Пожалуй, больше всего недоразумений и подчас тяжелых «недоразумений» вызывает у рабочих паспортная система; особенно затруднителен для них обмен паспортов, обыкновенно годичных. Сами по себе волости задерживают изготовление новых паспортов до бесконечности. И рабочие, и волостные правления поголовно не знают о циркуляре министерства внутренних дел, разрешающем не посылать при обмене старые паспорта в волости, а возвращать их, в момент получения новых, полицейским управлениям по месту жительства. Отправив же почтой старый (с прошением о новом) паспорт, рабочий остается как без рук; он не может переменить квартиру, не может уйти с фабрики, не может найти новое место…
А тут еще характерная 19-я статья положения о видах на жительство; она гласит: «Неотделенным членам крестьянских семейств, хотя бы и совершеннолетним, виды на жительство выдаются и возобновляются не иначе, как с согласия хозяина крестьянского двора. В случае отказа с его стороны, виды на жительство могут быть выдаваемы означенным лицам по распоряжению земского начальника, мирового посредника, непременного члена уездного по крестьянским делам присутствия, чиновника либо коммиссара по крестьянским делам, или замещающих их должность лиц, по принадлежности. Распоряжения сего рода обжалованию не подлежат». Последнее время Сенат разъяснил, что можно жаловаться все-же в уездный съезд к необсуждению (и только) земским начальником просьбы о выдаче паспорта.
И вот, постоянно «хозяева неотделенной крестьянской семьи» — деды, отцы или просто старшие братья, пользуясь этой 19-й статьей, грубо эксплуатируют «за паспорт» давно оторванных от деревни, даже родившихся в городе и никогда не бывавших «на родине» (на месте приписки) рабочих, требуют с них за возможность жить в городе ежемесячные, а иногда единовременные уплаты. Обыкновенно земские начальники, видящие и выслушивающие на месте только одну сторону, — родителей или старших братьев, — находятся под непосредственным впечатлением общей крестьянской нужды, рисуют себе неведомую жизнь городских рабочих в самых радужных красках, забывая о её дороговизне, и упорно отказывают рабочим в просьбах о возобновлении паспортов при запрете хозяев дворов… И какому вымоганию содействуют они этими отказами!..
Как сейчас помню, однажды пришел во мне худой, пришибленный юноша лет 23 — Николай Павлов, с темными, резкими кругами под глазами. Каким-то подавленным, заморенным голосом он рассказал свою повесть. Его отец, родившийся в Тверской губернии, в деревне, название которой он не сразу вспомнил, умер, когда ему было 2 года. Тогда, по рассказу матери, они жили в деревне. Старик дед, не любивший отца Павлова и имевший еще двух сыновей, прогнал мать Николая после смерти отца из дому и завладел всем их хозяйством. Мать перебралась в город, поступила на фабрику и «вывела своего сына в люди»: он тоже поступил на Спасскую ткацкую мануфактуру…
Когда Николаю настал 21 год, и он поехал на призыв, дед «вспомнил» о нем. Павлова, как единственного сына, не забрили в солдаты, но его закабалил дед.
С этого года за каждый паспорт Николай должен был платить деду по десяти рублей, иначе волость, по просьбе «хозяина двора», не выдавала ему паспорта. Затем дед стал требовать, чтобы он ежемесячно присылал по три рубля. И Павлову пришлось подчиниться. Фабрику штрафовали, если она держала рабочих с просроченными видами, и она гнала таких…
Николай женился, у него родился ребенок, старуха мать заболела ревматизмом (на фабрике был жестокий сквозняк и разная температура в тех отделениях, по которым ей постоянно приходилось ходить), ни один адвокат не взялся ей помочь, а ведь она перестала работать. Павлов стал содержать и ее. С выработкой, сверхурочной работой по праздникам он едва натягивал 20 рублей. Приходилось голодать…
Два родных брата отца Николая, сыновья деда, зарабатывали в это время по 45 рублей в месяц на механических заводах, и один из них был холостой.
