорируя то, что помимо смелых тезисов в тексте есть ещё и явная попытка их обосновать. Возможно, аргументации Барта не всегда уделяют внимание, чтобы не портить впечатление. Возможно, само эссе заведомо читают через стереотип о том, что «постмодернисты не аргументируют».

BY здесь были драконы