* * *
И кто подумать мог, что в этом случае
В Россию хлынет с запада всё худшее,
А наше драгоценное, великое
Самоубьётся, над собой хихикая?
А кто сказать посмел об этом с горечью?
Тот, кто объявлен мракобесом, сволочью,
Скотиной, выродком, дебилом, идиотом,
Что равнозначно – быть в России патриотом!..
А кто при этом приказал соседям
Считать Россию раненым медведем,
Которого добить – святое дело,
Сплотясь международно, обалдело?
И кто подумать мог, что на подхвате
В России столько русофобской знати,
Которая в своей ума палате
Клянёт Россию, процветая в благодати?
А кто сказать посмел об этом с горечью,
Тот был объявлен патриотом, сволочью,
Что равнозначно, это – нить сквозная!
Но я другой такой страны не знаю,
Где так привольно дышат в жирной прибыли
Те, кто своей стране желают гибели,
Дают советы, зная суть предмета,
Как поскорей конец устроить света,
Чтоб наше драгоценное, великое,
Самоубилось, над собой хихикая!..
Но не дождутся! Наша звёздная поблажка:
Мы – Ваньки-Встаньки, а Россия – Неваляшка.
И кто подумать мог, что в этом случае
В Россию хлынет с запада всё худшее,
А наше драгоценное, великое
Самоубьётся, над собой хихикая?
А кто сказать посмел об этом с горечью?
Тот, кто объявлен мракобесом, сволочью,
Скотиной, выродком, дебилом, идиотом,
Что равнозначно – быть в России патриотом!..
А кто при этом приказал соседям
Считать Россию раненым медведем,
Которого добить – святое дело,
Сплотясь международно, обалдело?
И кто подумать мог, что на подхвате
В России столько русофобской знати,
Которая в своей ума палате
Клянёт Россию, процветая в благодати?
А кто сказать посмел об этом с горечью,
Тот был объявлен патриотом, сволочью,
Что равнозначно, это – нить сквозная!
Но я другой такой страны не знаю,
Где так привольно дышат в жирной прибыли
Те, кто своей стране желают гибели,
Дают советы, зная суть предмета,
Как поскорей конец устроить света,
Чтоб наше драгоценное, великое,
Самоубилось, над собой хихикая!..
Но не дождутся! Наша звёздная поблажка:
Мы – Ваньки-Встаньки, а Россия – Неваляшка.
Хоть Москва въ рукахъ Французовъ:
Это, право, не бѣда! —
Нашъ Фельдмаршалъ Князь Кутузовъ
Ихъ на смерть впустилъ туда.
Вспомнимъ, братцы, что Поляки
Встарь бывали также въ ней:
Но не жирны кулебаки —
Ѣли кошекъ и мышей.
Напослѣдокъ мертвячину
Земляковъ пришлось имъ жрать;
А потомъ предъ Рускимъ спину
Въ крюкъ по Польски погибать.
Свѣту цѣлому извѣстно,
Какъ платили мы долги:
И теперь получатъ честно
За Москву платежъ враги.
Побывать въ столицѣ — слава!
Но умѣемъ мы отмщать:
Знаеть крѣпко то Варшава,
И Парижъ то будетъ знать!
15 Сент. 1812. Ив. Кованько
Это, право, не бѣда! —
Нашъ Фельдмаршалъ Князь Кутузовъ
Ихъ на смерть впустилъ туда.
Вспомнимъ, братцы, что Поляки
Встарь бывали также въ ней:
Но не жирны кулебаки —
Ѣли кошекъ и мышей.
Напослѣдокъ мертвячину
Земляковъ пришлось имъ жрать;
А потомъ предъ Рускимъ спину
Въ крюкъ по Польски погибать.
Свѣту цѣлому извѣстно,
Какъ платили мы долги:
И теперь получатъ честно
За Москву платежъ враги.
Побывать въ столицѣ — слава!
Но умѣемъ мы отмщать:
Знаеть крѣпко то Варшава,
И Парижъ то будетъ знать!
15 Сент. 1812. Ив. Кованько
Forwarded from Yunna Morits
Хоть Москва въ рукахъ Французовъ:
Это, право, не бѣда! —
Нашъ Фельдмаршалъ Князь Кутузовъ
Ихъ на смерть впустилъ туда.
Вспомнимъ, братцы, что Поляки
Встарь бывали также въ ней:
Но не жирны кулебаки —
Ѣли кошекъ и мышей.
Напослѣдокъ мертвячину
Земляковъ пришлось имъ жрать;
А потомъ предъ Рускимъ спину
Въ крюкъ по Польски погибать.
Свѣту цѣлому извѣстно,
Какъ платили мы долги:
И теперь получатъ честно
За Москву платежъ враги.
Побывать въ столицѣ — слава!
Но умѣемъ мы отмщать:
Знаеть крѣпко то Варшава,
И Парижъ то будетъ знать!
15 Сент. 1812. Ив. Кованько
Это, право, не бѣда! —
Нашъ Фельдмаршалъ Князь Кутузовъ
Ихъ на смерть впустилъ туда.
Вспомнимъ, братцы, что Поляки
Встарь бывали также въ ней:
Но не жирны кулебаки —
Ѣли кошекъ и мышей.
Напослѣдокъ мертвячину
Земляковъ пришлось имъ жрать;
А потомъ предъ Рускимъ спину
Въ крюкъ по Польски погибать.
Свѣту цѣлому извѣстно,
Какъ платили мы долги:
И теперь получатъ честно
За Москву платежъ враги.
Побывать въ столицѣ — слава!
Но умѣемъ мы отмщать:
Знаеть крѣпко то Варшава,
И Парижъ то будетъ знать!
15 Сент. 1812. Ив. Кованько
Ты - девочка Господа Бога,
ты - Господа Бога дитя,
ты - песня, дорога и ветер,
и счастлива, только летя -
как ветер, дорога и песня,
как песня и ветер дорог,
как песня дороги и ветра,
который в дорогах продрог.
И дорого счастье полёта,
и незачем ветру-судьбе
доказывать с помощью фото,
что крылья твои при тебе,
и солнца на них позолота,
и ночи серебряный свет...
И песни пронзительной нота -
твой самый прекрасный портрет.
1997
Из книги " ТАКИМ ОБРАЗОМ"
ты - Господа Бога дитя,
ты - песня, дорога и ветер,
и счастлива, только летя -
как ветер, дорога и песня,
как песня и ветер дорог,
как песня дороги и ветра,
который в дорогах продрог.
И дорого счастье полёта,
и незачем ветру-судьбе
доказывать с помощью фото,
что крылья твои при тебе,
и солнца на них позолота,
и ночи серебряный свет...
И песни пронзительной нота -
твой самый прекрасный портрет.
1997
Из книги " ТАКИМ ОБРАЗОМ"
спектакль, который будет 14 ноября
Юнна Мориц Виктория Заславская
Популярный у зрителей цикл литературно-драматических вечеров СПЕКТАК посвященный творчеству нашей современницы
Юнны Мориц.
