Яков Миркин

Как-то в середине 90-х мы сняли дачу под Прагой – визы были не нужны, дача была дешевле, чем под Москвой, а творог и сметана – просто рай. Дом был обычным чешским кубиком, серым, из двух этажей, наверху жила хозяйка, а мы - внизу, сойдя с ума от количества метров и удобств, прямо над рекой.
В первый же день она сошла вниз, прямо к кофе, и объявила, что разводится. Было это на чистом чешском языке, свой школьный русский она позабыла, но мы ее поняли: добры день и есть добрый день, доброе утро и добре рано – очень похожи, а уж мы разводимся – каждый поймет: rozvádíme se.
-Да? – воскликнула моя жена на чистом русском и печально покачала головой. Тут я понял, что им нужно поговорить отдельно и пошел пить свой кофе среди чайных роз.
-Как хорошо я ее понимаю! – воскликнула жена на следующее утро, - Чешский язык такой простой!
Я бы этого не сказал, он у меня сливался в журчащий ручей, и я знал только, что он течет, не разбирая слов.
-У нее манжел – таксист! – сообщила жена.
- Манжел? –переспросил я, – Муж, что ли?
-Ну да, и он достал другою жену.
-Другую женщину, так по-чешски?
-И не дават пенизы!
-И денег не дает?
-Ну ладно, я пошла, она сейчас придет.
Со второго этажа печально спустилась хозяйка и, обняв чашку кофе, сразу же заметила: «А я-то ему отдала лучшие годы жизни», что звучало примерно так: «А дал сему наилепшие роки своего живота».
«Ага, я тоже понимаю по-чешски!» - гордо подумал я.
Так и пошло. Утром хозяйка приходила к нам, ей радостно улыбалась моя жена и, пока они кипятили кофе, она узнавала, какую новую линию сопротивления занял таксист. Между тем, мороз крепчал и дело уже дошло до раздела имущества.
- Koza! – в сердцах кричала хозяйка.
- Козел! – грустно повторяла моя жена.
-Idiot! Egoista!
-Угу, - кивала моя манжелка, соглашаясь, конечно, что таксист – идиот и эгоист, каких не бывало.
И так она заговорила по-чешски.
- Můj drahý, означает, конечно, мой дорогой,
- Miluji tě, понятно – я тебя люблю, милую и так далее,
- Přijď ke mně, – Приди ко мне! – четко и однозначно.
Это она выучила уже потом.
Таксиста я так и не увидел, и покинул дачу под Прагой, так и не узнав чешского языка. Что бы он мог мне сказать и на каком лексиконе – не имею понятия, но с тех пор я не раз думал о том, как много потерял, как лингвист. Подумать только, как много он мог рассказать мне о своей манжелке и тонкости ее ощущений в лучах заката за кружкой пива!
Жена моя легко понимает теперь любой славянский язык, а я по-прежнему перебиваюсь своим английским и вспоминаю, как сиял закат над Влтавой, как чешские люди тихо и беззаветно трудились в своих заградах, то есть, по-нашему, на участках, полных роз и прудиков с каменными лягушками.
Я сходил с ума по их тишине и нормальности.
Быть тихой страной. Тишайшей, без вывертов и наворотов.
Этой моей мечте всего тридцать лет.

www.group-telegram.com/us/ymirkin.com/2245

3.7K viewsJan 5 at 04:32

Как-то в середине 90-х мы сняли дачу под Прагой – визы были не нужны, дача была дешевле, чем под Москвой, а творог и сметана – просто рай. Дом был обычным чешским кубиком, серым, из двух этажей, наверху жила хозяйка, а мы - внизу, сойдя с ума от количества метров и удобств, прямо над рекой.
В первый же день она сошла вниз, прямо к кофе, и объявила, что разводится. Было это на чистом чешском языке, свой школьный русский она позабыла, но мы ее поняли: добры день и есть добрый день, доброе утро и добре рано – очень похожи, а уж мы разводимся – каждый поймет: rozvádíme se.
-Да? – воскликнула моя жена на чистом русском и печально покачала головой. Тут я понял, что им нужно поговорить отдельно и пошел пить свой кофе среди чайных роз.
-Как хорошо я ее понимаю! – воскликнула жена на следующее утро, - Чешский язык такой простой!
Я бы этого не сказал, он у меня сливался в журчащий ручей, и я знал только, что он течет, не разбирая слов.
-У нее манжел – таксист! – сообщила жена.
- Манжел? –переспросил я, – Муж, что ли?
-Ну да, и он достал другою жену.
-Другую женщину, так по-чешски?
-И не дават пенизы!
-И денег не дает?
-Ну ладно, я пошла, она сейчас придет.
Со второго этажа печально спустилась хозяйка и, обняв чашку кофе, сразу же заметила: «А я-то ему отдала лучшие годы жизни», что звучало примерно так: «А дал сему наилепшие роки своего живота».
«Ага, я тоже понимаю по-чешски!» - гордо подумал я.
Так и пошло. Утром хозяйка приходила к нам, ей радостно улыбалась моя жена и, пока они кипятили кофе, она узнавала, какую новую линию сопротивления занял таксист. Между тем, мороз крепчал и дело уже дошло до раздела имущества.
- Koza! – в сердцах кричала хозяйка.
- Козел! – грустно повторяла моя жена.
-Idiot! Egoista!
-Угу, - кивала моя манжелка, соглашаясь, конечно, что таксист – идиот и эгоист, каких не бывало.
И так она заговорила по-чешски.
- Můj drahý, означает, конечно, мой дорогой,
- Miluji tě, понятно – я тебя люблю, милую и так далее,
- Přijď ke mně, – Приди ко мне! – четко и однозначно.
Это она выучила уже потом.
Таксиста я так и не увидел, и покинул дачу под Прагой, так и не узнав чешского языка. Что бы он мог мне сказать и на каком лексиконе – не имею понятия, но с тех пор я не раз думал о том, как много потерял, как лингвист. Подумать только, как много он мог рассказать мне о своей манжелке и тонкости ее ощущений в лучах заката за кружкой пива!
Жена моя легко понимает теперь любой славянский язык, а я по-прежнему перебиваюсь своим английским и вспоминаю, как сиял закат над Влтавой, как чешские люди тихо и беззаветно трудились в своих заградах, то есть, по-нашему, на участках, полных роз и прудиков с каменными лягушками.
Я сходил с ума по их тишине и нормальности.
Быть тихой страной. Тишайшей, без вывертов и наворотов.
Этой моей мечте всего тридцать лет.

BY Яков Миркин