Фрагменты книги экс-посла США в Москве Джона Салливана ПОЛНОЧЬ В МОСКВЕ. (46)
Я продолжал проводить встречи в МИДе и 21 марта был вызван на встречу с послом Александром Дарчиевым, заместителем Рябкова и директором североамериканского департамента МИДа. Я знал Дарчиева по встречам с Рябковым, но никогда раньше не имел с ним дела напрямую. В обычное время я мог бы послать на встречу кого-нибудь другого из посольства, но сейчас были не обычные времена. Я приветствовал возможность попасть внутрь МИДа и пообщаться с российскими дипломатами, пусть и не самыми высокопоставленными руководителями министерства. Эта встреча оказалась самой спорной за все время моего пребывания на посту посла в России.Дарчиеву было поручено отчитать меня за комментарий президента Байдена за пять дней до этого, 16 марта, когда, отвечая на вопросы о Путине и поведении российских военных в отношении мирных жителей Украины, он сказал о Путине: "Я считаю его военным преступником". Описав это высказывание Байдена в высоком тоне, Дарчиев прочитал мне лекцию и заявил, что один глава государства не имеет права говорить о другом главе государства и что Соединенные Штаты и Россия не могут вести дипломатию, если американский президент использует подобные выражения, чтобы оскорбить российского президента. Дарчиев, должно быть, думал, что я буду просто сидеть и терпеть, потому что он, похоже, был удивлен тем, что у меня нашлась твердая ответная реакция.Зачем упускать возможность, подумал я, продемонстрировать, что Соединенные Штаты не слабы и что их посол - не груша для битья? Я также знал, что это не важное сообщение от русских - иначе Дарчиев не стал бы его передавать, и они не стали бы ждать пять дней, чтобы вызвать меня, - поэтому я не мял слов из страха спровоцировать дипломатический инцидент. Но и не терял спокойствия. Скорее, следуя совету Кеннана о том, что американские дипломаты должны всегда сохранять самообладание, я спокойно перечислил факты. Я остановился на том, что Путин, будучи чекистом в традициях Дзержинского, вполне мог быть польщен обвинением Байдена. Пока я говорил, лицо Дарчиева стало ярко-красным. Пока он давал мне говорить, он был в ярости. Когда я закончил, он начал кричать на меня нецензурной тирадой, что я не должен приходить на служение с таким воинственным настроем. Он еще больше вышел из себя, когда я спокойно сказал, что я не был настроен воинственно и что это он кричал и ругался. Когда Дарчиев начал подниматься со своего кресла, мои коллеги Бо Палмер и Эндрю Фримен, которые присутствовали на встрече вместе со мной из посольства, позже сказали, что, по их мнению, он собирался наброситься на меня. Я задавался вопросом, собирается ли он сделать выпад через стол или выбежать из комнаты. Как оказалось, он не сделал ни того, ни другого. Он сел и попытался взять себя в руки, пока я сидел напротив него с каменным лицом, а его русские коллеги нервно переглядывались между собой. Удивительно, но Дарчиев успокоился настолько, что мы смогли продолжить разговор на другую тему, связанную с деятельностью посольства США, и мы завершили встречу рукопожатием. Пока Бо, Эндрю и я ехали обратно в канцелярию посольства, мы удивлялись тому, что произошло, и тому, как Дарчиев сдержал свой кипящий гнев. Я сомневался, что после моего заявления ему пришлось изображать возмущение в угоду своим коллегам, сидящим за русским столом, среди которых, по крайней мере, один, скорее всего, был офицером СВР. Нелегко, подумал я, работать дипломатом в разведывательном государстве, которым руководит человек из КГБ.Позже тем же вечером, когда я позвонил в оперативный центр Госдепартамента в Вашингтоне, чтобы получить от дежурного офицера информацию по совершенно другому вопросу, она поблагодарила меня. Я спросил ее, о чем она говорит, и она сказала, что каблограмма (письменный отчет) о моей встрече с послом Дарчиевым, состоявшейся днем ранее, подняла настроение на родине как свидетельство того, что мы противостоим русским. Ее выражение благодарности значило для меня больше, чем любая награда, которую я получил за свою службу.
