Forwarded from Русский архитектор
После вмешательства Прокуратуры прибыла полиция. Технику убрали.
Мне написали, что полиция запросила документы на строительные работы и вызвали хозяина работ для получения обьяснений.
Трасса варварски пробита прямо через реликтовый дендрарий центра парка.
Поляна уничтожена.
Кто будет рекультивировать дернину и восстанавливать ландшафт?
Мне написали, что полиция запросила документы на строительные работы и вызвали хозяина работ для получения обьяснений.
Трасса варварски пробита прямо через реликтовый дендрарий центра парка.
Поляна уничтожена.
Кто будет рекультивировать дернину и восстанавливать ландшафт?
Современник войны pinned «Пасха - не лекарство от депрессии, а Живот Вечный. Смертию Смерть разруши. В Пасхе нет никакого оптимизма и никакой энергетики. В Пасхе заключен Крест, Гроб и Будущее Царство. Его радость неизреченна. И не совпадает ни с какой земной радостью.»
Forwarded from Современник войны
Пасха - не лекарство от депрессии, а Живот Вечный. Смертию Смерть разруши.
В Пасхе нет никакого оптимизма и никакой энергетики. В Пасхе заключен Крест, Гроб и Будущее Царство. Его радость неизреченна. И не совпадает ни с какой земной радостью.
В Пасхе нет никакого оптимизма и никакой энергетики. В Пасхе заключен Крест, Гроб и Будущее Царство. Его радость неизреченна. И не совпадает ни с какой земной радостью.
Forwarded from Современник войны
Некоторые люди думают, что Священник Божий, на Пасху яко Давид пред сенным ковчегом скачущий и играющий, веселыми ногами празднующий, быстро летающий по храму и оглашающий громовым "Христос Воскресе!" округу, долы и холмы, выражает свое "приподнятое, радостное настроение".
О, нет!
На Пасхальной Службе у Священника нет настроения. И быть не может. Все наши настроения мы оставляем дома.
И даже больше того. Его настроение (если оно есть) весьма серьёзное. Сосредоточенное. Торжественное. Исполенное трагизма и Торжества Пасхи.
Он не испытывает земной радости, представьте себе. Ему не до неё.
Его весёлые ноги и скакание - образ весёлия вечного!
Это верное и точное изображение, требуемое богослужебным чином Пасхи - того неописуемого веселия, которое царит на Небе во Христе Воскресшем.
И надо учиться видеть это вечное веселие в том, как совершает Священник Пасху. Это дело веры.
А вовсе не настроения батюшки.
Пасху празднуем вечную. Иного жития вечного начало.
И играюще поем Виновного.
О, нет!
На Пасхальной Службе у Священника нет настроения. И быть не может. Все наши настроения мы оставляем дома.
И даже больше того. Его настроение (если оно есть) весьма серьёзное. Сосредоточенное. Торжественное. Исполенное трагизма и Торжества Пасхи.
Он не испытывает земной радости, представьте себе. Ему не до неё.
Его весёлые ноги и скакание - образ весёлия вечного!
Это верное и точное изображение, требуемое богослужебным чином Пасхи - того неописуемого веселия, которое царит на Небе во Христе Воскресшем.
И надо учиться видеть это вечное веселие в том, как совершает Священник Пасху. Это дело веры.
А вовсе не настроения батюшки.
Пасху празднуем вечную. Иного жития вечного начало.
И играюще поем Виновного.
Современник войны pinned «В Своём вольном приятии человеческого естества и человеческих страданий Господь дошёл до последней глубины и предела. Его истощание на Кресте вместило терпение издевательств, обнажение наготы, полное человеческое бессилие, крайнее человеческое унижение, позор…»
Церковь и комсомол.
Когда я был комсомольцем, я возненавидел комсомол, отрекся от него и оплевал его.
Когда я, некрещеный комсомолец, пытался попасть на Пасху в церковь, меня останавливал комсомольский кордон, комсомольцы оцепили все дальние подходы к храму. Я брал (с её разрешения) под ручку старую бабушку и она меня проводила сквозь дружинников. Куда пропускаешь молодого! - кричал старший комсомолец подчиненному. - Какой молодой, он с бородой! (борода у меня была с 17 лет).
