Ай да Айвазовский! Очень правильный подход:

"Указать на лучшие свои произведения, право, не могу по той причине, что вскоре после окончания я вижу в них много недостатков и только тем утешаюсь, что вперед лучше напишу, поэтому-то я и не люблю их иметь долго у себя".

Еще про беседы о прочитанных книгах.

Литература – уникальный вид искусства (не вся, а та, которая искусство), потому что материалом ей служат слова, а словами мы ежедневно пользуемся в целях обмена информацией и выражения простых эмоций (что, в общем, тоже своего рода информация). Именно поэтому мы в первую очередь ищем в книгах содержания, смысла – а лучше смыслов, да побольше. Что бы мы ни прочли – прозу ли, стихи ли, – все равно срабатывает один и тот же привычный рефлекс, и мы снова и снова садимся все в ту же лужу, опять и опять наступаем на те же грабли и принимаемся обсуждать содержание, сюжет, историю, не обращая внимания на остальное. (Я хорошо вижу это сейчас, когда изучаю работу книжных клубов.) Представьте, что все скульптуры делались бы из ложек, вилок и ножей; вряд ли мы сумели бы любоваться ими, не замечая, что они состоят из столовых приборов, с помощью которых мы каждый день запихиваем себе в рот кусочки пищи. Но слова в книгах ведут себя совсем не так, как в обычной жизни.

Прочитав новую книгу, мы бегаем и кричим: что хотел сказать автор? ЧТО он, сукин сын, хотел сказать? – и сердимся на него за то, что он, так его, перетак и разэтак, не выразился яснее, и втайне досадуем, что он не выдал нам ту самую заветную бумажку, окончательную бумажку, этакую справочку в конце: «Я, Лев Николаич Хрюшкин, хотел сказать своей байдой то-то и то-то, но сразу чё-то коротко не получилось, а зато я теперь подумал, и вот».

Этим объясняется и почти всеобщее пренебрежение к переводу. Кого волнует, какими именно словами и в каком порядке нам рассказывают историю? Главное, чтоб было понятно. Если непонятно – перевод плохой, а понятно – так чего еще надо? Мы тянемся к книге, как алкаш к бутылке: неважно, какого она цвета и формы, плевать, какой у вина букет, лишь бы получить свою дозу С₂Н₅ОН.

Думая об этом, я уже совсем было разочаровался в человечестве, но потом вдруг снова в нем зачаровался, поскольку вспомнил, что сами писатели – настоящие, крутые писатели, а не просто болтуны с языком без костей, – отлично понимают, что нужные слова в нужном порядке нажимают в организме читателя те кнопки, до которых никогда не дотянуться словам случайным. Потому и маются, ища то самое единственное слово, потому и переставляют слова так и сяк, пока не добьются правильного эффекта, потому иногда и пишут свои книги годами, терпеливо выстраивая из своего конструктора прочные и красивые сооружения. Вот в эти тайны писательской архитектуры, музыки, живописи и черт знает чего еще и надо бы проникнуть. А если вам хочется смыслов, пожалуйста, кушайте их с маслом (впрочем, умеренная доза С₂Н₅ОН – тоже неплохая вещь).

Вы скажете: сам себе противоречишь. Разве можно обсуждать словами то, что словами не выразить? Это безнадежное дело – все равно что тащить себя за волосы из болота, как Мюнхгаузен.

Но у него-то получилось, верно?

Ну, и в связи с вышесказанным - а может быть, в пику вышесказанному - не могу не порекомендовать блестящий новый выпуск Армена Захаряна, который сам просмотрел не отрываясь

ВВЕДЕНИЕ В СОПРОМАТ (№6)

Поговорим об эротике (в зале смех и выкрики: «С чего это вдруг?», «Старый пень!», «Ты когда себя последний раз в зеркале видел?» и т.п.). Да нет, не в этом смысле. Я чисто теоретически.

