Стальной шлем

Про время, когда ничего не было
 
Одна из глав книги Лутца Нитхаммера «Вопросы к немецкой памяти» посвящена периоду в истории Германии, о котором на русском языке, как мне кажется, написано достаточно мало, а потому русскоязычный читатель имеет о нём весьма смутное представление. Речь идёт о периоде оккупации между капитуляцией в мае 1945 г. и созданием двух немецких государств в 1949 г.
 
В воспоминаниях большинства респондентов об этом времени наиболее часто встречаются такие характеристики, как «Великий голод», «сумасшедшее времечко» и «время, когда вообще ничего не было». Частично это было связано с разрушением большей части инфраструктуры в результате боевых действий и гитлеровской тактики «выжженной земли», но главной причиной, делавшей немецкий опыт уникальным в сравнении с остальной разрушенной Европой, являлся крах государства и всех его институтов как таковых.
 
При нацистах Германия оставалась относительно бедной страной с введённой ещё до войны карточной системой, сопровождавшейся товарным дефицитом и «чёрным рынком». Однако система государственного обеспечения худо-бедно работала, а нацистский режим, боявшийся революции в тылу по примеру Первой мировой, до самого конца войны обеспечивал сносные бытовые условия большинству населения.
 
«Настоящий» голод наступил только весной 1945 г., когда государство рухнуло как институт, ведь Союзники не спешили восстанавливать немецкую государственность. Руководство оккупационных зон сосредоточилось на демонтаже промышленности и переустройстве политической системы, в то время как гражданское население фактически осталось один на один с нехваткой еды, жилья, работы и тех «благ цивилизации», которые уже казались естественными в XX в. Конечно, какие-то формы квазигосударственного обеспечения со стороны оккупационных администраций имели место быть, как и помощь от благотворительных организаций, но по признанию респондентов, они бы не выжили, если бы рассчитывали только на них.
 
И дальше началось то, что у большинства жителей постсоветского пространства ассоциируется со словом «девяностые». Каждый выживал, как мог. Социальные связи в условиях разгрома всех институтов скукожились до архаичных дополитических форм, прежде всего, до расширенной семьи, когда под одной крышей жили представители сразу нескольких поколений. Этим, кстати, частично объясняются последующие проблемы с замедленной денацификацией сознания у немцев. В условиях, когда буквально нечего есть, немного не до того, за кого в 1933 г. голосовал ваш родственник или сосед. Политические споры в такой ситуации, скорее всего, привели бы к тому, что их участники попросту умерли с голоду. Шанс на выживание появлялся лишь в случае сотрудничества с тем или иным человеком здесь и сейчас, независимо от его взглядов.
 
Крах денежной системы привел к массовому переходу на бартер. Главной валютой отныне были шнапс, сигареты и шоколад. Один из респондентов вспоминал, как оказался однажды у здания английского военного трибунала, где судили какого-то немца, попавшегося на спекуляции сигаретами. После вынесения приговора английский судья вышел из здания суда, встретил рассказчика… и тут же выменял у того фотоаппарат за блок сигарет. Сам респондент вскоре поменял сигареты на сало. Одна семейная пара, в которой муж был столяром, обменяла спальный гарнитур на медную проволоку, а ту в свою очередь на строгальный станок.
 
В условиях расцвета «чёрного рынка» и принципа «каждый сам за себя» рухнула старомодная мораль. Ещё один респондент хвастался, как обманул недалёких крестьян, втюхав им шахматные часы под видом обычных в обмен на картошку. Сами крестьяне, впрочем, тоже не были ангелами и в обмен на часть урожая зачастую использовали на полях буквально рабский труд соотечественников. Католический архиепископ Кёльна Йозеф Фрингс в декабре 1946 г. благословил воровство в том случае, если речь шла о жизни и здоровье. Яркий след в коллективной памяти респондентов оставила проституция немок, которые пошли на панель ради подачек от солдат союзных армий.

www.group-telegram.com/ye/stahlhelm.com/2386

3.1K viewsJun 19, 2021 at 07:21

Про время, когда ничего не было
 
Одна из глав книги Лутца Нитхаммера «Вопросы к немецкой памяти» посвящена периоду в истории Германии, о котором на русском языке, как мне кажется, написано достаточно мало, а потому русскоязычный читатель имеет о нём весьма смутное представление. Речь идёт о периоде оккупации между капитуляцией в мае 1945 г. и созданием двух немецких государств в 1949 г.
 