Яркая, талантливая актриса Виктория Заславская точно и остро, просто и нежно будет говорить со зрителями о том, что нас окружает, будет говорить стихами Юнны Мориц, многие из которых стали песнями…
В спектакле используются рисунки Юнны Мориц.
https://teatrunikitskihvorot.ru/play/lenta-poezii-yun..
Прекрасный спектакль!!! Трепетная и искренняя Виктория
и гениальная Юнна Мориц ! Таинственная Старая сцена Театр «У Никитских ворот» !
Ирина Кепанова
Спасибо, Виктория, за великолепное понимание поэзии Юнны Петровны! Прекрасное со-творчество Поэтки #ЮннаМориц, Режиссера #МаркРозовский, Актрисы #ВикторияЗаславская и всех, причастных к
созданию спектакля!
Виктория Заславская Снова мой любимый моноспектакль «Лента поэзии. Юнна Мориц». http://teatrunikitskihvorot.ru/play/lenta-poezii-yunn..
Виктория Заславская точно и остро, просто и нежно будет говорить со зрителями о том, что нас окружает, говорить стихами Юнны Мориц, многие из которых стали песнями…
В спектакле используются рисунки Юнны Мориц.
Юнна Мориц
Как во сне, в тишине раскаленной,
Оглянувшись на землю родную,
Одуванчик из бездны зеленой
Полетел, не дыша, в голубую.
Подхватили его, укачали
Ветры ясные и дождевые.
Было жутко и дико вначале -
Ведь казалось, что это впервые!
Но душа, несомненно, крылата,-
И летел он все выше и выше,
Вспоминая, что где-то когда-то
Это все уже видел и слышал.
Он всегда это знал за собою,
Совершал этот путь многократно:
Из зеленого - в голубое,
И обратно, туда - и обратно!
В спектакле рисунки Юнны Мориц.
http://teatrunikitskihvorot.ru/play/lenta-poezii-yunn..
На Ваганьковском кладбище бок о бок похоронены два юных артиста мюзикла «Норд-Ост», которые трагически погибли 26 октября 2002 года во время освобождения заложников.
Арсению Куриленко было 13 лет, он исполнял роль Сани Григорьева, четырнадцатилетняя Кристина Курбатова играла Катю Татаринову в юности. В тот вечер, 23 октября 2002 года, когда Театральный центр на Дубровке прямо во время представления захватили чеченские боевики, Арсений не был занят в спектакле. Но он был в зале — пришел поддержать Кристину....
Юнна Мориц Виктория Заславская
Популярный у зрителей цикл литературно-драматических вечеров СПЕКТАК посвященный творчеству нашей современницы
Юнны Мориц.
Яркая, талантливая актриса Виктория Заславская точно и остро, просто и нежно будет говорить со зрителями о том, что нас окружает, будет говорить стихами Юнны Мориц, многие из которых стали песнями…
В спектакле используются рисунки Юнны Мориц.
https://teatrunikitskihvorot.ru/play/lenta-poezii-yun..
Прекрасный спектакль!!! Трепетная и искренняя Виктория
и гениальная Юнна Мориц ! Таинственная Старая сцена Театр «У Никитских ворот» !
Ирина Кепанова
Спасибо, Виктория, за великолепное понимание поэзии Юнны Петровны! Прекрасное со-творчество Поэтки #ЮннаМориц, Режиссера #МаркРозовский, Актрисы #ВикторияЗаславская и всех, причастных к
созданию спектакля!
Виктория Заславская Снова мой любимый моноспектакль «Лента поэзии. Юнна Мориц». http://teatrunikitskihvorot.ru/play/lenta-poezii-yunn..
Виктория Заславская точно и остро, просто и нежно будет говорить со зрителями о том, что нас окружает, говорить стихами Юнны Мориц, многие из которых стали песнями…
В спектакле используются рисунки Юнны Мориц.
Юнна Мориц
Как во сне, в тишине раскаленной,
Оглянувшись на землю родную,
Одуванчик из бездны зеленой
Полетел, не дыша, в голубую.
Подхватили его, укачали
Ветры ясные и дождевые.
Было жутко и дико вначале -
Ведь казалось, что это впервые!
Но душа, несомненно, крылата,-
И летел он все выше и выше,
Вспоминая, что где-то когда-то
Это все уже видел и слышал.
Он всегда это знал за собою,
Совершал этот путь многократно:
Из зеленого - в голубое,
И обратно, туда - и обратно!
В спектакле рисунки Юнны Мориц.
http://teatrunikitskihvorot.ru/play/lenta-poezii-yunn..
На Ваганьковском кладбище бок о бок похоронены два юных артиста мюзикла «Норд-Ост», которые трагически погибли 26 октября 2002 года во время освобождения заложников.
Арсению Куриленко было 13 лет, он исполнял роль Сани Григорьева, четырнадцатилетняя Кристина Курбатова играла Катю Татаринову в юности. В тот вечер, 23 октября 2002 года, когда Театральный центр на Дубровке прямо во время представления захватили чеченские боевики, Арсений не был занят в спектакле. Но он был в зале — пришел поддержать Кристину....
* * *
"Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные росли", -
Я сочинила эту прелесть,
Я вам напела этот бред,
Когда ряды ещё не спелись,
И двадцать семь мне было лет.
Да, в двадцать семь дела крутые
Язык способны развязать, -
Когда мы б ы л и молодые
В прошедшем времени сказать!..
Друзья, вам очень пригодится
Отвага сердца в двадцать семь.
Пусть молодится ягодица -
Ей надо выглядеть, как всем,
А мне вот этого не надо
Ни в двадцать семь, ни в триста лет.
Есть возраст рая, возраст ада -
И в этом возрасте поэт.
"Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные росли", -
Я сочинила эту прелесть,
Я вам напела этот бред,
Когда ряды ещё не спелись,
И двадцать семь мне было лет.
Да, в двадцать семь дела крутые
Язык способны развязать, -
Когда мы б ы л и молодые
В прошедшем времени сказать!..
Друзья, вам очень пригодится
Отвага сердца в двадцать семь.
Пусть молодится ягодица -
Ей надо выглядеть, как всем,
А мне вот этого не надо
Ни в двадцать семь, ни в триста лет.
Есть возраст рая, возраст ада -
И в этом возрасте поэт.
* * *
Без праведника не стоит село!..
А если с праведником вам не повезло,
И он – предатель, подлый бес
Под видом ангела небес,
И прямиком от вас тайком
Село он продал целиком,
И вас он продал заодно, а сам – исчез,
Тогда не смейте, Бога ради, повторять,
Что всё пропало, больше нечего терять,
Добра под видом сотворили с вами зло, –
Учтите, жалоба – дрянное ремесло!..
Орудий праведных – огромное число:
Дубина праведна, лопата и весло,
И каждый – праведник, чьё воинство спасло
Своё село, своё крыльцо, своё крыло, –
Без этих праведников не стоит село!..
Без праведника не стоит село!..
А если с праведником вам не повезло,
И он – предатель, подлый бес
Под видом ангела небес,
И прямиком от вас тайком
Село он продал целиком,
И вас он продал заодно, а сам – исчез,
Тогда не смейте, Бога ради, повторять,
Что всё пропало, больше нечего терять,
Добра под видом сотворили с вами зло, –
Учтите, жалоба – дрянное ремесло!..