Храм был набит битком, переполнен. Прорвавшись сквозь кордон комсомольцев я ощутил неземное, нереальное счастье.
....
И вот теперь комсомольцы в Церкви.
Они устраивают олимпиады, конкурсы, фестивали, молодёжные балы - и этим, как и 47 лет назад, отталкивают юных от Церкви.
Те делали это физически.
Эти делают это духовно.
Тем это не удавалось, они наоборот своим тупым упорством делали Церковь вожделенной для нас.
Этим удаётся оттолкнуть от Церкви юных тем, что они к ней их "привлекают".
Они привлекают не к Церкви, а к себе самим, уверенные, что они и есть Церковь.
Но юных не обманешь.
Они видят их цинизм. Они видят их неверие. Им не нужен их футбол, им не нужен их бадминтон, их чаепития, ночи музеев, бубны, скрипки, костры и весёлые забеги.
Им нужна Церковь.
Но сквозь этих неверующих прорваться к Церкви верующих - в миллиард раз труднее. Их кордон несравним с препонами 1970-х.
Вот почему опустели храмы.
Когда я был комсомольцем, я возненавидел комсомол, отрекся от него и оплевал его.
Когда я, некрещеный комсомолец, пытался попасть на Пасху в церковь, меня останавливал комсомольский кордон, комсомольцы оцепили все дальние подходы к храму. Я брал (с её разрешения) под ручку старую бабушку и она меня проводила сквозь дружинников. Куда пропускаешь молодого! - кричал старший комсомолец подчиненному. - Какой молодой, он с бородой! (борода у меня была с 17 лет).
Храм был набит битком, переполнен. Прорвавшись сквозь кордон комсомольцев я ощутил неземное, нереальное счастье.
....
И вот теперь комсомольцы в Церкви.
Они устраивают олимпиады, конкурсы, фестивали, молодёжные балы - и этим, как и 47 лет назад, отталкивают юных от Церкви.
Те делали это физически.
Эти делают это духовно.
Тем это не удавалось, они наоборот своим тупым упорством делали Церковь вожделенной для нас.
Этим удаётся оттолкнуть от Церкви юных тем, что они к ней их "привлекают".
Они привлекают не к Церкви, а к себе самим, уверенные, что они и есть Церковь.
Но юных не обманешь.
Они видят их цинизм. Они видят их неверие. Им не нужен их футбол, им не нужен их бадминтон, их чаепития, ночи музеев, бубны, скрипки, костры и весёлые забеги.
Им нужна Церковь.
Но сквозь этих неверующих прорваться к Церкви верующих - в миллиард раз труднее. Их кордон несравним с препонами 1970-х.
Вот почему опустели храмы.
Христос Воскресе!
Я прошу всех верующих сугубых молитв о новопреставленном Иоанне, девятнадцатилетнем единственном внуке протоиерея Александра Шаргунова. Он погиб под машиной в Москве сегодня.
Батюшка просит только одного: молитвы за Ваню.
И сугубых молитв за папу Вани раба Божия Сергия.
Прошу молитв за протоиерея Александра и Матушку Анну.
Я прошу всех верующих сугубых молитв о новопреставленном Иоанне, девятнадцатилетнем единственном внуке протоиерея Александра Шаргунова. Он погиб под машиной в Москве сегодня.
Батюшка просит только одного: молитвы за Ваню.
И сугубых молитв за папу Вани раба Божия Сергия.
Прошу молитв за протоиерея Александра и Матушку Анну.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Над кем царствует Царь Славы уже в этом веке, того не может отлучить от Его любви никакая скорбь.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
О ненависти ко Христу. Модернисты не имеют о ней представления. Считают, что все их любят, так как и их Христа "все любят". Наш же Христос - объект лютой ненависти, на которую мы плюём, так как мы - с Ним на Голгофе и в Гробу. Должны быть.
