Недели декабрьские будто бы всё утомительнее.
В эту пятницу я уже даже не читаю ничо про пышнопоножных мужей, а просто ржу над мемом имени Стейнбека. Такие дела.

Чтобы уравновесить
Если я посмотрю кулинарное шоу
длиной в полчаса, то попытаюсь исправить
это просмотром передачи про фитнесс
такой же длины

Андри Снайр Магнасон
{перевод с исландского Ольги Маркеловой}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Две истории Андри С. Магнасона читала я: условно-взрослую, написанную им в молодые годы, и условно-детскую, написанную одиннадцать лет спустя, “LoveStar” и «Ящик времени».

В контексте ЛавСтара я только побухтела тут как-то на переводчика — не за перевод, он отличный, а за предисловие, в котором, на мой вкус, читателю стелют соломку не там, где нужно бы. Читателя предупреждают, что не след воспринимать роман из начала двухтысячных как сатиру на день сегодняшний, но забывают упомянуть одну штуку, которую слегка проспойлерила я, ещё в процессе чтения.

Фиг с ней, с н е з л о б о д н е в н о й сатирой (хорошая антиутопия таки докручивает тенденции своего времени, превращая их в аццкий сценарий будущего), а вот в полезном предисловии неплохо было бы тогда уж порекомендовать всё тому же ~неискушённому~ читателю прильнуть к «Младшей Эдде» или хотя бы посмотреть, чо такое Рагнарёк и как он, э-кхм, проходит. Потому что эти милые подробности заставляют текст играть совершенно другими красками, а читателя — ржать чуть больше, даже если на страницах творится всяческий трендец.

В ЛавСтаре Магнасон (по молодости) надел всё лучшее сразу, и этот роман при небольших объёмах всё равно избыточен и чрезмерен, но это совсем не вредит тексту. Напротив, эта версия Рагнарёка при соблюдении канона (можно даже галочки проставлять) превращается в нечто замечательное и феерично-абсурдное (тут непременно нужен тот мем про Нагльфар в эпоху ноготочков™). И самое главное, конечно, что отличает эту книгу от многих антиутопий, напрасно написанных сердитыми молодыми людьми, это следование мифу не только на уровне пресловутого ретеллинга с подвывертом, а на уровне сути: ведь миф-то цикличен, и в нём за смертью всегда приходит жизнь, что бы ни случилось.

«Ящик времени» (его я посчитала в книжных итогах 2023) — тоже ретеллинг, в общем-то, только уже не мифа, а сказки, однако пресловутое «долго и счастливо» случается не с теми, не тогда и не так, но, вроде бы, всё-таки случается.

Детская повесть получилась у Магнасона, пожалуй, более зрелой стилистически. Она лишена прихотливой вычурности (sic!) ЛавСтара (которая, впрочем, тому очень идёт). Здесь автор весьма успешно жонглирует аллегориями, не перегружая текст, не запутывая читателя и не запутываясь в них сам.

Читая, вспоминала трилогию Натальи Маркеловой «Мар», где писательница будто бы так и не решила, рассказывает ли она сложную аллегорическую сказку с красивостями или динамично-назидательную YA-историю с классической — pardon my French — «мэрисьёй» в главной роли, что сделало текст рыхлым, распадающимся и утомительным. У Магнасона же текст сверхплотен, однако при этом не сух и не скомкан: всё идёт своим чередом, как и должно быть в сказке.

А если читателю вдруг покажется, что любови здесь как-то слишком несчастны для сказочных, так не о той любви ведёт речь автор прежде всего: всё в духе энвайронментализма, всё про любовь к живой нашей планете (и получается это у Магнасона не в пример симпатичнее и ж и в е е, чем у Тимоте де Фомбеля в «Девочке из Башни 330»).