Что ж, у меня по этой части богатый опыт (щурю свои подслеповатые глаза и усмехаюсь в седую бороду). Нет, не в том смысле. А чисто теоретически…

Ладно, хватит шутковать: дело-то серьезное. Вопрос поставлен (в Клубе наших выпускников) – значит, надо отвечать. Действительно, как переводить соответствующие описания при том, что на русском здесь плохо с традицией и ты невольно скатываешься либо в медицину, либо в похабщину?

Расскажу сначала о своем опыте – как ни странно, действительно ненулевом. Еще в 90-х я довольно долго (год? два? убей не помню) сотрудничал с русской версией журнала Penthouse, тогда только появившейся. Где-то у меня дома, кажется, еще валяется один старый номерок – заглянуть бы, освежить, – но дом далеко. Насколько помню, выглядело это все (что в оригинале, что в переводе) довольно придурковато и за эротику могло сойти разве что с большой натяжкой (гусары, молчать). Нелепые истории из жизни, ласковые ответы матушки Ксавьеры на отчаянные просьбы посоветовать, как быть, если у тебя в доме стоит только чайник, да и то изредка… Особенных эвфемизмов не требовалось даже для орудий производства; в целом хватало пениса и вагины, с легкими (но, разумеется, цензурными) вариациями. К той же поре относится и один из моих маленьких профессиональных подвигов: для этого журнала я перевел длинный (в авторский лист с гаком) рассказ с немецкого. Сюжета там толком и не было; просто какие-то унылые люди слонялись почему-то по полузатопленному метро и уныло совокуплялись то парами, то оптом. Ничего более тупого я, кажется, в жизни не переводил. А может, что немцу эротика, то русскому бред…

Но давайте все же переключимся на нормальную литературу. Кроме некоторых неизбежных сцен в хороших книгах, мое самое тяжелое испытание в этой сфере – перевод романа Нормана Мейлера «Крутые парни не танцуют» (лучше бы танцевали). Помучился я там изрядно, но, в общем, кое-как выкрутился (заглянуть бы, освежить – но дом далеко…). Спас, как ни странно, наигранный мачизм Мейлера, его, так сказать, пионерский задор; оказалось не так уж сложно описывать бардак в его духе, тем более что его стиль вообще подразумевает лексику поярче и с этаким залихватским вывертом. Конечно, за все это даже феминистка умеренного пошиба мигом открутила бы башку самому Мейлеру, а заодно и мне, но из песни слова не выкинешь.

Ну, а как быть с обычными книгами этого жанра? И тут контрвопрос: а что такое обычные? Собственно «эротическую литературу» я переводить отказывался, хоть и предлагали: уж больно глупо. Все эти «я почувствовала его напрягшийся член» парализуют мозг с первой же страницы, и я не думаю, что тут имеет смысл рассуждать о качестве перевода: по Сеньке и презерватив. Главную проблему, имхо, все же представляют описания этого дела в по-настоящему хороших книгах. Как справляться с ними? См. следующий пост.

ВВЕДЕНИЕ В СОПРОМАТ (№7)

Для начала обратимся к традиции: она хоть и бедная, но есть. Первым делом, конечно, «Песнь песней». Иногда достаточно намекнуть на лилии (или барана, который среди них пасется) – и нужный эффект достигнут. Обратите внимание, что примерно в этом русле действует Веня Ерофеев в «Москве – Петушках». К этому же примыкают и «Сказки 1001 ночи» в замечательном (без дураков) переводе Михаила Салье. Арабам-то хорошо, скажете вы: у них и зебб, и фардж, и кусс, и вот это все. Да и не будешь же все время рассуждать о бедрах как кучах песку и пупке, вмещающем унцию орехового масла: засмеют. И все же почитать это в русском переводе и кое-чему поучиться полезно: нет-нет да и пригодится какая-нибудь (не самая красноречивая) мелочь.

