В Невозможном Государстве Халляк концептуализирует современное государство как, среди прочего, правовое и культурное явление, ссылаясь при этом на Кельзена и Фуко соответственно. Часто и обширно цитируя Фуко, Халляк показывает как государство стремится "проникнуть" в общество и сформировать его по своему образу и подобию через сферу культуры. Оглядываясь на историю последних двух с лишним десятилетий, нельзя не отметить культурное влияние двух факторов - так называемой "войны с террором" и более современного феномена wokeism во всей его ЛГБТшной красе.
Как не раз отмечалось ранее, сама формулировка "война с террором" подразумевает, по сути, борьбу непонятно с кем, непонятно где и непонятно зачем. Ну, точнее, "зачем"-то понятно - ради обеспечения "безопасности". Тут встаёт вопрос о том, как выглядит эта безопасность и когда она становится "гарантированной". По сути, размытость всей этой темы позволяет государству постоянно функционировать в режиме state of exception Карла Шмитта. О политических и правовых последствиях этого можно говорить долго, но нас здесь интересует культурный аспект, а культурный аспект заключается в том, что такие ярлыки как "фундаментализм" и "экстремизм" стали раздаваться очень щедро и перешли из формального языка в повседневный язык обывателя. Если ранее можно было услышать такие нейтральные слова как "ортодоксальный", то теперь используемые прилагательные приобрели куда более негативный оттенок, обозначая при этом некоторую степень ценностной "нестандартности" человека.
Чуть позднее подоспел уже вышеупомянутый wokeism, в котором несложно рассмотреть инерционное продолжение и переосмысление борьбы цветного населения Штатов за равные права. Тут стоит упомянуть концепцию восхода политического того же Карла Шмитта, которая подразумевает замещение моральных соображений политическими интересами, произошедшее в исторический период зарождения современной формы европейского секулярного государства. В этом контексте, wokeism, чьи ценности стали активно пропагандироваться государством, можно расценивать как попытку выработать некую форму "политической морали". То есть, речь идёт о "морали", которая не подразумевает каких-либо метафизических принципов и, как следствие, она обладает неким смыслом сугубо в рамках той системы, которая её породила и которая всячески использует её для расширения своего политического и культурного влияния. Да и внутри этой системы она не до конца понятна. Номинально она опирается на концепцию свободы, как и все остальные формы либеральной мысли, но на практике оказывается, что само понятие свободы - это “пустой” символ, наполняемый смыслом самим говорящим.
Халляк верно указывает на то, что государство, по самой своей природе, борется не только с внешними врагами, но и со всеми формами негосударственной субъектности в своих собственных границах. Этим объясняется борьба государства с родовой и религиозной субъектностями, которые препятствуют полной власти государства над отдельно взятым человеком. Однако два фактора, названные выше, "опускают" эту борьбу ещё "ниже"; в отсутствии каких-либо серьёзных негосударственных форм организации, борьба переходит уже на уровень индивидов.
В западных странах это становится для многих чисто практической проблемой, поскольку публичное выражение приверженности тому, что называется «традиционными ценностями» в определенных контекстах практически эквивалентно социально-экономическому суициду человека. И, по всей видимости, Западом это дело не ограничится.
В конечном итоге, невозможно обойти вопрос борьбы локальных мусульманских общин за некоторую степень субъектности, выраженной в первую очередь экономически, что позволит реализовывать и некоторую субъектность политическую, как это делают, например, мусульмане в одном пригороде Детройта. В противном случае мусульмане — и особенно молодые мусульмане — подвергаются огромному давлению, которое выражается во всём, включая сферу культуры.
В Невозможном Государстве Халляк концептуализирует современное государство как, среди прочего, правовое и культурное явление, ссылаясь при этом на Кельзена и Фуко соответственно. Часто и обширно цитируя Фуко, Халляк показывает как государство стремится "проникнуть" в общество и сформировать его по своему образу и подобию через сферу культуры. Оглядываясь на историю последних двух с лишним десятилетий, нельзя не отметить культурное влияние двух факторов - так называемой "войны с террором" и более современного феномена wokeism во всей его ЛГБТшной красе.
Как не раз отмечалось ранее, сама формулировка "война с террором" подразумевает, по сути, борьбу непонятно с кем, непонятно где и непонятно зачем. Ну, точнее, "зачем"-то понятно - ради обеспечения "безопасности". Тут встаёт вопрос о том, как выглядит эта безопасность и когда она становится "гарантированной". По сути, размытость всей этой темы позволяет государству постоянно функционировать в режиме state of exception Карла Шмитта. О политических и правовых последствиях этого можно говорить долго, но нас здесь интересует культурный аспект, а культурный аспект заключается в том, что такие ярлыки как "фундаментализм" и "экстремизм" стали раздаваться очень щедро и перешли из формального языка в повседневный язык обывателя. Если ранее можно было услышать такие нейтральные слова как "ортодоксальный", то теперь используемые прилагательные приобрели куда более негативный оттенок, обозначая при этом некоторую степень ценностной "нестандартности" человека.
Чуть позднее подоспел уже вышеупомянутый wokeism, в котором несложно рассмотреть инерционное продолжение и переосмысление борьбы цветного населения Штатов за равные права. Тут стоит упомянуть концепцию восхода политического того же Карла Шмитта, которая подразумевает замещение моральных соображений политическими интересами, произошедшее в исторический период зарождения современной формы европейского секулярного государства. В этом контексте, wokeism, чьи ценности стали активно пропагандироваться государством, можно расценивать как попытку выработать некую форму "политической морали". То есть, речь идёт о "морали", которая не подразумевает каких-либо метафизических принципов и, как следствие, она обладает неким смыслом сугубо в рамках той системы, которая её породила и которая всячески использует её для расширения своего политического и культурного влияния. Да и внутри этой системы она не до конца понятна. Номинально она опирается на концепцию свободы, как и все остальные формы либеральной мысли, но на практике оказывается, что само понятие свободы - это “пустой” символ, наполняемый смыслом самим говорящим.
Халляк верно указывает на то, что государство, по самой своей природе, борется не только с внешними врагами, но и со всеми формами негосударственной субъектности в своих собственных границах. Этим объясняется борьба государства с родовой и религиозной субъектностями, которые препятствуют полной власти государства над отдельно взятым человеком. Однако два фактора, названные выше, "опускают" эту борьбу ещё "ниже"; в отсутствии каких-либо серьёзных негосударственных форм организации, борьба переходит уже на уровень индивидов.
В западных странах это становится для многих чисто практической проблемой, поскольку публичное выражение приверженности тому, что называется «традиционными ценностями» в определенных контекстах практически эквивалентно социально-экономическому суициду человека. И, по всей видимости, Западом это дело не ограничится.
В конечном итоге, невозможно обойти вопрос борьбы локальных мусульманских общин за некоторую степень субъектности, выраженной в первую очередь экономически, что позволит реализовывать и некоторую субъектность политическую, как это делают, например, мусульмане в одном пригороде Детройта. В противном случае мусульмане — и особенно молодые мусульмане — подвергаются огромному давлению, которое выражается во всём, включая сферу культуры.
BY Saracēnus | Σαρακηνός
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. He adds: "Telegram has become my primary news source." Artem Kliuchnikov and his family fled Ukraine just days before the Russian invasion. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added. Multiple pro-Kremlin media figures circulated the post's false claims, including prominent Russian journalist Vladimir Soloviev and the state-controlled Russian outlet RT, according to the DFR Lab's report.
from ye