Орудий праведных – огромное число:
Дубина праведна, лопата и весло,
И каждый – праведник, чьё воинство спасло
Своё село, своё крыльцо, своё крыло, –
Без этих праведников не стоит село!..
8
МОЛОДАЯ КАРТОШКА
Старуха жила и жила. Вся высохла до последней человеческой звонкости, вся сморщилась до последней серебряной ниточки на плешивой макушке, но в свои восемьдесят шесть лет не отсохла совсем от дерева жизни так, чтоб отлететь на ветру шелушинкой и растопиться в нашей общей природе. Кто-то в раздаточной времени помнил о ней и ежегодно выкраивал ей кусочек старушечьей жизни, совершенно не пригодный для более молодого существа, - разве что для котенка?..
Но старуха благодарила, весело улыбаясь лукавым сморщенным ртом с тремя зубками. И ежегодно второго февраля, в день своего рождения, повязавшись нарядным кашемирным платком, со всех сторон и так и эдак оглядывала свой новый кусочек жизни - на что он годится и как пустить его в дело, чтобы хватало до следующей раздачи.
Втайне старуха была уверена, что там, на раздаче житейного времени, как-никак ценят ее смекалку, ее нежадность и нетранжирство, ее маленькие уловки на пользу мальчику, через которого и шло к старухе главное - охота жить и хозяйничать жизнью, несмотря на крайнюю старость с ее уродством и немощью.
И на этот раз старуха распорядилась своим кусочком недурственно: в мае она вместе с мальчиком вскопала вдобавок к огороду еще и несколько соток заводского поля, картошку там посадила, чтобы ту картошку и на зиму запасти, и на рынок снести, а мальчика приодеть на вырост для его будущей без нее жизни.
Откуда у такой старухи в сыновьях мальчик двенадцати лет завелся - никто не слыхал, и старуха молчит. Она свое дело знает. Сама живет и мальчику жить дает. Но торопится старуха, торопится - помнит, что кусочки ее жизни вот-вот кончатся, и хватит ей только вздохнуть, моргнуть, да ноги протянуть...
Определила она мальчика позапрошлым летом к подруге в артель коробочки расписывать. И так славно, так ладно у него это расписное дело пошло, что старуха сама собой талант у мальчика пронюхала и не дала в землю зарыть! Куда-то они с подругой грамотной написали, кто-то молодой с бородой приехал, и теперь возьмут мальчика с осени в художественную школу с общежитием. Худой у старухи мальчик, кашлючий, ростом мал, криволап, нос морковкой, глаза бусинками, никакой в общем прелести, но имеется необычайность чувствительная - то ли сиротство, всем за жизнь свою благодарное, то ли впрямь художественный талант, искра божья, да ведь написанное святым духом только святым духом и прочесть можно.
А пока захотелось старухе с мальчиком молодой картошки попробовать. Соседка вчера ездила на заводской участок, ведро накопала, картошка - прелесть!..
Вышла старуха на дорогу, а там знакомый шофер починяется, сговорилась она с шофером, и подвез он ее с мальчиком в грузовике. Погода была золотая, солнце лилось, текли ветерочки. Мальчик копал молодую картошку, а старуха обтирала ее от земли, в два ведра складывала - одно сами съедим, одно всем продадим. Она ничуть не думала о продаже дурно, потому что многое для жизни приходилось ей покупать. И для нее было естественным, чистым делом продать на рынке ведро картошки или корзину лука, чтобы купить постного масла, сахару, мыла, вермишели - да мало ли чего?.. И яблоки она продавала охотно, если родились, и смородину, и крыжовник - стаканчиком.
Однажды какой-то летчик купил у нее землянику и обозвал старуху противным словом таким: «Спекулянтка! Продаешь, чего не сажала!»
Старуха отняла у него газетный кулечек и вернула восемьдесят копеек за стакан земляники, которую нынче утром собирала она в лесу, ползая на карачках в мокрой траве. Она уже встрепенулась было ему объяснить, как поесть землянички бесплатно, да с какой платформы на какой поезд садиться, да сколько ехать до той землянички, а сколько двигаться пешим ходом. И вдруг поглядела в его стальные глазки, надутые неправедным гневом и богопротивной правотой, и расхотелось ей тратить на этого молодого летчика свой кусочек старушечьей жизни.
МОЛОДАЯ КАРТОШКА
Старуха жила и жила. Вся высохла до последней человеческой звонкости, вся сморщилась до последней серебряной ниточки на плешивой макушке, но в свои восемьдесят шесть лет не отсохла совсем от дерева жизни так, чтоб отлететь на ветру шелушинкой и растопиться в нашей общей природе. Кто-то в раздаточной времени помнил о ней и ежегодно выкраивал ей кусочек старушечьей жизни, совершенно не пригодный для более молодого существа, - разве что для котенка?..
Но старуха благодарила, весело улыбаясь лукавым сморщенным ртом с тремя зубками. И ежегодно второго февраля, в день своего рождения, повязавшись нарядным кашемирным платком, со всех сторон и так и эдак оглядывала свой новый кусочек жизни - на что он годится и как пустить его в дело, чтобы хватало до следующей раздачи.
Втайне старуха была уверена, что там, на раздаче житейного времени, как-никак ценят ее смекалку, ее нежадность и нетранжирство, ее маленькие уловки на пользу мальчику, через которого и шло к старухе главное - охота жить и хозяйничать жизнью, несмотря на крайнюю старость с ее уродством и немощью.
И на этот раз старуха распорядилась своим кусочком недурственно: в мае она вместе с мальчиком вскопала вдобавок к огороду еще и несколько соток заводского поля, картошку там посадила, чтобы ту картошку и на зиму запасти, и на рынок снести, а мальчика приодеть на вырост для его будущей без нее жизни.
Откуда у такой старухи в сыновьях мальчик двенадцати лет завелся - никто не слыхал, и старуха молчит. Она свое дело знает. Сама живет и мальчику жить дает. Но торопится старуха, торопится - помнит, что кусочки ее жизни вот-вот кончатся, и хватит ей только вздохнуть, моргнуть, да ноги протянуть...
Определила она мальчика позапрошлым летом к подруге в артель коробочки расписывать. И так славно, так ладно у него это расписное дело пошло, что старуха сама собой талант у мальчика пронюхала и не дала в землю зарыть! Куда-то они с подругой грамотной написали, кто-то молодой с бородой приехал, и теперь возьмут мальчика с осени в художественную школу с общежитием. Худой у старухи мальчик, кашлючий, ростом мал, криволап, нос морковкой, глаза бусинками, никакой в общем прелести, но имеется необычайность чувствительная - то ли сиротство, всем за жизнь свою благодарное, то ли впрямь художественный талант, искра божья, да ведь написанное святым духом только святым духом и прочесть можно.
А пока захотелось старухе с мальчиком молодой картошки попробовать. Соседка вчера ездила на заводской участок, ведро накопала, картошка - прелесть!..