Что еще у нас имеется? Романтики, иногда вплотную подходящей к тому, что нас интересует, у классиков не так уж мало: Бунин и иже с ним. Есть кое-что старое переводное («Озорные рассказы», правда, давно не перечитывал…) Советские годы, кажется, практически ничем в этом духе нас не обогатили; смутно вспоминается какой-то ловкий намек у Шефнера. Он, кстати, и на нецензурщину ловко умел намекнуть, но мат – это отдельная статья (в обоих смыслах), не будем сейчас ее трогать. Есть еще дикая перестроечная (и более поздняя) каша из отечественной и переводной продукции, но это, как правило, очень уж дурно написано и похабно до одури. Кое-что можно перенять разве что у Пелевина. Если вспомните еще что-нибудь полезное русскоязычное в нужном ключе, покидайте в чат.

А когда такое попадается в хороших книгах (что бывает не так уж редко), спасает сам стиль автора, его своеобразие. Если вы привыкаете к его манере – ей-богу, не так уж трудно справиться и с этим. Да, вы кое-что смягчаете, возможно, пускаете в ход эвфемизмы (чаще как раз свои, придуманные именно для этого случая), слегка подпускаете туману, если уж совсем припрет, но ведь это и вообще свойственно русскому в отличие, скажем, от английского. Наши описания всегда менее детальны. И главный совет: не спрашивайте совета у других. Они вам ничем не помогут (проверено). Полагайтесь на свой вкус, свое чутье, свое чувство меры. И ничего не бойтесь – особенно злого редактора. Пусть сначала сходит в эротическое путешествие, а потом критикует. (Я не касаюсь юридической стороны дела и вопроса традиционных ценностей – на это у меня нервов не хватит. Рассуждаю суб специе этернитатис.)

Таковы общие соображения. Многое еще можно развернуть и отработать практически (гусары, помалкивайте), но для этого и впрямь пришлось бы запустить отдельный курс по переводу эротической литературы.

Подумаю.

Вдруг заметил, какое интересное выражение "пойти на (такой-то) шаг". Скажем, на решительный. То есть, шел-шел человек нерешительно, а потом ка-ак шагнул!
Еще один пример того, с каким презрением язык относится к формальной логике.

Всегда, сколько себя помню, мучился с переводом слова lovers; но с недавних пор, окончательно пав жертвой Сепира с Уорфом (которые теперь приходят ко мне в сны единым мифическим животным, этаким тапиром с острова Корфу), стал подозревать, что за этой на первый взгляд мелкой технической проблемой кроется гигантский мировоззренческий провал. Действительно, по-русски это или влюбленные – то есть пара полностью отъехавших кукушек и умрем в один день, желательно пораньше, – или любовники, а с ними совсем беда. Мало того что в единственном числе, любовник или любовница, – это обязательно слева, а стало быть, фу и ай-яй-яй (и что тогда в браке остается?), – так еще и умножается вариант мужского рода (в отличие от английского, где lover – слово-унисекс), и выходит либо что-то вдвойне поперек традиционных ценностей, либо куча бесстыдников, выстроившихся в очередь к одной шалаве.

Ну и как тогда переводить they were lovers – «у них был роман»? Но, может, и романа никакого не было, а только щи да в койку. Да и щей-то, скорее всего, никаких не было – разве что каре ягненка под брусничным соусом с бутылочкой кьянти… Или «они любили друг друга»? Так вроде не о том речь.

Вот и выходит, что русский язык просто не предусматривает нормальных человеческих отношений средней тяжести. А все Даррелл виноват: развел у себя на Корфу тапиров…

За это нельзя не выпить
(и между прочим, второе место там никому не присудили)
Upd: В топ-десять вошла еще наша первокурсница Маргарита Карелая, так что поздравляем всю доблестную четверку!