Чего мне жаль, так что при переводе теряется горькая — взрослая! — ирония, кажется, спрятанная в имени короля, который так силится спасти и сохранить свою дочь, что прячет её в волшебный ящик (гроб хрустальный, да) от всего на свете, от жизни в том числе, а сам старается сделать в мире всё добрым и безопасным, но — естественно! — делает только хуже, этот самый мир буквально разрушая. А зовут того короля Тимон, что созвучно исландскому tíma — время. Да, аллегория не вот прям чтобы дерзкая и оригинальная, но для детско-подростковой повести в самый раз. И, повторюсь, жаль, что в книге нет об этом хотя бы сноски, потому что история-то весьма обсуждательная, и это могло бы такое обсуждение расширить.

В общем, Андри Снайр Магнасон умеет и в сказку, и в миф, и в смешное, и в страшное, а самое главное — умеет хорошо складывать слова, как и положено исландцу.

Я зачем-то приобщилась к зимним рассказам от ЯндексКнигов, и теперь как-то ещё сильнее хочется попросить у Деда Мороза, чтоб Саша Степанова долго и счастливо писала о чём угодно, кроме Нижнего, пожалуйста.

#уцарямидасаослиныеуши

похолодает и будет легче:
во всяком времени за спиной
парит — крылатый, зелёный — шепчет,
звенит — прозрачный и ледяной.
за частой елью, сосною редкой
у снега белого на виду
качать младенца тяжёлой ветке,
на ветке лёгкой держать звезду,
пока несут небывалой ночью
дары холодному январю.
не мёрзни больше, бери что хочешь,
проси что хочешь — я подарю:
из клетки выпущу злую птицу,
бескровный иней смету с волос.
лети, позёмка. живи, сестрица.
горюй, рябина. гори, мороз.

Екатерина Перченкова

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Ладно, пока я на 70% состою из майонеза, а на 30% — из сахара, и ничего вумного написать сюда не могу (так и не пиши, советует мне кэп, но я делаю вид, что не слышу), скажу про одну штуку, которая меня не то чтобы занимает, но я спотыкаюсь об неё периодически уже лет двадцать или как давно там вышел «Узник Азкабана».

Почему я про неё вдруг вспомнила? Потому что сейчас в моих лентах все без конца смотрят ГП, это же типа «новогодний фильм» (sic!), и сообщения о просмотрах ГП запараллелились вот с нашей с мужем беседой на тему nomen est omen и всё такое.

И, собссно, обо что ж я спотыкаюсь.

Мы ещё в школе выучили всякое про лошадиные говорящие фамилии и помним, что это, скорее, про особенности личности персонажа, ну и вообще про то, что — pardon my French — хотел сказать автор. Роулинг этот приём любит нежно, и своих собственных — оригинальных! —«Злодеусов Злеев» у неё завались. Но вот чего я не пойму: зачем использовать говорящее имя, которое в каком-то смысле спойлерит сюжет?

Не, ну правда.

Чувака зовут Remus Lupin и он — вот это поворот! — волк-оборотень (про Фенрира горемычного я уж вообще молчу). И ведь самое дурацкое: он же волком не родился, его покусали, когда его уже звали Remus Lupin, ну надо же, как совпало-то! Это всё равно что какого-нибудь там Серёжу (ну или Рому, если уж тут имеется Рем) Волкова укусил бы оборотень, а у него уже и имечко подходящее, красота.

К Сириусу и его собачьему alter ego я, кстати, не придираюсь — это ж типа анимагия, целенаправленная фигня, вроде как, не случайность, а может, вообще, прикол (хотя я, конечно, таких тонкостей не знаток).

Но оборотень Remus Lupin? Это в книге-то, где у плохого мальчика фамилия Malfoy? Серьёзно?

Типа чо, дети не догадаются? Не слышали про Ромула и Рема? Слово lupus нигде не попадалось? Росли в вакууме, что ли? Ну даже если таки не догадаются, для авторского подмигивания ~понимающему~ читателю как-то слишком лениво и толсто получается.

Впрочем, пост мой на майонезной-то волне тоже получился ленивым и толстым, но ничего не могу поделать —
#уцарямидасаослиныеуши …и волчий хвост, да.

Рождественские снега

Мы пряные травы зимы,
мы память ушедшего лета,
мы звёзды, волхвы, и холмы,
и пламя зари Назарета, —
вобравшие запах небес,
опавших росой и дождями,
драже, «Барбарис» — на развес —
и дальше — по кругу — горстями.
Мы — облако — в детской руке —
морозного жаркого пара,
мы в каждом летящем снежке
и в маленьком счастье — задаром.