Вышла старуха на дорогу, а там знакомый шофер починяется, сговорилась она с шофером, и подвез он ее с мальчиком в грузовике. Погода была золотая, солнце лилось, текли ветерочки. Мальчик копал молодую картошку, а старуха обтирала ее от земли, в два ведра складывала - одно сами съедим, одно всем продадим. Она ничуть не думала о продаже дурно, потому что многое для жизни приходилось ей покупать. И для нее было естественным, чистым делом продать на рынке ведро картошки или корзину лука, чтобы купить постного масла, сахару, мыла, вермишели - да мало ли чего?.. И яблоки она продавала охотно, если родились, и смородину, и крыжовник - стаканчиком.
Однажды какой-то летчик купил у нее землянику и обозвал старуху противным словом таким: «Спекулянтка! Продаешь, чего не сажала!»
Старуха отняла у него газетный кулечек и вернула восемьдесят копеек за стакан земляники, которую нынче утром собирала она в лесу, ползая на карачках в мокрой траве. Она уже встрепенулась было ему объяснить, как поесть землянички бесплатно, да с какой платформы на какой поезд садиться, да сколько ехать до той землянички, а сколько двигаться пешим ходом. И вдруг поглядела в его стальные глазки, надутые неправедным гневом и богопротивной правотой, и расхотелось ей тратить на этого молодого летчика свой кусочек старушечьей жизни.
Сейчас она вспомнила об этом с улыбкой и была довольна, что так по-хозяйски распорядилась тогда своим небесным добром, а также земным. Нечего тратить ей зря последние силы на молодого балбеса, который желает задаром поесть что на земле растет и что старуха ползком собирает. Ей надо тратиться только на мальчика, при-спорбная сиротская тайна которого ей одной известна и ею же напрочь забыта, поскольку старуха укромно простила кого-то и дозволила кому-то перевалить со своей молодой на ее старушечью шею эту славную, горькую ношу - ничейного мальчика, который сделался главным делом старухиной жизни.
Ах, как чудесно пахнет в ведре на картофельном поле молодая картошка - вы помните? Ну, конечно, еще бы! Старуха сложила шесть кирпичей, развела огонь и поставила с водой котелок. А в газете у нее лежал настоящий копченый лещ! И думала старуха о том, как ловко она догадалась в тот раз притащить эти шесть кирпичей и спрятать их под ботвой. Хорошие мысли старуха любила, хорошие воспоминания, добрые знаки, веселые мелочи - все, что радует, длит, одаряет нечаянно. Она сидела сейчас на теплой, сухой земле и грелась под боком жизни, бросающей и старухе свои душистые кусочки, и мальчику, и ласточке, и стрекозе, и всякой мелкой букашке. Ее глаза слезились в тепле, и она утирала влагу сухой желтой ладонью и бубнила какую-то песенку, слова которой знала когда-то, еще полвека назад или даже меньше...
Тогда у старухи были свои законные, такие же мальчики, как вот этот, Саня и Сеня их звали, Саня и Сеня... И муж был, Григорий Петрович. На фронте Петрович сошелся с другой и домой не вернулся. Дети выросли, - он написал, - и теперь забот у тебя никаких, живи в свое удовольствие, выходи замуж, старуха! Большой шутник был Петрович, всякую работу любил, петь-плясать, с бабами кувыркаться. И в двадцать лет, и в двадцать пять называл он ее весело: моя старуха! Ведь был он моложе на целых два года, а уж лет пятнадцать, как помер от сердца в больнице. Ох, веселый был человек! Мужик был! - старуха вздохнула с улыбкой, повернутой куда-то в синюю глубь своих маленьких глаз и в еще более синюю глубь своей памяти, где грелась сейчас на солнце ее крохотная душа.
Она ловко слила воду и слегка выпарила картошку, подбрасывая ее в котелке и глубоко вдыхая белое жаркое облако, выпиравшее из посудины. «Щас накормлю молодой картошкой и лещиком, и у меня для него яблоко наливное припрятано, в этом году яблок не жди, недород, шиповника насушу, - бормотала сама с собою старуха, раскладывая копченого леща на газете со всей подобающей для эдакой рыбки почестью. Она полила мальчику на руки из бутылки, он умылся и отер лицо подолом рубахи. «Однако ж, ты - кра-а-а-сивый мужик!» - сказала старуха протяжно, и мальчик ей улыбнулся грустно и широко своим некрасивым лицом. Он был толстогуб и скуласт, с синими, как у старухи глазами - без никаких ресниц и бровей.
Но если уж вспоминать... а вспоминать старуха - ужас как! - не любила, поскольку в памяти были тоска и боль, которые мешают делать жизненное действие... Так вот, если уж вспоминать, крепко язык прикусив и ни-ни! ни звука, то мальчика этого, десяти месяцев отроду, привез как-то летом сын ее Сеня, врач из Полтавы, и сказал, что оставит до осени. Сене тогда шел пятьдесят третий год, а жене его, Ане, пятьдесят пятый. Старуха спросила: «Анюта знает?» А сын ее несчастный ответил: «Узнает... если жив буду». Но Сеня той осенью умер в своей больнице, разрезанный на операции, а старухе пришло письмо от Карнауховой Светы двадцати трех лет, что мальчик этот - ее, что Сеня жениться на ней не стал, а теперь заберет она мальчика, если выйдет замуж за хорошего человека, согласного на воспитание чужого ребенка.
Старуха ласково ей ответила, чтоб выходила замуж для своего семейного счастья, а за мальчика не беспокоилась, он хорошо очень устроен у богатой старухи. Тут она лизнула конверт по клейкому краешку, залепила его как следует и отослала в ящик, помолясь о том, чтобы гражданка Света Карнаухова подольше не волновалась о мальчике в своей грядущей супружеской жизни.
Ах, как чудесно пахнет в ведре на картофельном поле молодая картошка - вы помните? Ну, конечно, еще бы! Старуха сложила шесть кирпичей, развела огонь и поставила с водой котелок. А в газете у нее лежал настоящий копченый лещ! И думала старуха о том, как ловко она догадалась в тот раз притащить эти шесть кирпичей и спрятать их под ботвой. Хорошие мысли старуха любила, хорошие воспоминания, добрые знаки, веселые мелочи - все, что радует, длит, одаряет нечаянно. Она сидела сейчас на теплой, сухой земле и грелась под боком жизни, бросающей и старухе свои душистые кусочки, и мальчику, и ласточке, и стрекозе, и всякой мелкой букашке. Ее глаза слезились в тепле, и она утирала влагу сухой желтой ладонью и бубнила какую-то песенку, слова которой знала когда-то, еще полвека назад или даже меньше...
Тогда у старухи были свои законные, такие же мальчики, как вот этот, Саня и Сеня их звали, Саня и Сеня... И муж был, Григорий Петрович. На фронте Петрович сошелся с другой и домой не вернулся. Дети выросли, - он написал, - и теперь забот у тебя никаких, живи в свое удовольствие, выходи замуж, старуха! Большой шутник был Петрович, всякую работу любил, петь-плясать, с бабами кувыркаться. И в двадцать лет, и в двадцать пять называл он ее весело: моя старуха! Ведь был он моложе на целых два года, а уж лет пятнадцать, как помер от сердца в больнице. Ох, веселый был человек! Мужик был! - старуха вздохнула с улыбкой, повернутой куда-то в синюю глубь своих маленьких глаз и в еще более синюю глубь своей памяти, где грелась сейчас на солнце ее крохотная душа.