Итоги Международного конкурса художественного перевода INALCO RUSSE OPEN 2025, блестящие результаты наших школьниц:
Елена Савина - I место;
Маргарита Литвиненко - III место;
Наталья Бухтоярова вошла в топ-десять участников.
💐💐💐💐🥂
https://inalco-russe-open.webnode.ru/rezultaty-de-mandiargues-2025/

Вы знаете немецкий? Ну хоть немножко? Сейчас покажу вам одну интересную вещь. И даже если вы по-немецки совсем ни бум-бум (почти как я), оцените ее потом, когда разберемся во всем вместе. Вот начало одной хорошей книжки всем известного писателя:

Das Skelett 509 hob langsam den Schädel und öffnete die Augen. Es wußte nicht, ob es ohnmächtig gewesen war oder nur geschlafen hatte. Zwischen dem einen und dem anderen bestand auch kaum noch ein Unterschied; Hunger und Erschöpfung hatten seit langem dafür gesorgt. Beides war jedes mal ein Versinken in moorige Tiefen, aus denen es kein Auftauchen mehr zu geben schien.

509 lag eine Weile still und horchte. Das war eine alte Lagerregel; man wußte nie, von welcher Seite Gefahr drohte, und solange man sich unbeweglich hielt, hatte man immer die Chance, übersehen oder für tot gehalten zu werden – ein einfaches Gesetz der Natur, das jeder Käfer kennt.

Er hörte nichts Verdächtiges. Die Wachen auf den Maschinengewehrtürmen waren halb am Schlafen, und auch hinter ihm blieb alles ruhig. Vorsichtig wandte er den Kopf und blickte zurück.

А вот два его перевода (фамилии переводчиков легко найти гуглом, но я их давать не буду, чтобы вы могли сравнить переводы максимально беспристрастно):

1. Скелет № 509 медленно поднял голову и открыл глаза. Он не знал, был ли он все это время в обмороке или просто спал. Впрочем, между тем и другим состоянием едва ли еще существовала какая-нибудь разница: голод и истощение давно позаботились об этом. И сон, и обморок каждый раз были погружением в какую-то бездонную трясину, из которой, казалось, уже нет возврата.

509-й полежал еще некоторое время неподвижно, прислушиваясь. Это была старая лагерная привычка. Никогда не знаешь, с какой стороны грозит опасность, и пока ты неподвижен, всегда есть шанс, что тебя не заметят или примут за мертвого — простой закон природы, известный каждой букашке.

Он не услышал ничего подозрительного. Часовые на пулеметных вышках пребывали где-то посредине между сном и бодрствованием, позади тоже все было спокойно. Он осторожно поднял голову и посмотрел назад.

2. Скелет номер 509 медленно приподнял голову и открыл глаза. Он не знал, что с ним было – обморок или просто заснул. Между сном и обмороком давно уже почти не было разницы, голод и истощение стерли эту грань. Сон ли, обморок ли – всякий раз тебя засасывала черная болотная муть, откуда, казалось, возврата уже нет.

Какое-то время пятьсот девятый лежал тихо – он прислушивался. Это было старое лагерное правило: покуда ты не движешься, остается надежда, что тебя не заметят или сочтут мертвецом, ведь никогда нельзя знать, с какой стороны грозит опасность; старый как мир закон природы, известный любой букашке.

Но ничего подозрительного он не услышал. Часовые на пулеметных вышках замерли в полусонной неподвижности, да и за спиной вроде бы тихо. Он осторожно повернул голову и посмотрел назад.

И теперь у меня к вам два вопроса. Первый: какой перевод лучше? И второй: какой замечательный художественный прием, использованный (или скорее даже изобретенный для этого отрывка) Ремарком - а вы, конечно, уже угадали, что это написал он, - не удалось перенести из оригинала ни в один из двух переводов?