Просят молитв за тяжелораненых воинов:
"Один в коме, второй сейчас на операции - осколки в легких и печени. Воины Вадим и Иоанн".
Господи!!!
"Один в коме, второй сейчас на операции - осколки в легких и печени. Воины Вадим и Иоанн".
Господи!!!
Forwarded from Русский архитектор
Варварски срезанную грейдером дернину легко восстановить, пока она не засохла, пользуясь прохладной и сырой погодой. Прихожане Спасского храма уже начали вчера делать это из любви к усадьбе.
Кто хочет, может присоединиться в любое время. Нужны совковые лопаты, перчатки, сапоги. Никого ни к каким субботникам не призываю.
Кто хочет, может присоединиться в любое время. Нужны совковые лопаты, перчатки, сапоги. Никого ни к каким субботникам не призываю.
"Без истины любовь к истине не поможет".
Но любовь к истине и бывает от Истины. Истина даёт эту любовь. Не бывает истинной любви к истине без призвания от Истины. И всяк иже есть от истины, послушает гласа Моего.
Но любовь к истине и бывает от Истины. Истина даёт эту любовь. Не бывает истинной любви к истине без призвания от Истины. И всяк иже есть от истины, послушает гласа Моего.
Наблюдение.
Если человек говорит о себе: "сам я - человек глубоко верующий!" - знай, что перед тобой атеист.
Верующий никогда так не скажет.
Верующий видит слабость своей веры, говорит: Господи, помози моему неверию! И стоит в вере, держась за веру до смерти, какой бы малой и слабой она не была. Он просто верующий. Он говорит: "Верую во Единого Бога Отца Вседержителя." Но не говорит: "глубоко верую во Единого Бога Отца Вседрежителя". Словом "глубоко" перечеркивается вера.
Если человек говорит о себе: "сам я - человек глубоко верующий!" - знай, что перед тобой атеист.
Верующий никогда так не скажет.
Верующий видит слабость своей веры, говорит: Господи, помози моему неверию! И стоит в вере, держась за веру до смерти, какой бы малой и слабой она не была. Он просто верующий. Он говорит: "Верую во Единого Бога Отца Вседержителя." Но не говорит: "глубоко верую во Единого Бога Отца Вседрежителя". Словом "глубоко" перечеркивается вера.
Отец Андрей Ткачев ругает русских людей (а до него этим с упоением занимался протоиерей Димитрий Смирнов), и русские люди доверчиво внимают этой ругани в свой адрес. Русские, по о. А. Ткачеву, плохи тем, что хотят заниматься отдыхом и бизнесом во время СВО.
Отец Андрей Ткачев опасен тем, что убивает в людях способность думать.
Да, СВО - это справедливая война и это война за Россию.
Однако мобилизовать на эту войну общество может только государство. Если государство этого не делает, что толку ругать людей. Люди сами не могут себя мобилизовать. Кроме отдельных героев. Но не герои творят историю, а обычные люди, далекие от героизма. Прикажи им - и они это сделают, забыв про все, в том числе бизнесмены. И станут героями. По крайней мере, русские.
Мобилизуй их силой государства, они ждут этого. Объяви войну. И не надо будет проповедей против отдыха в Турции. Но этого не происходит. Россия на государственном уровне продолжает участвовать в Олимпийском движении, и т д и т п. Так чего ты хочешь от них?
Это лукавство, отец Андрей. Не надо. Молись Богу о победе русских. А русских не трогай, пожалуйста. Их и так украинцы и либералы поносят.
Мы народ- государственник. Мы все за мир. И все за справедливость.
А отец Андрей Ткачев этого, видимо, не знает. Или делает вид, что не знает.
Любой человек хочет мира, и хочет он вовсе не "мира Антихриста" "ради греха".
И прежде всего его хочет воюющий против нацистской Украины на справедливой войне за Россию воин.
Отец Андрей Ткачев опасен тем, что убивает в людях способность думать.
Да, СВО - это справедливая война и это война за Россию.
