я книгоноша

Простая книгоношеская радость: впервые за два дня присесть с недочитанным Кораблиновым и передыхать после каждой страницы, уж такой там плотный мемуарный текст. Его описание буденновской конницы отзывается восторгами Керуака, тоже предел радости просто от видения мира:

«И тут вдруг, разъярясь, солнце хлынуло с необыкновенной, прямо-таки летней силой — багряное, предзакатное. Длинные ослепитель­ные лучи выхватывали из серой тесноты вечерней улицы то на всю ширину растянутые, расписные мехи голосистой ли­венки, то огненный бант на шапке удалого запевалы, то яростный блеск звонкого, поющего серебра в колонне боевых трубачей...

В ураганном потопе, в грозных обвалах алого света шла, пела, ликующей грозой лилась великая, поистине красная дивизия, о которой вскоре сложат такие удивительные, та­кие могучие песни!»

А ниже — перечень случайных воспоминаний, тоже вполне по-битниковски было его записать:

«Многое множество накоплено в памяти странных мимо­летностей, которые со мной навечно. И добро бы что высокое, героическое или ослепительно-прекрасное, — нет! <...> Вот стожок под снегом и красные снегири на ветках, как райские яблочки.

Вот — шевелящийся свет от фонаря на потолке.

Черный колодезь и сверток со стихами.

Мужичище в маньчжурской папахе.

Театральный занавес, подсвеченный снизу, и деревянный стук разбитого пианино.

Нерусский черт с дирижерской палочкой.

Или синичка-иванок весело свистит в весенней деревен­ской тишине еще сквозного, голого сада.

А то — осень, мокрые тротуары, извозчик дремлет возле бывшей самофаловской гостиницы, и вот, стуча о камни тя­желой тростью, идет не человек — великан, и я узнаю его: Маяковский!

— Владим Владимыч! Я же к вам за кулисы пробивал­ся, да пожарник не пустил...

— Эх, ты! — смеется Маяковский. — Пожарника не пробивший...»

www.group-telegram.com/ye/ya_knigonosha.com/4618

387 viewsedited  Mar 11 at 18:48

Простая книгоношеская радость: впервые за два дня присесть с недочитанным Кораблиновым и передыхать после каждой страницы, уж такой там плотный мемуарный текст. Его описание буденновской конницы отзывается восторгами Керуака, тоже предел радости просто от видения мира:

«И тут вдруг, разъярясь, солнце хлынуло с необыкновенной, прямо-таки летней силой — багряное, предзакатное. Длинные ослепитель­ные лучи выхватывали из серой тесноты вечерней улицы то на всю ширину растянутые, расписные мехи голосистой ли­венки, то огненный бант на шапке удалого запевалы, то яростный блеск звонкого, поющего серебра в колонне боевых трубачей...

В ураганном потопе, в грозных обвалах алого света шла, пела, ликующей грозой лилась великая, поистине красная дивизия, о которой вскоре сложат такие удивительные, та­кие могучие песни!»

А ниже — перечень случайных воспоминаний, тоже вполне по-битниковски было его записать:

«Многое множество накоплено в памяти странных мимо­летностей, которые со мной навечно. И добро бы что высокое, героическое или ослепительно-прекрасное, — нет! <...> Вот стожок под снегом и красные снегири на ветках, как райские яблочки.

Вот — шевелящийся свет от фонаря на потолке.

Черный колодезь и сверток со стихами.

Мужичище в маньчжурской папахе.

Театральный занавес, подсвеченный снизу, и деревянный стук разбитого пианино.

Нерусский черт с дирижерской палочкой.

Или синичка-иванок весело свистит в весенней деревен­ской тишине еще сквозного, голого сада.

А то — осень, мокрые тротуары, извозчик дремлет возле бывшей самофаловской гостиницы, и вот, стуча о камни тя­желой тростью, идет не человек — великан, и я узнаю его: Маяковский!

— Владим Владимыч! Я же к вам за кулисы пробивал­ся, да пожарник не пустил...

— Эх, ты! — смеется Маяковский. — Пожарника не пробивший...»

BY я книгоноша