Предыдущую загадку раскусили быстро, да и кто бы сомневался. Действительно, скелет у Ремарка оживает на глазах – и благодаря смене местоимения с es на er, и с помощью превращения черепа, Schädel, в голову, Kopf. И чтобы не заскучали те, кто не знает немецкого, зато знает английский, подкину вам еще примерчик того, как ловко играет на смене местоимений теперь уже Стейнбек (перевод «Заблудившегося автобуса» есть, и он прекрасен, но я его цитировать не стану: тут даже Голышев ничего не смог поделать), с помощью того же приема – и не только его – очеловечивая муху, которая, впрочем, тоже почти что восстает из мертвых:

Pimples was washing his hands in a flat pan of gasoline in the garage. The sun warmed a brown leaf left by the past year and blown into a corner of the garage doorframe. After a while a little night-laden fly crawled heavily out from under the leaf and stood in the clear sun. Its wings were muddily iridescent and it was sluggish with night cold. The fly rubbed its wings with its legs and then it rubbed its legs together and then it rubbed its face with its forelegs while the sun, slanting under the great puffed clouds, warmed its juices. Suddenly the fly took off, circled twice, fluttered under the oaks and crashed against the screen door of the lunch room, fell on its back and buzzed against the ground, upside down for a second. Then it righted itself and flew up and took its position on the frame beside the lunchroom door.

Alice Chicoy, haggard from the night of sitting up, came to the door and looked out toward the bus. The screen door opened only a few inches, but the fly flung himself through the opening. Alice saw him come through and whacked at him with the dish towel she carried in her hand. The fly buzzed crazily for a moment and then settled under the edge of the counter. Alice watched the rear wheels of the bus idly turning in the air and then she went in back of the counter and turned off the steam valve of the coffee urn.

The brown fluid in the glass pipe on the side of the urn looked thin and pale. She ran her towel over the counter and in doing so noticed that the big white coconut cake in its transparent plastic cover was ragged on one edge with a "V" cut out of it. She took a knife from the silver tray, lifted the cover, trimmed the cake's edge, and put the crumbs in her mouth. And just before the cover went back into place the fly lunged under the edge and flung himself on the coconut filling. He clung under a slight overhang so that he was not visible from above, and he dug and struggled hungrily into the sweet filling. He had a high, huge mountain of cake and he was very happy.

Такая вот маленькая история про исполнение желаний. И мораль: если не свернешь с избранного пути и сумеешь увернуться от полотенца - будет тебе счастье. Вам завидно? Мне да.

ИИ жжет. Думаю теперь, то ли попросить одолжение, то ли потребовать. А может, использовать должок?

С большим удовольствием послушал вчера лекцию Ольги Велавичюте, филолога по образованию, все о том же – как обсуждать книги в клубах. Опять задумался про то, как смотрят на книги ученые – филологи и литературоеды. Попытался подытожить свои ощущения, и вышло такое:

Было исключительно интересно (и вполне параллельно последнему ролику Армена Захаряна). Ольге огромное спасибо. Но все-таки это чисто филологический подход. Ольга совершенно права: она предложила набор оптик, с помощью которых можно взглянуть на книгу с разных сторон. Но все их объединяет одно: они предназначены для взгляда извне.

Представьте себе, что вы зоолог и изучаете зайца (скажем, дюреровского). Вы можете описать его происхождение начиная с самой первой бактерии. Можете распотрошить его и объяснить, как работает каждый его орган. Можете определить его место в общей классификации животных. Можете сосредоточиться на его среде обитания и повадках. Можете выяснить, чем он отличается от антилопы и почему не поет, как соловей (по-моему, это ужасно глупо, но некоторые чудаки, особенно французы, выбирают этот вариант). Но чтобы понять зайца, надо стать зайцем. По крайней мере, попробовать в него превратиться. Собственно говоря, это в какой-то мере и происходит с каждым неравнодушным читателем – а уж с переводчиками и подавно.

Когда я слушаю ученых, пепел убитых переведенных авторов стучит в мое сердце, и все они говорят: ребята, но мы же не для того книжки пишем, чтобы вы нас так…

А с другой стороны: извини, заяц. Ты попал.