Она ловко слила воду и слегка выпарила картошку, подбрасывая ее в котелке и глубоко вдыхая белое жаркое облако, выпиравшее из посудины. «Щас накормлю молодой картошкой и лещиком, и у меня для него яблоко наливное припрятано, в этом году яблок не жди, недород, шиповника насушу, - бормотала сама с собою старуха, раскладывая копченого леща на газете со всей подобающей для эдакой рыбки почестью. Она полила мальчику на руки из бутылки, он умылся и отер лицо подолом рубахи. «Однако ж, ты - кра-а-а-сивый мужик!» - сказала старуха протяжно, и мальчик ей улыбнулся грустно и широко своим некрасивым лицом. Он был толстогуб и скуласт, с синими, как у старухи глазами - без никаких ресниц и бровей.
Но если уж вспоминать... а вспоминать старуха - ужас как! - не любила, поскольку в памяти были тоска и боль, которые мешают делать жизненное действие... Так вот, если уж вспоминать, крепко язык прикусив и ни-ни! ни звука, то мальчика этого, десяти месяцев отроду, привез как-то летом сын ее Сеня, врач из Полтавы, и сказал, что оставит до осени. Сене тогда шел пятьдесят третий год, а жене его, Ане, пятьдесят пятый. Старуха спросила: «Анюта знает?» А сын ее несчастный ответил: «Узнает... если жив буду». Но Сеня той осенью умер в своей больнице, разрезанный на операции, а старухе пришло письмо от Карнауховой Светы двадцати трех лет, что мальчик этот - ее, что Сеня жениться на ней не стал, а теперь заберет она мальчика, если выйдет замуж за хорошего человека, согласного на воспитание чужого ребенка.
Старуха ласково ей ответила, чтоб выходила замуж для своего семейного счастья, а за мальчика не беспокоилась, он хорошо очень устроен у богатой старухи. Тут она лизнула конверт по клейкому краешку, залепила его как следует и отослала в ящик, помолясь о том, чтобы гражданка Света Карнаухова подольше не волновалась о мальчике в своей грядущей супружеской жизни.
Все подруги старухины померли, кроме двух, но эти две казались ей вечными, они расписывали в артели коробочки, шкатулки и другую ненаглядную красоту. И старуха искренне полагала, что подруги ее будут живы, пока в артели краски не кончатся, а краски не кончатся никогда, иначе станет намертво производство и все мастерицы разом помрут.
- Ешь, - говорила она мальчику, - глянь, какая рассыпчатая, снегурочка! А лещик-то мировецкий! С моими подружками не пропадешь, завсегда угостят. Ты в случае какой беды к мастерице Клане приклеивайся, тебе до взрослос-ти уж недолго, лет пять, а Клане семьдесят шесть всего-то, еще молода, поможет! - и старуха сияла при мысли, что так хорошо-распрекрасно она в этой жизни устроилась, выбрав себе таких молодых и надежных подруг.
- Эй, старуха! Привет! Как живешь, старушенция!. - с гоготом и улюлюканьем подкатились трое парней, совершенно ей не знакомых. Старшему было на вид лет двадцать, он нагло без спросу запустил руку в котелок с горячей картошкой и стал уплетать, чавкая и чмокая напоказ. Помладше, лет восемнадцати, выдрал у мальчика боковину леща, смазал ею ребенка по лицу и громко, как животное, стал сосать рыбье мясцо, словно как если бы оно сделалось сто крат вкуснее - от униженья ближнего. А веселый и злой, лет шестнадцати, помахал перед бабкиным носом физкультурным своим кулаком и рявкнул: - А ну, гони, бабка, рублики на выпивку - во как в глотке пересохло, харкнуть в рожу твою нечем! И цыц - будто денег нету! Я тебя тут прямо на поле ногой раздавлю, как картошку вареную! И щенка твоего так в рыло хрясну, что станет он удобрением - ха-ха-ха! - и не догонит меня никакая милиция, у меня во-о-т там папашкина машина, а папашка - ба-а-альшой человек!
Старуха глянула вкось во-о-он туда, где он показывал, и увидала красную легковую машину с дверцами нараспашку. А у машины стояли две девицы, одна другой заплетала косу.
- Господи! - подумала старуха. - И сколько же их там помещается? Как тараканы в печке! Господи! И девки с ними, а парни-то пьяные, еще разобьются...
Старший вытащил из кармана складной нож и раскрыл со свистом длинное лезвие, он стал точить его для куража об кирпич, через раз тыча в лицо то мальчику, то старухе.
- Небось, торгуешь своей картошечкой, спекулянтка проклятая! И яблочками торгуешь, и лучком, сволочь! - приговаривал он, свой ножик потачивая с жутким свистом и скрежетом.
- Да какими яблочками? Недород ведь нынче на яблочки, - приговаривала старуха, проклиная себя за то, что денег при ней, кроме копеек, вовсе не было. - Нет у меня денег, нет. Я вот на рынок повезу картошку, вот и будут, вот и будут тогда деньги, тогда все отдам, берите, разве мне жалко, с удовольствием, пожалуйста, мне не жалко, - бормотала она, невпопад улыбаясь. И вдруг побелела старуха, ойкнула и повалилась на землю замертво, с каким-то окончательным стуком.
- Сдохла твоя бабуся, закапывай! От нее воняло козлом! - сплюнув, сказал старший, пнул бабку ногой в бок и скомандовал:
- Атас! По машинам!
Мальчик упал старухе на грудь, обнял все ее кости и зарыдал, подвывая, со стоном. Он залил слезами старухину кофту и, тупо уставясь на первое ужасное горе своей маленькой жизни, увидел, как жутко высохла старушечья кожа на желтой щеке, Он выл и гладил свою родную старуху, и целовал, и пытался взять ее на руки, чтоб унести с проклятого места. Он услышал рычанье мотора, увидел пыльный хвостище за красной машиной и бессильно потряс вослед кулаками:
- Бандиты! Уехали! - всхлипнул он и еще сильнее прижался к своей холодной, деревянной, бездыханной старухе.
И тут старуха заплакала, открыла два синих-пресиних глаза, улыбнулась мальчику криво сквозь слезы и выдохнула:
- Господи! Как хорошо, что уехали! Спасительно, Господи, ты меня надоумил. Умерла - и все тут! С мертвой и взятки гладки! Что им дохлую-то старуху кромсать? Им живой страх нужен, чтоб в руках трепыхался, бился!
- Ешь, - говорила она мальчику, - глянь, какая рассыпчатая, снегурочка! А лещик-то мировецкий! С моими подружками не пропадешь, завсегда угостят. Ты в случае какой беды к мастерице Клане приклеивайся, тебе до взрослос-ти уж недолго, лет пять, а Клане семьдесят шесть всего-то, еще молода, поможет! - и старуха сияла при мысли, что так хорошо-распрекрасно она в этой жизни устроилась, выбрав себе таких молодых и надежных подруг.