Пожалуй, больше всего недоразумений и подчас тяжелых «недоразумений» вызывает у рабочих паспортная система; особенно затруднителен для них обмен паспортов, обыкновенно годичных. Сами по себе волости задерживают изготовление новых паспортов до бесконечности. И рабочие, и волостные правления поголовно не знают о циркуляре министерства внутренних дел, разрешающем не посылать при обмене старые паспорта в волости, а возвращать их, в момент получения новых, полицейским управлениям по месту жительства. Отправив же почтой старый (с прошением о новом) паспорт, рабочий остается как без рук; он не может переменить квартиру, не может уйти с фабрики, не может найти новое место…
А тут еще характерная 19-я статья положения о видах на жительство; она гласит: «Неотделенным членам крестьянских семейств, хотя бы и совершеннолетним, виды на жительство выдаются и возобновляются не иначе, как с согласия хозяина крестьянского двора. В случае отказа с его стороны, виды на жительство могут быть выдаваемы означенным лицам по распоряжению земского начальника, мирового посредника, непременного члена уездного по крестьянским делам присутствия, чиновника либо коммиссара по крестьянским делам, или замещающих их должность лиц, по принадлежности. Распоряжения сего рода обжалованию не подлежат». Последнее время Сенат разъяснил, что можно жаловаться все-же в уездный съезд к необсуждению (и только) земским начальником просьбы о выдаче паспорта.
И вот, постоянно «хозяева неотделенной крестьянской семьи» — деды, отцы или просто старшие братья, пользуясь этой 19-й статьей, грубо эксплуатируют «за паспорт» давно оторванных от деревни, даже родившихся в городе и никогда не бывавших «на родине» (на месте приписки) рабочих, требуют с них за возможность жить в городе ежемесячные, а иногда единовременные уплаты. Обыкновенно земские начальники, видящие и выслушивающие на месте только одну сторону, — родителей или старших братьев, — находятся под непосредственным впечатлением общей крестьянской нужды, рисуют себе неведомую жизнь городских рабочих в самых радужных красках, забывая о её дороговизне, и упорно отказывают рабочим в просьбах о возобновлении паспортов при запрете хозяев дворов… И какому вымоганию содействуют они этими отказами!..
Как сейчас помню, однажды пришел во мне худой, пришибленный юноша лет 23 — Николай Павлов, с темными, резкими кругами под глазами. Каким-то подавленным, заморенным голосом он рассказал свою повесть. Его отец, родившийся в Тверской губернии, в деревне, название которой он не сразу вспомнил, умер, когда ему было 2 года. Тогда, по рассказу матери, они жили в деревне. Старик дед, не любивший отца Павлова и имевший еще двух сыновей, прогнал мать Николая после смерти отца из дому и завладел всем их хозяйством. Мать перебралась в город, поступила на фабрику и «вывела своего сына в люди»: он тоже поступил на Спасскую ткацкую мануфактуру…
Когда Николаю настал 21 год, и он поехал на призыв, дед «вспомнил» о нем. Павлова, как единственного сына, не забрили в солдаты, но его закабалил дед.
С этого года за каждый паспорт Николай должен был платить деду по десяти рублей, иначе волость, по просьбе «хозяина двора», не выдавала ему паспорта. Затем дед стал требовать, чтобы он ежемесячно присылал по три рубля. И Павлову пришлось подчиниться. Фабрику штрафовали, если она держала рабочих с просроченными видами, и она гнала таких…
Николай женился, у него родился ребенок, старуха мать заболела ревматизмом (на фабрике был жестокий сквозняк и разная температура в тех отделениях, по которым ей постоянно приходилось ходить), ни один адвокат не взялся ей помочь, а ведь она перестала работать. Павлов стал содержать и ее. С выработкой, сверхурочной работой по праздникам он едва натягивал 20 рублей. Приходилось голодать…
Два родных брата отца Николая, сыновья деда, зарабатывали в это время по 45 рублей в месяц на механических заводах, и один из них был холостой.
BY Nomica Chronica | Юридическая летопись
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. Russian President Vladimir Putin launched Russia's invasion of Ukraine in the early-morning hours of February 24, targeting several key cities with military strikes.
from ye