Тут неожиданно летний курс намечается - кажется, впервые у нас такое, но для поэтов сезон подходящий

Успехи наших школьниц на одном из самых трудных переводческих конкурсов вдохновляют нас - а главное, чтобы вдохновили и вас - на новый летний курс перевода французской поэзии с Еленой Баевской. Те, кто уже у нас занимался, знают, насколько это увлекательно, а тем, кто еще не, предлагаем попробовать. Условия приема на сайте https://perevodasart.ru/i-course. Присылайте заявки с тестовыми переводами до 20 июня.
И кстати, можно строить планы на осень, если вас заинтересуют другие курсы

Знаете ли вы, что мы живем в пору взрывного неконтролируемого размножения книжных клубов, охватившего всю планету? А если не можешь остановить общественное движение, постарайся его возглавить – или хотя бы влейся в него и беги вместе со всеми, чтобы не затоптали. Так что имею удовольствие объявить, что открывается новый

КНИЖНЫЙ КЛУБ «АЗАРТ»

(за названием, как видите, далеко ходить не пришлось) с девизом, соответственно,

Reading as Art,

что можно считать сокращением более развернутой и в некотором роде программной установки

Reading and Talking about Books as Art.

Все соображения насчет того, какой эта организация видится мне сквозь розовый туман моих заблуждений и предрассудков, вошли в единый документ, который я, следуя популярному ныне тренду называть литературные произведения деепричастными оборотами (а также в полном согласии с действительностью), озаглавил

УСТАВ ОТ МЫСЛЕЙ О КЛУБЕ

(сокращенно просто «Устав»). Он будет опубликован ниже, а настоящий пост просьба развеять по просторам Телеграма, дабы все любопытные могли заглянуть на этот канал за дополнительной информацией. Дальнейшие планы таковы:

1. Публикация Устава
2. Опрос общественности с целью выяснения ее намерений
3. Торжественные похороны эмбриона Клуба, скончавшегося до родов, или
4. Назначение даты и темы первой встречи, комплектация личного состава, рассылка материалов, и
5. Вперед с неясными, но вдохновляющими перспективами.

А пока, если вам не совсем безынтересна эта затея, поставьте здесь 🆒, сейчас покажу как:

УСТАВ ОТ МЫСЛЕЙ О КЛУБЕ

I. Как это работает

1. Клуб существует в двух параллельных формах: регулярные встречи онлайн и постоянно действующий чат его членов.
2. Встречи проходят ориентировочно раз в месяц, сезонами по 3-5. Программа сезона объявляется заранее.
3. Продолжительность одной встречи в условном зуме – от 2 до 2½ астрономических часов.
4. Встреча состоит из двух примерно равных частей. В первой группа не более чем из 10 человек (далее – Круглый Экран) обсуждает очередную книгу. Остальные участники молча слушают и наблюдают за кадром, в так называемом Зале.
5. После маленького перерыва к обсуждению подключается Зал – через вопросы в чате программы и, при желании, с выходом участников из Зала по очереди в видеорежим.
6. По окончании встречи разговоры продолжаются в чате – закрытой группе в Телеграме.
7. Видеозапись каждой встречи рассылается всем членам Клуба.

II. Особенности организации

1. Общественный строй Клуба – мягкий авторитаризм с элементами жесткого тоталитаризма, переходящего в полный беспредел.
2. Правила поведения отдельно не формулируются, поскольку и так всем понятны.
3. Состав Круглого Экрана на сезон формирует модератор, он же организатор, он же я. Желающие влиться в эту группу сообщают о своем желании, каковое удовлетворяется по возможности.
4. Если все пойдет хорошо, Круглых Экранов – и, соответственно, параллельных циклов встреч – появится больше одного. Возможно, это будут ветки по интересам.
5. Клуб платный – стоимость одной встречи с дальнейшим обсуждением составляет 1000 руб или ее эквивалент в любой разновидности тугриков. Подписка покупается на сезон.
6. При возникновении любых вопросов, касающихся разрешения спорных и неординарных ситуаций, см. п.1.