- Эй, старуха! Привет! Как живешь, старушенция!. - с гоготом и улюлюканьем подкатились трое парней, совершенно ей не знакомых. Старшему было на вид лет двадцать, он нагло без спросу запустил руку в котелок с горячей картошкой и стал уплетать, чавкая и чмокая напоказ. Помладше, лет восемнадцати, выдрал у мальчика боковину леща, смазал ею ребенка по лицу и громко, как животное, стал сосать рыбье мясцо, словно как если бы оно сделалось сто крат вкуснее - от униженья ближнего. А веселый и злой, лет шестнадцати, помахал перед бабкиным носом физкультурным своим кулаком и рявкнул: - А ну, гони, бабка, рублики на выпивку - во как в глотке пересохло, харкнуть в рожу твою нечем! И цыц - будто денег нету! Я тебя тут прямо на поле ногой раздавлю, как картошку вареную! И щенка твоего так в рыло хрясну, что станет он удобрением - ха-ха-ха! - и не догонит меня никакая милиция, у меня во-о-т там папашкина машина, а папашка - ба-а-альшой человек!
Старуха глянула вкось во-о-он туда, где он показывал, и увидала красную легковую машину с дверцами нараспашку. А у машины стояли две девицы, одна другой заплетала косу.
- Господи! - подумала старуха. - И сколько же их там помещается? Как тараканы в печке! Господи! И девки с ними, а парни-то пьяные, еще разобьются...
Старший вытащил из кармана складной нож и раскрыл со свистом длинное лезвие, он стал точить его для куража об кирпич, через раз тыча в лицо то мальчику, то старухе.
- Небось, торгуешь своей картошечкой, спекулянтка проклятая! И яблочками торгуешь, и лучком, сволочь! - приговаривал он, свой ножик потачивая с жутким свистом и скрежетом.
- Да какими яблочками? Недород ведь нынче на яблочки, - приговаривала старуха, проклиная себя за то, что денег при ней, кроме копеек, вовсе не было. - Нет у меня денег, нет. Я вот на рынок повезу картошку, вот и будут, вот и будут тогда деньги, тогда все отдам, берите, разве мне жалко, с удовольствием, пожалуйста, мне не жалко, - бормотала она, невпопад улыбаясь. И вдруг побелела старуха, ойкнула и повалилась на землю замертво, с каким-то окончательным стуком.
- Сдохла твоя бабуся, закапывай! От нее воняло козлом! - сплюнув, сказал старший, пнул бабку ногой в бок и скомандовал:
- Атас! По машинам!
Мальчик упал старухе на грудь, обнял все ее кости и зарыдал, подвывая, со стоном. Он залил слезами старухину кофту и, тупо уставясь на первое ужасное горе своей маленькой жизни, увидел, как жутко высохла старушечья кожа на желтой щеке, Он выл и гладил свою родную старуху, и целовал, и пытался взять ее на руки, чтоб унести с проклятого места. Он услышал рычанье мотора, увидел пыльный хвостище за красной машиной и бессильно потряс вослед кулаками:
- Бандиты! Уехали! - всхлипнул он и еще сильнее прижался к своей холодной, деревянной, бездыханной старухе.
И тут старуха заплакала, открыла два синих-пресиних глаза, улыбнулась мальчику криво сквозь слезы и выдохнула:
- Господи! Как хорошо, что уехали! Спасительно, Господи, ты меня надоумил. Умерла - и все тут! С мертвой и взятки гладки! Что им дохлую-то старуху кромсать? Им живой страх нужен, чтоб в руках трепыхался, бился!
Она кряхтя поднялась, отряхнула подол сатиновой черной юбки, прибрала на груди свою кофту, глотнула водицы. Восторженно и ликующе, как на воскресшую, глядел на старуху мальчик, он торопился, с жадной дрожью, ей угодить своей быстротой, послушаньем души, только что увидевшей чудо.
Они прикрыли шесть кирпичей и две лопаты картофельной ботвой между грядками, подхватили два ведра молодой картошки и подались на край поля, к дороге. Старуха по-девичьи подбирала на ветру свою черную юбку и уже весело хмыкала, перегребая наспех всю эту разбойничью историю, подробно разглядывая все ее жуткости, а также во всех подробностях то, как ловко она обхитрила эту адскую шайку, как мудро с помощью божьей она, старуха, провела за нос этих-молокососов, как здорово, что глубокая старость не отшибла у ней разум и что на этот кусочек жизни у нее, такой старой старухи, всего хватило - и ума, и хитрости, и здоровья, словно у молодой.
Минут через сорок она сидела с мальчиком в кузове крытого брезентом грузовика, придерживая два ведра с молодой картошкой. Мальчик плакал, прижавшись к старухе и время от времени гладя ладонью костлявые плечи ее и спину - жива ли?! А старуха дышала теплым закатным ветром, и дышала так глубоко, чтобы мальчик не сомневался: жива старуха, жива, совсем живая! Уже виднелась развилка, ведущая на Постники, где жили старуха с мальчиком, но шофер грузовика вдруг резко притормозил и какое-то препятствие он объехал, изрядно тряхнув своих пассажиров с картошкой.
То, что через мгновение увидели старуха и мальчик, было ужасно. Посредине шоссе лежали в кровавой луже пять человеческих тел, накрытых рогожами, а в метрах пятнадцати на обочине валялась красной лепешкой та самая легковая машина. И водитель цистерны лежал в кабине, откинув мертвое свое тело. Милиция что-то записывала, отмеряя землю гибким железным метром. Санитары курили.
Всю дорогу до Постников старуха и мальчик видели перед собой это красно-кроваво-железное месиво, которое чуть не лишило их жизни, но лишилось жизни само - по какой-то неведомой воле непостижимых сил, выкраивающих кусочки старушечьей жизни, кусочки, совсем не пригодные для более молодого существа, - разве что для котенка?..
Ночью мальчик вставал смотреть, жива ли его старуха, и наткнулся нечаянно в темноте на ведро с молодой картошкой, которое зазвенело. Старуха на звон этот пробормотала сквозь хрупкий сон: - Жива я, жива, живая, спи, мальчик, я притворилась...
Из книги " РАССКАЗЫ О ЧУДЕСНОМ"
http://www.owl.ru/morits/proz/ras02.htm?ysclid=m3gfcb..
Они прикрыли шесть кирпичей и две лопаты картофельной ботвой между грядками, подхватили два ведра молодой картошки и подались на край поля, к дороге. Старуха по-девичьи подбирала на ветру свою черную юбку и уже весело хмыкала, перегребая наспех всю эту разбойничью историю, подробно разглядывая все ее жуткости, а также во всех подробностях то, как ловко она обхитрила эту адскую шайку, как мудро с помощью божьей она, старуха, провела за нос этих-молокососов, как здорово, что глубокая старость не отшибла у ней разум и что на этот кусочек жизни у нее, такой старой старухи, всего хватило - и ума, и хитрости, и здоровья, словно у молодой.
Минут через сорок она сидела с мальчиком в кузове крытого брезентом грузовика, придерживая два ведра с молодой картошкой. Мальчик плакал, прижавшись к старухе и время от времени гладя ладонью костлявые плечи ее и спину - жива ли?! А старуха дышала теплым закатным ветром, и дышала так глубоко, чтобы мальчик не сомневался: жива старуха, жива, совсем живая! Уже виднелась развилка, ведущая на Постники, где жили старуха с мальчиком, но шофер грузовика вдруг резко притормозил и какое-то препятствие он объехал, изрядно тряхнув своих пассажиров с картошкой.