Фрагменты книги экс-посла США в Москве Джона Салливана ПОЛНОЧЬ В МОСКВЕ. (46)
Я продолжал проводить встречи в МИДе и 21 марта был вызван на встречу с послом Александром Дарчиевым, заместителем Рябкова и директором североамериканского департамента МИДа. Я знал Дарчиева по встречам с Рябковым, но никогда раньше не имел с ним дела напрямую. В обычное время я мог бы послать на встречу кого-нибудь другого из посольства, но сейчас были не обычные времена. Я приветствовал возможность попасть внутрь МИДа и пообщаться с российскими дипломатами, пусть и не самыми высокопоставленными руководителями министерства. Эта встреча оказалась самой спорной за все время моего пребывания на посту посла в России.Дарчиеву было поручено отчитать меня за комментарий президента Байдена за пять дней до этого, 16 марта, когда, отвечая на вопросы о Путине и поведении российских военных в отношении мирных жителей Украины, он сказал о Путине: "Я считаю его военным преступником". Описав это высказывание Байдена в высоком тоне, Дарчиев прочитал мне лекцию и заявил, что один глава государства не имеет права говорить о другом главе государства и что Соединенные Штаты и Россия не могут вести дипломатию, если американский президент использует подобные выражения, чтобы оскорбить российского президента. Дарчиев, должно быть, думал, что я буду просто сидеть и терпеть, потому что он, похоже, был удивлен тем, что у меня нашлась твердая ответная реакция.Зачем упускать возможность, подумал я, продемонстрировать, что Соединенные Штаты не слабы и что их посол - не груша для битья? Я также знал, что это не важное сообщение от русских - иначе Дарчиев не стал бы его передавать, и они не стали бы ждать пять дней, чтобы вызвать меня, - поэтому я не мял слов из страха спровоцировать дипломатический инцидент. Но и не терял спокойствия. Скорее, следуя совету Кеннана о том, что американские дипломаты должны всегда сохранять самообладание, я спокойно перечислил факты. Я остановился на том, что Путин, будучи чекистом в традициях Дзержинского, вполне мог быть польщен обвинением Байдена. Пока я говорил, лицо Дарчиева стало ярко-красным. Пока он давал мне говорить, он был в ярости. Когда я закончил, он начал кричать на меня нецензурной тирадой, что я не должен приходить на служение с таким воинственным настроем. Он еще больше вышел из себя, когда я спокойно сказал, что я не был настроен воинственно и что это он кричал и ругался. Когда Дарчиев начал подниматься со своего кресла, мои коллеги Бо Палмер и Эндрю Фримен, которые присутствовали на встрече вместе со мной из посольства, позже сказали, что, по их мнению, он собирался наброситься на меня. Я задавался вопросом, собирается ли он сделать выпад через стол или выбежать из комнаты. Как оказалось, он не сделал ни того, ни другого. Он сел и попытался взять себя в руки, пока я сидел напротив него с каменным лицом, а его русские коллеги нервно переглядывались между собой. Удивительно, но Дарчиев успокоился настолько, что мы смогли продолжить разговор на другую тему, связанную с деятельностью посольства США, и мы завершили встречу рукопожатием. Пока Бо, Эндрю и я ехали обратно в канцелярию посольства, мы удивлялись тому, что произошло, и тому, как Дарчиев сдержал свой кипящий гнев. Я сомневался, что после моего заявления ему пришлось изображать возмущение в угоду своим коллегам, сидящим за русским столом, среди которых, по крайней мере, один, скорее всего, был офицером СВР. Нелегко, подумал я, работать дипломатом в разведывательном государстве, которым руководит человек из КГБ.Позже тем же вечером, когда я позвонил в оперативный центр Госдепартамента в Вашингтоне, чтобы получить от дежурного офицера информацию по совершенно другому вопросу, она поблагодарила меня. Я спросил ее, о чем она говорит, и она сказала, что каблограмма (письменный отчет) о моей встрече с послом Дарчиевым, состоявшейся днем ранее, подняла настроение на родине как свидетельство того, что мы противостоим русским. Ее выражение благодарности значило для меня больше, чем любая награда, которую я получил за свою службу.
BY НЕЗЫГАРЬ
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. In 2014, Pavel Durov fled the country after allies of the Kremlin took control of the social networking site most know just as VK. Russia's intelligence agency had asked Durov to turn over the data of anti-Kremlin protesters. Durov refused to do so. The S&P 500 fell 1.3% to 4,204.36, and the Dow Jones Industrial Average was down 0.7% to 32,943.33. The Dow posted a fifth straight weekly loss — its longest losing streak since 2019. The Nasdaq Composite tumbled 2.2% to 12,843.81. Though all three indexes opened in the green, stocks took a turn after a new report showed U.S. consumer sentiment deteriorated more than expected in early March as consumers' inflation expectations soared to the highest since 1981. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site.
from ye
