Don аdidbass.

Сегодня Арсену Павлову (Мотороле) исполнилось бы 42 года.

Герою ДНР.

Когда его убили, я плакал. Не метафорически, а настоящими слезами.

И через пять дней написал короткий злой текст, отвечая тем, кого сегодня уже нет в России, а тогда были:

МОТОРОЛА И ЧТОЖЕСТВА

«В мирной жизни покойный был ничтожеством», пишет про Арсена Сергеевича Павлова художник Максим Кантор. Надо полагать, что себя художник ничтожеством не считает, поэтому станем именовать художника чтожеством. Итак, чтожество заключает: «Покойный был убийцей пафосным», и, разумеется, он был «исполнителем преступлений». Чтожество сравнивает Арсена Сергеевича Павлова с Ильзой Кох, немецкой деятельницей НСДАП, женой Карла Коха, коменданта концлагерей Бухенвальд и Майданек, получившей прозвище «Бухенвальдская ведьма» и «Сука Бухенвальда» за жестокие пытки заключённых лагеря. Молодец, чтожество. Так держать.

Андрей Макаревич, музыкант и по совместительству совесть нации (в тех случаях, когда Ахеджаковой, Улицкой и Акунину либо некогда, либо лень, либо не их очередь), очень своевременно выразил свои сомнения в том, что «гражданин России по прозвищу Моторола» действовал на территории ДНР в строгом соответствии с российским законодательством. Будь у музыканта машина времени модели не «Я в говне, ты в говне», а «Herbert Wells & Isaac Asimov», он бы, возможно, смотался в прошлое и разобрался бы там с Моторолой и другими, но пока что ему приходится в гордом одиночестве учить законы РФ.

Дмитрий Быков, гражданский хорошист и господин-какой-я-вам-товарищ-поэт, в статье под названием «Памяти Моторолы» умудрился дать исчерпывающие характеристики фигурам двух российских правителей, Ивана Васильевича Грозного и Иосифа Виссарионовича Сталина: «Иван Грозный был нехороший человек», а «Иосиф Сталин был ужасный человек, вдобавок скорее всего параноик». Поминать их добрым словом нам Быков не разрешает, потому что тех, кто ставит им «памятники, оправдать никак невозможно».

Что же скажет гражданин поэт по поводу погибшего Арсена Павлова?

«Убитый в Донбассе Моторола, он же Павлов, тоже был не очень хороший человек. Даже и совсем нехороший», говорит Быков. Чувствуется, что человек прочитал много экзистенциальной литературы (самое смешное, что действительно прочитал). Смеем предположить, что амбивалентность Быкова в суждениях произрастает из того же корня, что и многоголосье с полифонией в произведениях Светланы Алексиевич.

«Он сделал много зла», подводит итог Быков. Но у него (Моторолы) «были смягчающие обстоятельства: он родился в глубокой российской провинции, жил очень небогато, у него было очень мало возможностей для образования и профессионального роста». Ну, то есть вы поняли, к чему клонит Быков. К тому, с чего мы начали: «В мирной жизни покойный был ничтожеством».

Чтожества до жизни такой никогда не дойдут: родились они в хорошем месте, жили богато, возможностей у них было очень много. Это не мы говорим, это Быков подразумевает. Нет у них, у чтожеств, смягчающих обстоятельств.

Ну, нет так нет.

Спросят с вас значит по полной.

Не здесь, на Небе.

21 октября 2016 года

Так и живём! РОДНЯ!

Время родни.

Эпизодически луганское.

Лютые воины отряда «Родня».

Среди очередного пришедшего гуманитарного груза была обнаружена индивидуальная посылка.

Моя дорогая! Художник Юленька Толстоусова сделала иллюстрацию к стихотворению про Снежную королеву.

СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА

Как бы тебя там ни звали теперь,
             мне всё же привычнее — Кай.
Погоды стоят — январский апрель,
           февральский бесснежный май.

Мне целыми днями выть у окна
                             и пялиться в телефон.
Похоже, что "вечность" теперь — "война".
                      И Кай мой ушёл на фронт.

Мой мальчик, украденный у сестры,
              любитель хрустальных букв.
Как больно ты бросил в меня "прости",
                               когда уходил на юг

из северных сонных родных широт —
                 туда, где бодрствует страх.
Я помню твой детский упрямый рот
                               и ямочки на щеках.

Я помню, как ты говорил со мной,
                     и помню, как ты молчал...
Как взгляд твой лазоревый молодой
                                  от ярости одичал

в то утро, когда началась она,
                      и стёкла из рам резных
на хрупкую вечность из хрусталя —
                        посыпались на живых.