То, что через мгновение увидели старуха и мальчик, было ужасно. Посредине шоссе лежали в кровавой луже пять человеческих тел, накрытых рогожами, а в метрах пятнадцати на обочине валялась красной лепешкой та самая легковая машина. И водитель цистерны лежал в кабине, откинув мертвое свое тело. Милиция что-то записывала, отмеряя землю гибким железным метром. Санитары курили.
Всю дорогу до Постников старуха и мальчик видели перед собой это красно-кроваво-железное месиво, которое чуть не лишило их жизни, но лишилось жизни само - по какой-то неведомой воле непостижимых сил, выкраивающих кусочки старушечьей жизни, кусочки, совсем не пригодные для более молодого существа, - разве что для котенка?..
Ночью мальчик вставал смотреть, жива ли его старуха, и наткнулся нечаянно в темноте на ведро с молодой картошкой, которое зазвенело. Старуха на звон этот пробормотала сквозь хрупкий сон: - Жива я, жива, живая, спи, мальчик, я притворилась...
Из книги " РАССКАЗЫ О ЧУДЕСНОМ"
http://www.owl.ru/morits/proz/ras02.htm?ysclid=m3gfcb..
* * *
"Россия - неприятная страна!" -
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая,
И всем приятна именно она:
Особенно приятна для рабов,
Которым рабство зверское приятно,
Индейцам тоже свойственна любовь
К захватчикам, чьё зверство необъятно!..
Америка - приятная страна
Для стран, которые бомбила многократно,
Чтоб грабить их в любые времена,
Грозя угробить, - что особенно приятно!..
Пробирочкой с фальшивым порошком
Трясёт Америка особенно приятно,
Чтоб на Ирак напасть одним прыжком,
Угробить власть и грабить демократно!
Россия - неприятная страна,
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая:
Приятно Ливию угробила она,
Приятно Сербию бомбила напоказ,
Приятно выполнив заказ такой цепочки,
Где сербские сердца, печёнки, почки
Приятно вырезал такой спецназ,
Такой приятный образ сатаны,
Чья зверская нажива необъятна!..
А мне приятно, что не с той я стороны,
Где так приятны бомбы "С Пасхой!" для страны,
Которой так Россия - неприятна!
"Россия - неприятная страна!" -
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая,
И всем приятна именно она:
Особенно приятна для рабов,
Которым рабство зверское приятно,
Индейцам тоже свойственна любовь
К захватчикам, чьё зверство необъятно!..
Америка - приятная страна
Для стран, которые бомбила многократно,
Чтоб грабить их в любые времена,
Грозя угробить, - что особенно приятно!..
Пробирочкой с фальшивым порошком
Трясёт Америка особенно приятно,
Чтоб на Ирак напасть одним прыжком,
Угробить власть и грабить демократно!
Россия - неприятная страна,
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая:
Приятно Ливию угробила она,
Приятно Сербию бомбила напоказ,
Приятно выполнив заказ такой цепочки,
Где сербские сердца, печёнки, почки
Приятно вырезал такой спецназ,
Такой приятный образ сатаны,
Чья зверская нажива необъятна!..
А мне приятно, что не с той я стороны,
Где так приятны бомбы "С Пасхой!" для страны,
Которой так Россия - неприятна!
Рифмует Пушкин отвратительно,
В сравненье с тем, как восхитительно
Рифмует мерзкая братва,
Россию проклиная, - ей
Желая сдохнуть поскорей
Во имя, ради торжества,
Чтоб все плясали на костях
России - в новостях, вестях
О том, что русских - больше нет :
Исчез России, русских след,
Исчез язык, где отвратительно
Рифмует Пушкин, русский гений,
Когда рифмует восхитительно
Братва из литобъединений,
Где ненависть к России - вклад
В расцвет вонючей русофобщины,
Достойной мировых наград
Американщины, европщины,
Где русофобские кассиры
Заплатят щедро, но - не за
Стихи "Клеветникам России",
Чьи строки забывать нельзя:
"Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы"!..
А русофобщина братвы
Рифмучей - мерзкие гастроли,
Чья касса выручку свою
Шлёт на подмогу гитлерью!..
А Пушкин - русская душа,
Поэтствует в родном краю,
Плохими рифмами греша,
Любовью к Родине дыша,
К её отеческим гробам,
А не к отеческим врагам!
В сравненье с тем, как восхитительно
Рифмует мерзкая братва,
Россию проклиная, - ей
Желая сдохнуть поскорей
Во имя, ради торжества,
Чтоб все плясали на костях
России - в новостях, вестях
О том, что русских - больше нет :
Исчез России, русских след,
Исчез язык, где отвратительно
Рифмует Пушкин, русский гений,
Когда рифмует восхитительно
Братва из литобъединений,
Где ненависть к России - вклад
В расцвет вонючей русофобщины,
Достойной мировых наград
Американщины, европщины,
Где русофобские кассиры
Заплатят щедро, но - не за
Стихи "Клеветникам России",
Чьи строки забывать нельзя:
"Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы"!..
А русофобщина братвы
Рифмучей - мерзкие гастроли,
Чья касса выручку свою
Шлёт на подмогу гитлерью!..
А Пушкин - русская душа,
Поэтствует в родном краю,
Плохими рифмами греша,
Любовью к Родине дыша,
К её отеческим гробам,
А не к отеческим врагам!
* * *
"Россия - неприятная страна!" -
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая,
И всем приятна именно она:
Особенно приятна для рабов,
Которым рабство зверское приятно,
Индейцам тоже свойственна любовь
К захватчикам, чьё зверство необъятно!..
Америка - приятная страна
Для стран, которые бомбила многократно,
Чтоб грабить их в любые времена,
Грозя угробить, - что особенно приятно!..
Пробирочкой с фальшивым порошком
Трясёт Америка особенно приятно,
Чтоб на Ирак напасть одним прыжком,
Угробить власть и грабить демократно!
Россия - неприятная страна,
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая:
Приятно Ливию угробила она,
Приятно Сербию бомбила напоказ,
Приятно выполнив заказ такой цепочки,
Где сербские сердца, печёнки, почки
Приятно вырезал такой спецназ,
Такой приятный образ сатаны,
Чья зверская нажива необъятна!..
А мне приятно, что не с той я стороны,
Где так приятны бомбы "С Пасхой!" для страны,
Которой так Россия - неприятна!
"Россия - неприятная страна!" -
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая,
И всем приятна именно она:
Особенно приятна для рабов,
Которым рабство зверское приятно,
Индейцам тоже свойственна любовь
К захватчикам, чьё зверство необъятно!..
Америка - приятная страна
Для стран, которые бомбила многократно,
Чтоб грабить их в любые времена,
Грозя угробить, - что особенно приятно!..
Пробирочкой с фальшивым порошком
Трясёт Америка особенно приятно,
Чтоб на Ирак напасть одним прыжком,
Угробить власть и грабить демократно!