В воспоминаниях большинства респондентов об этом времени наиболее часто встречаются такие характеристики, как «Великий голод», «сумасшедшее времечко» и «время, когда вообще ничего не было». Частично это было связано с разрушением большей части инфраструктуры в результате боевых действий и гитлеровской тактики «выжженной земли», но главной причиной, делавшей немецкий опыт уникальным в сравнении с остальной разрушенной Европой, являлся крах государства и всех его институтов как таковых.
 
При нацистах Германия оставалась относительно бедной страной с введённой ещё до войны карточной системой, сопровождавшейся товарным дефицитом и «чёрным рынком». Однако система государственного обеспечения худо-бедно работала, а нацистский режим, боявшийся революции в тылу по примеру Первой мировой, до самого конца войны обеспечивал сносные бытовые условия большинству населения.
 
«Настоящий» голод наступил только весной 1945 г., когда государство рухнуло как институт, ведь Союзники не спешили восстанавливать немецкую государственность. Руководство оккупационных зон сосредоточилось на демонтаже промышленности и переустройстве политической системы, в то время как гражданское население фактически осталось один на один с нехваткой еды, жилья, работы и тех «благ цивилизации», которые уже казались естественными в XX в. Конечно, какие-то формы квазигосударственного обеспечения со стороны оккупационных администраций имели место быть, как и помощь от благотворительных организаций, но по признанию респондентов, они бы не выжили, если бы рассчитывали только на них.
 
И дальше началось то, что у большинства жителей постсоветского пространства ассоциируется со словом «девяностые». Каждый выживал, как мог. Социальные связи в условиях разгрома всех институтов скукожились до архаичных дополитических форм, прежде всего, до расширенной семьи, когда под одной крышей жили представители сразу нескольких поколений. Этим, кстати, частично объясняются последующие проблемы с замедленной денацификацией сознания у немцев. В условиях, когда буквально нечего есть, немного не до того, за кого в 1933 г. голосовал ваш родственник или сосед. Политические споры в такой ситуации, скорее всего, привели бы к тому, что их участники попросту умерли с голоду. Шанс на выживание появлялся лишь в случае сотрудничества с тем или иным человеком здесь и сейчас, независимо от его взглядов.
 
Крах денежной системы привел к массовому переходу на бартер. Главной валютой отныне были шнапс, сигареты и шоколад. Один из респондентов вспоминал, как оказался однажды у здания английского военного трибунала, где судили какого-то немца, попавшегося на спекуляции сигаретами. После вынесения приговора английский судья вышел из здания суда, встретил рассказчика… и тут же выменял у того фотоаппарат за блок сигарет. Сам респондент вскоре поменял сигареты на сало. Одна семейная пара, в которой муж был столяром, обменяла спальный гарнитур на медную проволоку, а ту в свою очередь на строгальный станок.
 
В условиях расцвета «чёрного рынка» и принципа «каждый сам за себя» рухнула старомодная мораль. Ещё один респондент хвастался, как обманул недалёких крестьян, втюхав им шахматные часы под видом обычных в обмен на картошку. Сами крестьяне, впрочем, тоже не были ангелами и в обмен на часть урожая зачастую использовали на полях буквально рабский труд соотечественников. Католический архиепископ Кёльна Йозеф Фрингс в декабре 1946 г. благословил воровство в том случае, если речь шла о жизни и здоровье. Яркий след в коллективной памяти респондентов оставила проституция немок, которые пошли на панель ради подачек от солдат союзных армий.

BY Стальной шлем