И реки из глаз моих по щекам
                     с той самой поры текут.
Мой мальчик, мой милый бесстрашный Кай,
                         зачем ты ушёл на юг?

Зачем променял голубой наш сад
                    на грязь и ветра степей?
Мне Герда звонила спросить, где брат...
                              Что я отвечала ей?

Что всё предначертано! И апрель
                      представится январём.
Укроет нас марлей стерильной метель.
          И мы с тобой — з а ж и в ё м.

Анна Ревякина | Подписаться

Однажды спел песню Александра Розенбаума «Афганская вьюга».

* * *

Вот забор, на котором всегда самые «свежие» сплетни.
За забором — стройка, не стройка даже, а брошенный котлован.
Моя бабушка говорила: «Бог любит тридцатилетних».
Чем сильнее любит, тем быстрее подкидывает дрова.

Моя бабушка говорила, что ждать — это просто верить.
Как непросто верить.
                                   Ксения*, помоги...
Как молилась ты истово за своего Андрея.
Моя бабушка говорила, что от молитвы идут круги.

И затапливает словами бульвары, улицы и проспекты, —
Пушкина и Артёма, Щорса и Ильича.
Чёрнокаменными словами донецкого региолекта
от арты укрывает и петербуржца, и москвича.

И тебя от арты укрывает слово моё несложное,
но живое слово. Я тысячи тысяч раз
повторила Господу просьбу об осторожности
под донбасским небом, где тысячи тысяч глаз

наблюдают за нами — робкими и продрогшими.
Но под утро накинет Ксения на плечи города плат.
Я стою у окна и катаю на языке горошиной —
твоё имя, ведущее в Рай...
                                                   Не в ад.

* Ксения Петербургская (настоящее имя Ксения Григорьевна Петрова) — православная юродивая дворянского происхождения, жившая в Санкт-Петербурге. Канонизирована в лике блаженных в 1988 году. Дни памяти — 6 февраля, 6 июня.

6 февраля 2025 года

Анна Ревякина | Подписаться

188 лет назад близ Чёрной речки состоялась дуэль между Александром Сергеевичем Пушкиным и Жоржем Дантесом.

Пушкин был смертельно ранен и умер через 2 дня.

Ф.И. Тютчев:

Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В «цареубийцы» заклеймён.

Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощённая со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах... знойной кровью.

И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил —
И осенённый опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..

1837 год

Небольшая новогодняя хроника.

На съёмках пострадал один шоколадный Дед Мороз.

144 года назад умер Фёдор Михайлович Достоевский.

Моя любовь навеки.

Мне иногда снится, что я случайно нахожу рукопись романа Достоевского, о существовании которой никому не было известно.

И это огромная рукопись: страниц на семьсот, а то и восемьсот печатного текста!

О, какой сладкий это сон!

И как тоскливо потом бывает просыпаться.

Я прочитал всего Достоевского, и я грущу, что он не напишет уже ничего нового.

Правда, я надеюсь, что в Раю, куда он непременно должен был угодить, он продолжает трудиться до сих пор.

И эти его сочинённые на небе книжки когда-нибудь можно будет раздобыть, хотя бы и контрабандой протащив их, допустим, в ад.

Я был в домах (-музеях), где жил Фёдор Михайлович — и в Москве, и в Петербурге.

Я молился там перед иконами, перед которыми молился ФМ.

Я стоял у портрета ФМ (прикрепляю фото к посту) работы В.Г. Перова — в Третьяковской галерее (Достоевский позировал за, потом смотрел на, возможно, даже прикасался именно к этому холсту).

Я живу в «Селе Степанчиково...».

Я вижу «Дядюшкин сон».

В первом классе я пришёл в школьную библиотеку и попросил роман «Идиот».

Библиотекарь отказалась выдавать мне его («Тебе рано»), и я жутко обиделся (при этом сторговался-таки на «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова).

После я не расставался с пятикнижием Достоевского: «Преступление и наказание» — «Идиот» — «Бесы» — «Подросток» — «Братья Карамазовы».

«Дневник писателя» — мои настольные книги (двухтомник).

Чтение Фёдора Михайловича для меня — это не просто чтение.

Я помню, как меня перемалывал каждый (даже самый короткий) его текст, прочитанный впервые.

Я вскакивал и бегал по комнатам от переизбытка чувств.

Я полагаю, что мою любовь к прозе Достоевского имеет смысл всерьёз сравнить с сильной, изматывающей любовью к женщине.

Поэтому 9 февраля для меня — один из мрачнейших дней календаря.

Сегодня ровно 4 месяца, как я в ДНР.