Россия - неприятная страна,
Американец пишет, полагая,
Что у него страна - совсем другая:
Приятно Ливию угробила она,
Приятно Сербию бомбила напоказ,
Приятно выполнив заказ такой цепочки,
Где сербские сердца, печёнки, почки
Приятно вырезал такой спецназ,
Такой приятный образ сатаны,
Чья зверская нажива необъятна!..
А мне приятно, что не с той я стороны,
Где так приятны бомбы "С Пасхой!" для страны,
Которой так Россия - неприятна!
ИСТОРИЧЕСКИ СКОРАЯ ПОМОЩЬ
( из цикла " Мгновеники")
Григорий Горин, прекрасный русский писатель, трагикомический прозаик и драматург ( кино "Барон Мюнхаузен" - это его пьеса), работал врачом скорой помощи.
Однажды утром, после его дежурства на "скорой", мы встретились в метро на станции "Маяковская", и он сказал, что дежурство было очень тяжёлым: в человека вонзили нож, а вокруг стояли деятели этой поножовщины, требуя от врача скорой помощи, чтобы он немедленно вытащил этот нож!..
Григорий Горин им объяснил, что если он вытащит этот нож, раненый человек умрёт, - а если он довезёт его до больницы, хирурги в операционной сумеют, быть может, спасти жизнь человека. Но деятели поножовщины завопили : "Вытаскивай нож , или мы тебя зарежем!"
Историческая картина: те, кто всадили в Россию нож, требуют от врача скорой помощи, чтобы он немедленно вытащил этот нож, который они вонзили!.. А врач под угрозой - быть зарезанным! - везёт раненого в больницу, к хирургам, которые сделают нечто невероятное и каким -то фантастическим образом спасут жизнь, из которой ни в коем случае нельзя немедленно вытащить нож!..
А сам Григорий Горин погиб от инфаркта, который прозевала скорая помощь времён "перестройки", выезжая к нему по вызову дважды. Начальником этой "скорой" был его друг. Видела я этого друга, чьи руки были в толстых золотых кольцах.
( из цикла " Мгновеники")
Григорий Горин, прекрасный русский писатель, трагикомический прозаик и драматург ( кино "Барон Мюнхаузен" - это его пьеса), работал врачом скорой помощи.
Однажды утром, после его дежурства на "скорой", мы встретились в метро на станции "Маяковская", и он сказал, что дежурство было очень тяжёлым: в человека вонзили нож, а вокруг стояли деятели этой поножовщины, требуя от врача скорой помощи, чтобы он немедленно вытащил этот нож!..
Григорий Горин им объяснил, что если он вытащит этот нож, раненый человек умрёт, - а если он довезёт его до больницы, хирурги в операционной сумеют, быть может, спасти жизнь человека. Но деятели поножовщины завопили : "Вытаскивай нож , или мы тебя зарежем!"
Историческая картина: те, кто всадили в Россию нож, требуют от врача скорой помощи, чтобы он немедленно вытащил этот нож, который они вонзили!.. А врач под угрозой - быть зарезанным! - везёт раненого в больницу, к хирургам, которые сделают нечто невероятное и каким -то фантастическим образом спасут жизнь, из которой ни в коем случае нельзя немедленно вытащить нож!..
А сам Григорий Горин погиб от инфаркта, который прозевала скорая помощь времён "перестройки", выезжая к нему по вызову дважды. Начальником этой "скорой" был его друг. Видела я этого друга, чьи руки были в толстых золотых кольцах.
И вышли откуда, и вышли куда,
И поняли: камень – орудье труда,
И подняли камень, и стали толочь,
И высекли пламя, и выдумки прочь,
И врать прекрати, что не умственный труд –
Огня добыванье из каменных груд!
И сеянье зёрен, рожденье кормов –
С нуля – интеллект, озаренье умов!
Они, а не мы приручили тогда
Рогатых и диких животных стада,
И не было денег, и не было льгот,
Был древний, наивный и умный народ,
И скалы его рисованье хранят –
Охоту на зверя, кормленье ягнят,
Из камня – топор, из полена – таран,
Охотники лечат друг друга от ран,
И умственный труд начинается с И,
И всё изначально, и силы свои,
И нет меценатов, и спонсоров нет,
И есть умозрение звёзд и планет,
И нет педагогов, и нет букварей,
И есть математика у дикарей,
И множество знают они языков –
И ветра, и трав, облаков и песков,
И дует сквозняк продолженья веков,
И опыты он продолжает свои,
И сила ума начинается с И.
И поняли: камень – орудье труда,
И подняли камень, и стали толочь,
И высекли пламя, и выдумки прочь,
И врать прекрати, что не умственный труд –
Огня добыванье из каменных груд!
И сеянье зёрен, рожденье кормов –
С нуля – интеллект, озаренье умов!
Они, а не мы приручили тогда
Рогатых и диких животных стада,
И не было денег, и не было льгот,
Был древний, наивный и умный народ,
И скалы его рисованье хранят –
Охоту на зверя, кормленье ягнят,
Из камня – топор, из полена – таран,
Охотники лечат друг друга от ран,
И умственный труд начинается с И,
И всё изначально, и силы свои,
И нет меценатов, и спонсоров нет,
И есть умозрение звёзд и планет,
И нет педагогов, и нет букварей,
И есть математика у дикарей,
И множество знают они языков –
И ветра, и трав, облаков и песков,
И дует сквозняк продолженья веков,
И опыты он продолжает свои,
И сила ума начинается с И.
* * *
Если б я эти годы косые
Провела на планете другой,
Я могла бы сегодня в России
Громко топнуть волшебной ногой!..
Для начала права бы качала,
Под изгнанницу сильно кося, –
Благодарность бы я получала
Уж за то, что я выжила вся.
И Россия была бы виновна
За моё на чужбине житьё,
Но прошляпила Юнна Петровна
Невозвратное счастье своё.
Не вернусь я теперь ниоткуда,
Потому что осталась я здесь
Наглядеться на русское чудо,
На его самоедскую бесь,
На его механизмы презренья
К никуда не удравшей стране,
Где по воздуху стихотворенья
Мой Читатель гуляет ко мне.
Он – поэтской Луны обитатель,
Обладатель поэтской струны,
Никуда не удравший Читатель
Никуда не удравшей страны.
Из книги СквОзеро
2014
Если б я эти годы косые
Провела на планете другой,
Я могла бы сегодня в России
Громко топнуть волшебной ногой!..
Для начала права бы качала,
Под изгнанницу сильно кося, –
Благодарность бы я получала
Уж за то, что я выжила вся.
И Россия была бы виновна
За моё на чужбине житьё,
Но прошляпила Юнна Петровна
Невозвратное счастье своё.
Не вернусь я теперь ниоткуда,
Потому что осталась я здесь
Наглядеться на русское чудо,
На его самоедскую бесь,
На его механизмы презренья
К никуда не удравшей стране,
Где по воздуху стихотворенья
Мой Читатель гуляет ко мне.
Он – поэтской Луны обитатель,
Обладатель поэтской струны,
Никуда не удравший Читатель
Никуда не удравшей страны.
Из книги СквОзеро
2014