III. Что и как обсуждаем

1. Самое разное, но обязательно хорошо написанное. В основном худлит, но возможен и нон-фикшен. Пока ограничимся прозой. Если перевод – непременно с оценкой и обсуждением его качества. Если перевод не с английского – непременно с приглашением на экран переводчика, знающего язык оригинала, в роли эксперта.
2. Главная фишка Клуба – повышенный интерес к форме. Мы смотрим на книги в первую очередь [сейчас будет немножко пафоса] как на произведения искусства (см. девиз Клуба) [все, пафос кончился]. Стиль автора всегда находится в фокусе нашего внимания.

IV. С чего начнем

1. Состав первого Круглого Экрана образован из участников курса «Как писать с(т)ильно» в Школе «Азарт», поскольку идея этого курса имеет много общего с идеей Клуба. С ними и пройдет первая – пробная – встреча в Клубе. Количество желающих попасть в Зал определится путем специального опроса.
2. Материал пробной встречи и первого сезона – рассказы разных авторов, переведенные с английского и отобранные модератором, то бишь мной, с одобрения Круглого Экрана.
3. Первая же встреча будет платной: по бесплатной ничего не поймешь.
4. Тем, как она пройдет, определится все дальнейшее.

V. А смысл?

1. У каждого могут быть свои причины для вступления в Клуб.
2. Предполагается, что это будет хорошее интеллектуальное и эмоциональное развлечение.
3. Страдающие биполярным расстройством смогут благодаря Клубу легко переходить (а может быть, перейти раз и навсегда) из депрессивной стадии в маниакальную.
4. Вступив в Клуб, вы окажетесь в тесном сообществе людей, многие из которых профессионально занимаются литературой и языками, а это круто и полезно.
5. В том числе и переводчиков в Клубе будет немало, а переводчики знают книги, можно сказать, на тактильном уровне, на ощупь. И это помогает совершать неожиданные открытия.
6. Еще предполагается приглашать в гости самых разных интересных людей из литературных сфер.
7. Вообще у любых книжных клубов уйма плюсов, потому они и растут сейчас как грибы после дождя. А наш еще и особенный.
8. Да что я вас уговариваю, в конце концов. Не маленькие небось, сами разберетесь. Есть, конечно, и поприятней занятия. Например, книжку почитать.

А теперь пройдите, пожалуйста, опрос 👇

Полюбовавшись на хорошо знакомые очертания кривой Гаусса в результатах опроса, напишу о еще кое-каких выводах и открытиях, сделанных по мере прохождения курса для модераторов книжных клубов (он, кстати, еще не кончился, но скоро).

Книжный клуб – это живое существо. Модератор – его важный орган, что-то вроде сердца, или мозжечка, или чего-то менее заметного, но необходимого, например селезенки. Но все остальное – это его участники. И они либо образуют живой организм, способный к росту и развитию (если не количественному, то уж обязательно качественному), либо нет. Это проверяется только практикой.

И вот, слушая наших замечательных наставников и приглашенных ими гостей и общаясь с другими участниками курса в чате и на семинарах, я вдруг обнаружил, что все необходимое для того, чтобы попытаться создать свой клуб, у меня уже есть – а это большая редкость. Есть идея, довольно необычная: читать и обсуждать книги как арт-объекты (других клубов, делающих это так, как мне хотелось бы, я пока не встречал; кроме того, и клубов, которые вели бы переводчики или даже писатели, я тоже пока не знаю, хотя мне кажется, что они должны где-то быть). Есть курс «Как писать с(т)ильно», на котором мы примерно этим и занимались и результатом которого стали две статьи о Бабеле и Чехове на «Горьком», и есть отличная группа друзей, с которыми можно начать эксперимент. Есть я со скромным тридцатилетним опытом обсуждения литературных текстов в компаниях как раз нужного размера и тараканами, которых я все это время (а впрочем, и дольше) заботливо выкармливал. Есть Школа с ее отлаженными за десять лет административно-организационными механизмами и прекрасными преподами, которых можно подбить на участие в той или иной форме. Есть и вообще очень приличный круг знакомств в среде литературных профессионалов – почему бы не позвать в гости и кого-нибудь из них? Есть, наконец, самое главное – комьюнити, где наверняка отыщутся люди с тараканами похожей на мою породы: Клуб выпускников «Азарта» и более широкая и разнообразная компания подписчиков моего канала. Так почему бы не рискнуть?