Согрейся, гуляка и плут,
сегодня — весёлое дело:
снега затяжные идут
и делают чёрное — белым,
и праздничны город и лес,
как хлеб на льняных полотенцах,
как будто Спаситель воскрес —
и снова явился младенцем.

Лана Яснова

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Тем временем утащила у мамы «книжечку спокойствия»™
своего подростковья, чтобы перечитать, прежде чем прильнуть к сериалу «Сто лет одиночества», который мне уже похвалили несколько дружочков и, собссно, мама.

Дома у меня Маркес, конечно, тоже имеется, но мне почему-то важно возвращаться к любимым книгам не только в том же переводе, но и именно в том издании, в котором я их впервые прочла и полюбила: такая вот магия вещей, видимо.

Немного волнительно снова браться за любимый текст, читанный-перечитанный множество раз где-то между пятнадцатью и двадцатью тремя годами. Кто знает, как воспримет его эта взрослая тётенька, в которую я превратилась. Впрочем, иногда мне кажется, что я превратилась в неё только снаружи. Вот и проверим.

Гарсиа Маркес

В нашем времени отыскалось
время, чтобы проснулся вулкан,
что исторг из себя моментально огонь,
или, лучше сказать, вулкан,
что исторг из себя сновиденья,
и они потекли по горам колумбийским,
и великое изверженье
длилось тысячу и одну
ночь, и сие было в наше время:
из потоков грязи и лавы,
из придуманной автором глины
сотни людей во плоти
родились, чтобы не умирать.

Пабло Неруда
{перевод с испанского
Овадия Савича}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Приходит на почту рассылка от издательства с анонсом новой книжки, и, как всегда, когда речь идёт об одной там серии, описание собссно книги и патетический комментарий издательства читаются как текст ИА Панорама, честное слово. Будто это правда наскоро слепленная пародия, а не книШка, которую какое-то время будут продвигать на разных площадках.

И вот смотрю я на очередное юное дарование «с актуальной и интеллектуальной»™ прозой и думаю, что все эти бесконечные авторки псевдокитайской фэнтезятины или очередного ретеллинга сказки, мифа, любовного романа XIX века (чо читали, то и пересказывают) кажутся мне теперь милыми и трогательными, потому что просто графоманят в своё удовольствие и к радости читательниц, а не пытаются выдать пустоту и натужность за глубокомыслие и сложность.

Побухтела — полегчало немношк.

#уцарямидасаослиныеуши

Сообщаю мужу, что вот, мол, подъехал ретеллинг «Руслана и Людмилы». Там Людмила — самодостаточная женщина, а Руслан по пути за ней влюбляется в какую-то там Фиру. За атмосфЭру старины™ отвечают рандомно натыканные «давеча», «недалече» и — неизбежное в таких книШках — «сказывать».

Муж тут же:
Пушкин сладко потянулся
И в гробу перевернулся!

#уцарямидасаослиныеуши

Мы с книжным клубом взялись тут читать уютненькую женщинскую книШку, чтоб ознакомиться с жанром и погиенить всласть на встрече.

Перевод на русский доставляет отдельно (я читаю его параллельно с английским текстом, я маньяк, да).

И вот у этих куриц из книШки, само собой, тоже имеется книжный клуб, который в оригинале зовётся Die-Hard Romantics Book Club.

Как же он называется в переводе?
«Крепкие романтики», мои чуваки.

Героический Брюс Уиллис, штоле, глаза так застил, что переводчик не смог найти словарь, а в нём подходящую — и объёмную! — словарную статью? И, не знаю, как-то выбрать эпитет, сообразный контексту и нормально звучащий по-русски?

Крепкие романтики — лучшие друзья крепких хозяйственников, приятно познакомиться, ёпта.

#уцарямидасаослиныеуши

Над домами, домами, домами
голубые висят облака —
вот они и останутся с нами
на века, на века, на века.

Только пар, только белое в синем
над громадами каменных плит…
Никогда, никогда мы не сгинем,
мы прочней и нежней, чем гранит.