Однако мобилизовать на эту войну общество может только государство. Если государство этого не делает, что толку ругать людей. Люди сами не могут себя мобилизовать. Кроме отдельных героев. Но не герои творят историю, а обычные люди, далекие от героизма. Прикажи им - и они это сделают, забыв про все, в том числе бизнесмены. И станут героями. По крайней мере, русские.
Мобилизуй их силой государства, они ждут этого. Объяви войну. И не надо будет проповедей против отдыха в Турции. Но этого не происходит. Россия на государственном уровне продолжает участвовать в Олимпийском движении, и т д и т п. Так чего ты хочешь от них?
Это лукавство, отец Андрей. Не надо. Молись Богу о победе русских. А русских не трогай, пожалуйста. Их и так украинцы и либералы поносят.
Мы народ- государственник. Мы все за мир. И все за справедливость.
А отец Андрей Ткачев этого, видимо, не знает. Или делает вид, что не знает.
Любой человек хочет мира, и хочет он вовсе не "мира Антихриста" "ради греха".
И прежде всего его хочет воюющий против нацистской Украины на справедливой войне за Россию воин.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
"Это переход от смерти к жизни, который совершается уже сейчас. Церковь с ее огненной, победоносной радостью дарует миру единственную истинную надежду. Не только для тех, кто в храме, но и для тех, кто лишён всего на свете, потому что среди них присутствует Церковь. Но прежде всего, для тех, кто в Церкви. Кто узнал эту тайну неразрушимой жизни, неподвластной никакой смерти".
"Это переход от смерти к жизни, который совершается уже сейчас. Церковь с ее огненной, победоносной радостью дарует миру единственную истинную надежду. Не только для тех, кто в храме, но и для тех, кто лишён всего на свете, потому что среди них присутствует Церковь. Но прежде всего, для тех, кто в Церкви. Кто узнал эту тайну неразрушимой жизни, неподвластной никакой смерти".
Это Батюшка на пределе говорит над гробом Вани собравшимся людям в черном, молодым и не очень.
Моя запись 7 мая 2025 года.
И они не услышат.
Во - первых, в Церкви этой победоносной радости Перехода от смерти к Жизни они не видят. Они видят лишь радостное настроение. Но не источник Радости. Для этого надо иметь внутреннее око.
Будущий отец Александр в 1963, будущий отец Стефан, я сам, моя невеста - мы её видели и сами знали её. У этих же нет рецепторов для восприятия этой Радости. Настолько они примитивны (хоть и знают языки, эрудированы лучше нас и т п). Настолько они больны. Они сами не в состоянии обнажить в своём уме вопрос о смерти вечной и жизни вечной. О своем собственном подчинении закону смерти. Они не в состоянии лично взыскать единственно нужную мне Победу. Им не дано найти её в Церкви, хотя Святая Церковь не изменилась.
Для этого нужно два условия, отсутствующие сейчас. Идеология монизма, властно всажденная в их души, с которой бы они боролись из последних сил, видя умом, что в ней концы с концами не сходятся лично для них. И - Церковь под запретом.
Тогда два конца сойдутся. Как сошлись они в наших душах.
Внутренний поиск, жажда истины, взрощенная полным внутренним отказом от довлеющей маркистско- ленинской философии, от её замен в виде экзистенциализма, персонализма, ницшеанства и прочих, или - скотских или - сверхчеловеских, устремлений ума.
И - запрет быть в Церкви. Не играючи, а всерьёз.
Благодаря тому что в наших судьбах эти концы сошлись, мы вошли в Церковь Христову.
Эти - не могут. Самостоятельно они никогда в Неё не войдут так как вошли мы.
Они слышат, но не слышат. Они думают, что знают, о чем речь. Но они не знают. Они лишь осведомлены.
И даже война бессильна. Нужен ум. А его у них нет. Хотя они очень хорошие, намного чище и добрее нас. Но у них нет ума.
Это Батюшка на пределе говорит над гробом Вани собравшимся людям в черном, молодым и не очень.
Моя запись 7 мая 2025 года.
И они не услышат.
Во - первых, в Церкви этой победоносной радости Перехода от смерти к Жизни они не видят. Они видят лишь радостное настроение. Но не источник Радости. Для этого надо иметь внутреннее око.
Будущий отец Александр в 1963, будущий отец Стефан, я сам, моя невеста - мы её видели и сами знали её. У этих же нет рецепторов для восприятия этой Радости. Настолько они примитивны (хоть и знают языки, эрудированы лучше нас и т п). Настолько они больны. Они сами не в состоянии обнажить в своём уме вопрос о смерти вечной и жизни вечной. О своем собственном подчинении закону смерти. Они не в состоянии лично взыскать единственно нужную мне Победу. Им не дано найти её в Церкви, хотя Святая Церковь не изменилась.
Для этого нужно два условия, отсутствующие сейчас. Идеология монизма, властно всажденная в их души, с которой бы они боролись из последних сил, видя умом, что в ней концы с концами не сходятся лично для них. И - Церковь под запретом.
Тогда два конца сойдутся. Как сошлись они в наших душах.
Внутренний поиск, жажда истины, взрощенная полным внутренним отказом от довлеющей маркистско- ленинской философии, от её замен в виде экзистенциализма, персонализма, ницшеанства и прочих, или - скотских или - сверхчеловеских, устремлений ума.
И - запрет быть в Церкви. Не играючи, а всерьёз.
Благодаря тому что в наших судьбах эти концы сошлись, мы вошли в Церковь Христову.
Эти - не могут. Самостоятельно они никогда в Неё не войдут так как вошли мы.
Они слышат, но не слышат. Они думают, что знают, о чем речь. Но они не знают. Они лишь осведомлены.
И даже война бессильна. Нужен ум. А его у них нет. Хотя они очень хорошие, намного чище и добрее нас. Но у них нет ума.
Самое могучее в истории препятствие проповеди Церкви.
Мы, вступая в Церковь, перешагивая ее порог, слушали слово Церкви как запретное и противоположное всему, что мы слышали и видели. И это рождало мысль. Хотя бы потому, что увиденное и услышанное воспринималось через пораженный увиденным и услышанным ум - и оставалось в нем.
Это не были впечатления.
Это был удар не по чувствам, а по самому уму.
А теперь - у современных людей, входящих в храм - это, во-первых, часть их привычного и узаконенного и ими, и всеми, ландшафта. И уже поэтому не вызывает большого интереса.
И, во - вторых - ставший всеобщим церковный модернизм (приноровление Церкви к миру) стал самым могучим в истории препятствием проповеди Церкви в душах мирских людей. Они слышат из уст Церкви то, что и предполагали и даже хотели от Нее услышать. Что все в мире хорошо несмотря на смерть.
И эта привычка слышать свое, привитая церковным модернизмом как иммунитет к правде, действует даже тогда, когда священник произносит самую сильную проповедь.
Этот священник воспринимается ими просто как нецерковный. Не как голос Церкви.
Вот в чем настоящая трагедия.
Мы, вступая в Церковь, перешагивая ее порог, слушали слово Церкви как запретное и противоположное всему, что мы слышали и видели. И это рождало мысль. Хотя бы потому, что увиденное и услышанное воспринималось через пораженный увиденным и услышанным ум - и оставалось в нем.
Это не были впечатления.
Это был удар не по чувствам, а по самому уму.
А теперь - у современных людей, входящих в храм - это, во-первых, часть их привычного и узаконенного и ими, и всеми, ландшафта. И уже поэтому не вызывает большого интереса.
И, во - вторых - ставший всеобщим церковный модернизм (приноровление Церкви к миру) стал самым могучим в истории препятствием проповеди Церкви в душах мирских людей. Они слышат из уст Церкви то, что и предполагали и даже хотели от Нее услышать. Что все в мире хорошо несмотря на смерть.
И эта привычка слышать свое, привитая церковным модернизмом как иммунитет к правде, действует даже тогда, когда священник произносит самую сильную проповедь.
Этот священник воспринимается ими просто как нецерковный. Не как голос Церкви.
Вот в чем настоящая трагедия.