Когда я берусь переводить книжку, я примерно представляю себе, что у меня получится. Тут – не очень. Но когда мы создавали Школу – первую на этой пустой тогда поляне! – мы тоже не понимали, что из этого выйдет, а что-то вдруг раз – и вышло. Так что вскрытие покажет.

Теперь насчет денег. Экономика КК – довольно хитрая вещь. Есть прямые затраты, есть кривые. В любом случае, создание и поддержание КК – сложное, очень трудо- и нервозатратное дело. Модераторы КК выгорают с такой же легкостью, как сибирские леса. А я уже трачу и собираюсь тратить на это львиную долю времени и сил, которых и так-то с гулькин нос (львиная доля гулькина носа звучит не очень внушительно, но тут уж чем богаты). И смотрю на это как на работу (да, приятную - так бывает). Цену за участие выбрал ровно ту, какая выглядит исходя из имеющейся у меня информации самой скромно-необходимой. И результатами опроса я доволен: кажется, есть с кем начинать. То, что многим Клуб и даром не нужен, нормально. Клубу не нужны те, кому не нужен он. Единственное, что меня слегка расстроило, – это гы-гы под опросом. Слабо было молча мимо пройти? Впрочем, ладно – все это тоже давно знакомо.

Вот так как-то, дорогая моя кривая Гаусса.

Представьте, что вам нужно отредактировать перевод и он лежит перед вами вместе с оригиналом. Вы справедливо считаете, что прежде чем сверять их друг с дружкой фразу за фразой, неплохо было бы составить себе мнение обо всей книге (говорю условно: это может быть рассказ, повесть или роман, что угодно) в целом, а вы ее еще не читали и автора, для чистоты экперимента, тоже не знаете. Что вы прочтете сначала – оригинал или перевод?

Как ни странно, от этого выбора может зависеть и результат редактуры, особенно если вы не слишком опытный редактор. Если первым вы прочтете оригинал, вам будет труднее «поверить» в перевод, даже хороший, и вы будете больше к нему придираться. Это как с экранизацией прочитанной книги: много ли шансов на то, что фильм вам безусловно понравится и вы сочтете, что режиссер попал в точку и с трактовкой, и с кастингом? А перевод – это ведь тоже интерпретация, и она никак не может полностью совпасть с той, которая невольно складывается у вас, когда вы читаете оригинал. (Читатель – точно такой же интерпретатор, как переводчик, только менее внимательный.) Есть еще и объективная разница в восприятии текстов, написанных на разных языках; именно поэтому в начале работы над новой книгой переводчику бывает трудно нащупать верный тон (я это знаю и по своему опыту, и по словам коллег).

Это явление объясняет многое: и излишнюю суровость некоторых неопытных редакторов, и излишнее возмущение (хорошим) переводом книги некоторых читателей, сумевших прежде одолеть ее в оригинале. Вернемся к ситуации, описанной в первом абзаце: казалось бы, тогда напрашивается вывод, что сначала надо читать перевод, но и у этого варианта есть свои минусы, которые, возможно, превосходят минусы первого. Все-таки оригинал родился раньше, и если перевод вам понравится, но окажется от него чересчур далеким (да еще и вправду неудачным по духу), это сильно усложнит вам задачу его редактуры.

Так что куда ни кинь – всюду клин. Но не все так плохо; просто не надо забывать, что перевод и оригинал отличаются друг от друга принципиально, и переводчик всегда интерпретирует текст по-своему не потому, что он глуп и косорук, а потому, что иначе ни одну книгу ни прочесть, ни перевести невозможно.