Пусть разрушатся наши скорлупы,
геометрия жизни земной —
оглянись, поцелуй меня в губы,
дай мне руку, останься со мной.

А когда мы друг друга покинем,
ты на крыльях своих унеси
только пар, только белое в синем,
голубое и белое в си…

Борис Рыжий

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Мой смешной и душный канал Видят фигу приносит мне порой — pardon my French — пищу для размышлений. Если говорить о дурацких отзывах самих по себе, так тут вообще можно лекции забацать, где занимательная филология обнимется с занимательной антропологией, и я даже как-то написала пару постов по следам своих «фольклорных экспедиций»:

Про Джойса «не для радости, а для совести»(с)

и

Про классику и заваленный горизонт ожидания

Однако бывает и так, что задуматься меня заставляют не «кормильцы» (сиречь авторы отзывов), а читатели канала. Видят фигу я веду исключительно для радости и смеха (по заветам Бомарше), поэтому если вдруг чей-то горизонт ожидания не совпадает с моим, ну штош, там я придерживаюсь принципа «если надо объяснять, то не надо объяснять», а для рассуждений и дискуссий о литературе (и около) у меня есть вот эта вот воображаемая кафедра.

На днях в Видят фигу прилетел (очередной) довольно ~эмоциональный~ упрёк, что мы там «хором зубоскалим» над человеком, который «написал не очень хороший стишок», а сами ни шиша не понимаем в рифмах. Пристыдили, в общем. Я в дискуссию вступать не стала (см. принцип выше), тем паче к тому времени, как я её узрела, тред был довольно длинный, а возмущённый подписчик уже покинул канал.

Однако я вовсе не устыдилась.
Я задумалась.
И вот о чём.

Я не первый раз сталкиваюсь с таким занятным моментом рецепции:

Творческий (особенно почему-то поэтический) порыв будто бы заслуживает любых индульгенций.

Если кто-то пишет плохо согласованную ерунду или откровенную дичь о книге/авторе/литературе вообще п р о з о й, то можно смело потешаться, ставить лайки и репостить. Но вот если вдруг человек выразил своё сомнительное мнение по тем же поводам в хреновых с т и х а х, то смеяться над ним грешно, «это травля!»™.

Да с фига ли?

То есть любой умник из интернета может приосаниваться за счёт Джойса, Пушкина, Достоевского, Толстого, Шекспира, Уайльда, Гомера, Библии и Корана (sic!), you name it, но если он внезапно «тоже своего рода писатель»™, его чувства стоит поберечь?

На творческих площадках и правда нужно быть осторожнее с критикой (и уж тем более с субъективным осуждением), творцы люди трепетные (знаю, сама такая ващета), но если пресловутый творец несёт чушь плоды своего труда в иные области: скажем вот в книжные отзывы, у которых есть вполне конкретная прагматика, то логично, что судить его произведение будут по законам гор жанра всё-таки.

Дурацкий отзыв — это дурацкий отзыв, а уж написан он прозой или стихами, это на моём канале не имеет никакого значения.

Ленинградским детям

Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.

Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.

И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,

И даже двухлетнему Пете
Будет когда-нибудь семьдесят лет,
И все дети, все дети на свете
Будут называть его: дед.

И до пояса будет тогда
Седая его борода.

Так вот, когда станете вы старичками
С такими большими очками,
И чтоб размять свои старые кости,
Пойдёте куда-нибудь в гости, —
(Ну, скажем, возьмёте внучонка Николку
И поведёте на ёлку),
Или тогда же, — в две тысячи двадцать четвертом году; —
На лавочку сядете в Летнем саду.
Или не в Летнем саду, а в каком-нибудь маленьком скверике
В Новой Зеландии или в Америке,
— Всюду, куда б ни заехали вы, всюду, везде, одинаково,
Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго и Кракова —
На вас молчаливо укажут
И тихо, почтительно скажут:
«Он был в Ленинграде... во время осады...
В те годы... вы знаете... в годы ... блокады»
И снимут пред вами шляпы.

Корней Чуковский
{1944 г.}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам