Из не вошедшего в Роттердамскую серию: жилой комплекс Ammersooiseplein голландской студии DKV architecten в Северном Роттердаме. Построенный в 1988 году комплекс состоит из двух блоков — небольшого коммерческого здания с лофтами и большого многоквартирного дома. Окна двух первых этажей многоквартирного блока выходят на площадь (для соседского надзора по Джейн Джейкобс!), а окна верхних этажей обращены в сторону центра города.
Фотографии: Paul de Vroom architecten
Фотографии: Paul de Vroom architecten
В книге «Design as Art» влиятельный дизайнер, исследователь и экспериментатор Бруно Мунари (1907–1998) делится своими размышлениями о разных областях дизайна. Каждая недлинная глава книжки содержит его высказывание по довольно узкой теме: стремление каждого архитектора заново изобрести стул, форма автомобильного кузова или деревянной ложки, пропорции постеров и афиш, бамбук в индустриальном дизайне… Главы напоминают расшифровки публичных лекций: множество броских, но порой загадочных фраз, три или четыре риторических вопроса подряд, пассионарная и местами излишне непринужденная речь, остроты, которые заставили бы смеяться слушателей, но не вызывают такого же ситуативного восторга при чтении. А вот иллюстрации Мунари иногда более говорящи, чем тексты, к которым они относятся.
Эта книга написана в 1966 году — остается только удивляться, как многое автор предвидел, как пытлив его ум, как точны его критические оценки современных ему процессов в дизайне. При этом сам дизайн уже много десятилетий развивается со все нарастающей скоростью, поэтому некоторые размышления Мунари могут показаться архаичными или самоочевидными практикующим дизайнерам. Например, красная нить всей книги, вынесенная в название — дизайн это тоже искусство! — сегодня уже не нуждается в доказательствах, упакованных в двести страниц. С другой стороны, сегодняшние простые истины были плодом вчерашних неочевидных теорий — в том числе тех теорий, которые разрабатывал визионер Мунари.
Мне кажется, что эту «Design as Art» будет интересно прочитать студентам младших курсов факультетов дизайна или искусствоведения и людям, которые интересуются дизайном и его историей.
Эта книга написана в 1966 году — остается только удивляться, как многое автор предвидел, как пытлив его ум, как точны его критические оценки современных ему процессов в дизайне. При этом сам дизайн уже много десятилетий развивается со все нарастающей скоростью, поэтому некоторые размышления Мунари могут показаться архаичными или самоочевидными практикующим дизайнерам. Например, красная нить всей книги, вынесенная в название — дизайн это тоже искусство! — сегодня уже не нуждается в доказательствах, упакованных в двести страниц. С другой стороны, сегодняшние простые истины были плодом вчерашних неочевидных теорий — в том числе тех теорий, которые разрабатывал визионер Мунари.
Мне кажется, что эту «Design as Art» будет интересно прочитать студентам младших курсов факультетов дизайна или искусствоведения и людям, которые интересуются дизайном и его историей.
Цитаты из «Design as Art»:
“Each country excels in some things, and in the rest is just the same as other countries: mediocre.”
“The designer of today re-establishes the long-lost contact between art and the public, between living people and art as a thing … there should be no such thing as art divorced from life.”
“What is a car, for many people, if not a piece of travelling sculpture?”
“People haven’t got time to stop in the street, size a poster up, see what it refers to and then decide whether or not it interests them. Communication must be instant and it must be exact.”
“It is certainly quite wrong to read a poem in a hurry, as if it were a telegram.”
“You will see that every age has its ideal Venus or Apollo, and that all these Venuses and Apollos put together and compared out of the context of their periods are nothing less than a family of monsters.”
“A designer with a personal style, arrived at a priori, is a contradiction in terms.”
“Art is not technique, as everyone knows, and an artist can create with anything that comes to hand.”
“All the objects that surround us in the home or at our places of work are tending to become smaller and smaller without getting any less effective or finctional. Apart from things which have contact with our bodies (chairs, beds, etc), everything is on the way to become miniature.”
“Each country excels in some things, and in the rest is just the same as other countries: mediocre.”
“The designer of today re-establishes the long-lost contact between art and the public, between living people and art as a thing … there should be no such thing as art divorced from life.”
“What is a car, for many people, if not a piece of travelling sculpture?”
“People haven’t got time to stop in the street, size a poster up, see what it refers to and then decide whether or not it interests them. Communication must be instant and it must be exact.”
“It is certainly quite wrong to read a poem in a hurry, as if it were a telegram.”
“You will see that every age has its ideal Venus or Apollo, and that all these Venuses and Apollos put together and compared out of the context of their periods are nothing less than a family of monsters.”
“A designer with a personal style, arrived at a priori, is a contradiction in terms.”
“Art is not technique, as everyone knows, and an artist can create with anything that comes to hand.”
“All the objects that surround us in the home or at our places of work are tending to become smaller and smaller without getting any less effective or finctional. Apart from things which have contact with our bodies (chairs, beds, etc), everything is on the way to become miniature.”
Вчера в газете The Guardian вышла статья под заголовком «Эта чертова кухня!» Как изобретательница встроенной кухни пришла к выводу, что это проклятье.
О чем речь: в Вене закончили реставрировать кухню в квартире Маргарете Шютте-Лихоцки (о которой я вам немного рассказывала), знаменитой изобретательницы Франкфуртской кухни в 1926 году. Журналистка Кайя Шеруга кратко обозревает эту реновацию, напоминает нам историю Франкфуртской кухни и рассказывает о менее известных аспектах этого модернистского проекта, призванного оптимизировать пространство и облегчить женскую работу по дому. Например, решение вынести кухню в отдельную комнату, оказывается, подверглось критике со стороны феминисток второй волны: они считали, что это изолирует женщину и делает ее труд еще более невидимым. А сама Шютте-Лихоцки пожалела о том, что придумала Франкфуртскую кухню — в том числе по политическим причинам. Интересное чтение на вечер, рекомендую.
Фотография: Беттина Френцель
О чем речь: в Вене закончили реставрировать кухню в квартире Маргарете Шютте-Лихоцки (о которой я вам немного рассказывала), знаменитой изобретательницы Франкфуртской кухни в 1926 году. Журналистка Кайя Шеруга кратко обозревает эту реновацию, напоминает нам историю Франкфуртской кухни и рассказывает о менее известных аспектах этого модернистского проекта, призванного оптимизировать пространство и облегчить женскую работу по дому. Например, решение вынести кухню в отдельную комнату, оказывается, подверглось критике со стороны феминисток второй волны: они считали, что это изолирует женщину и делает ее труд еще более невидимым. А сама Шютте-Лихоцки пожалела о том, что придумала Франкфуртскую кухню — в том числе по политическим причинам. Интересное чтение на вечер, рекомендую.
Фотография: Беттина Френцель
Вдогонку — маленькая история из жизни, связанная с Франкфуртской кухней. В моем парижском университете нас на потоке было человек сто сорок, мы каждый семестр перемешивались на разных проектных студиях и предметах по выбору, поэтому ко второму курсу знали друг друга в лицо: кто и откуда. Меня так и вовсе было легко запомнить: я была одной из двух иностранцев на курсе. Теракт в Батаклане в 2015 году, самый масштабный по числу жертв в Париже со времен Второй мировой войны, произошел всего спустя месяц после начала занятий и всего в 650 метрах от здания университета. Он глубоко потряс весь Париж и заставил двадцать архитекторов-первокурсников из Мексики, Венесуэлы, Канады и Румынии пересмотреть свои жизненные приоритеты, свернуть учебу во Франции и вернуться домой от греха подальше. Нас осталось двое на поток: Санкьюн из Сеула и я — иркутянка. А французам проще запомнить, что ты иркутянка, чем что ты из города Клиускла, департамент Дром, регион Овернь-Рона-Альпы.
Так вот, на одной лекции по истории архитектуры я сидела не на своем обычном месте в середине второго ряда, а на последнем ряду амфитеатра — кажется, мне нужно было дописать какое-то эссе по другому предмету или что-то перечитать. Поэтому я вполуха слушала, как преподавательница рассказывает нам о Франкфуртской кухне Маргарете Шютте-Лихоцки, о встроенных кухнях вообще и о том, как были устроены кухни до встроенных: неоптимально. Согласно подсчетам исследовательниц начала двадцатого века, сказала преподавательница, в год женщинам приходилось наматывать по кухне расстояние, равное длине пешего пути от Парижа до Иркутска.
Я слушала, повторюсь, невнимательно, но зарегистрировала последнее слово и подняла глаза от стола. И тут момент как в кино: сто сорок человек одновременно разворачиваются ко мне корпусом, смотрят на меня с радостным узнаванием и даже энергично машут мне руками. Почему-то всем было очень весело минут пять, в течение которых бедная преподавательница не могла понять, что она, собственно, такого сказала.
Так вот, на одной лекции по истории архитектуры я сидела не на своем обычном месте в середине второго ряда, а на последнем ряду амфитеатра — кажется, мне нужно было дописать какое-то эссе по другому предмету или что-то перечитать. Поэтому я вполуха слушала, как преподавательница рассказывает нам о Франкфуртской кухне Маргарете Шютте-Лихоцки, о встроенных кухнях вообще и о том, как были устроены кухни до встроенных: неоптимально. Согласно подсчетам исследовательниц начала двадцатого века, сказала преподавательница, в год женщинам приходилось наматывать по кухне расстояние, равное длине пешего пути от Парижа до Иркутска.
Я слушала, повторюсь, невнимательно, но зарегистрировала последнее слово и подняла глаза от стола. И тут момент как в кино: сто сорок человек одновременно разворачиваются ко мне корпусом, смотрят на меня с радостным узнаванием и даже энергично машут мне руками. Почему-то всем было очень весело минут пять, в течение которых бедная преподавательница не могла понять, что она, собственно, такого сказала.
Если вы заранее планируете каникулярное чтение, знайте, что в этом году я написала три книжные рецензии для дружественного канала «Fragments»:
— «Архитектура счастья» Алена де Боттона
— «Четыре стены и крыша. Сложная природа простой профессии» Рейнира де Графа
— «Язык городов» Деяна Суджича
Отправляю сигналы в космос: вдруг вы тоже хотите позвать меня сделать дружественный гостевой материал? Напишите мне — договоримся и сделаем.
— «Архитектура счастья» Алена де Боттона
— «Четыре стены и крыша. Сложная природа простой профессии» Рейнира де Графа
— «Язык городов» Деяна Суджича
Отправляю сигналы в космос: вдруг вы тоже хотите позвать меня сделать дружественный гостевой материал? Напишите мне — договоримся и сделаем.
Обзор зарубежной прессы: два моих стихотворения, совсем свежих, недавно опубликовали в сдвоенном четырнадцатом-и-пятнадцатом номере ROAR Review. Видеть свою фамилию даже невдалеке от Полины Барсковой или Владимира Гандельсмана — большая честь и сюрреализм еще тот. Огромное спасибо издательнице Линор Горалик за доверие, а переводчицам — за перевод на английский. Альманах, разумеется, заблокирован в России: «хотел в окно посмотреть на двор, но запрещает Роскомнадзор». Используйте обход блокировок!
Какое отношение это имеет к архитектуре? Разве что опосредованное, но в одном моем тексте есть, например, слово «дача», а в другом — слова «город», «здание» и «двор». Если дача и двор это не архитектура, то что тогда?
Какое отношение это имеет к архитектуре? Разве что опосредованное, но в одном моем тексте есть, например, слово «дача», а в другом — слова «город», «здание» и «двор». Если дача и двор это не архитектура, то что тогда?
Дениз Скотт Браун, выдающаяся американская градостроительница и исследовательница, начала фотографировать во время летней школы CIAM в Венеции в 1956 году — ей было 24. Фотография стала важным аналитическим инструментом для Скотт Браун. В этой статье на Reading Design — но не только! — можно найти подборки ее фотографий.
Выставки фоторабот Дениз Скотт Браун проходили на Венецианской Биеннале, в галереях Carriage Trade в Нью-Йорке и Betts Project в Лондоне. Сама она воспринимала фотографию скорее как метод изучения среды. «Я не фотограф», — писала Скотт Браун. — «Я снимаю для архитектуры — если в этом и есть искусство, то оно лишь побочный продукт.»
В сборнике «Having Words» (Architectural Association, 2009), о котором я рассказывала здесь и здесь, Скотт Браун объясняет свой инструментальный подход к архитектурной фотографии: «Если вы остановитесь и начнете размышлять, зачем вам нужен этот кадр, он может исчезнуть. Так что сфотографируйте — и поразмышляйте позже».
Фотографии: Дениз Скотт Браун
Выставки фоторабот Дениз Скотт Браун проходили на Венецианской Биеннале, в галереях Carriage Trade в Нью-Йорке и Betts Project в Лондоне. Сама она воспринимала фотографию скорее как метод изучения среды. «Я не фотограф», — писала Скотт Браун. — «Я снимаю для архитектуры — если в этом и есть искусство, то оно лишь побочный продукт.»
В сборнике «Having Words» (Architectural Association, 2009), о котором я рассказывала здесь и здесь, Скотт Браун объясняет свой инструментальный подход к архитектурной фотографии: «Если вы остановитесь и начнете размышлять, зачем вам нужен этот кадр, он может исчезнуть. Так что сфотографируйте — и поразмышляйте позже».
Фотографии: Дениз Скотт Браун
В начале октября я съездила-таки в Бельгию, как и собиралась, поэтому объявляю неделю Бельгии на Зодчей. Это будет последняя тематическая неделя в этом году, после парижской, роттердамской и немецкой. Надо же, все они вращались вокруг географии — наверное, потому что весь год география вращалась вокруг меня. В следующем году я планирую больше времени проводить дома, в Стокгольме: меньше фланировать, больше думать и писать.
О чем это я там! Начинаем: семь дней — семь историй про бельгийскую архитектуру и вокруг нее.
О чем это я там! Начинаем: семь дней — семь историй про бельгийскую архитектуру и вокруг нее.
Théâtre Royal des Galeries, дословно «Королевский театр галерей» был открыт в Брюсселе в 1847 году как часть галерей Святого Губерта — одного из первых пассажей в Европе. Этот небольшой театр, как и сами галереи, был спроектирован бельгийским архитектором Жан-Пьером Клейзенаром. В нем ставили балеты и оперетты.
В 1951 году театр реконструировали «в итальянском стиле», то есть с обилием красного бархата и золота, а расписать потолок пригласили бельгийского сюрреалиста Рене Магритта. Он и покрыл потолок ярко-голубым небом, по которому плывут облака.
В оригинальном проекте Магритта, как видно на эскизе, кроме облаков по небу плыли и бубенцы — часто встречающийся мотив в его живописи. Эта версия в процессе работы была отметена, неизвестно, художником или заказчиком, но огромная стеклянная люстра в центре плафона состоит из небольших нанизанных друг на друга стеклянных сфер: как утверждается, отсылающих к тем самым к бубенцам.
Фотография: Archi2000
В 1951 году театр реконструировали «в итальянском стиле», то есть с обилием красного бархата и золота, а расписать потолок пригласили бельгийского сюрреалиста Рене Магритта. Он и покрыл потолок ярко-голубым небом, по которому плывут облака.
В оригинальном проекте Магритта, как видно на эскизе, кроме облаков по небу плыли и бубенцы — часто встречающийся мотив в его живописи. Эта версия в процессе работы была отметена, неизвестно, художником или заказчиком, но огромная стеклянная люстра в центре плафона состоит из небольших нанизанных друг на друга стеклянных сфер: как утверждается, отсылающих к тем самым к бубенцам.
Фотография: Archi2000