Старая история про современных ничтожных военкоров России . История советского писателя Дмитрия Фурманова
Недавно были найдены и опубликованы дневники Фурманова. Трусоватый от природы, попавший на Первую мировую не солдатом, а медбратом, Фурманов прошел эволюцию от эсера и анархиста до большевицкого военкора-писателя. В своем дневнике он похваляется тем, что по его приказу расстреляли пленного белогвардейца. Фурманову просто не понравилось его "надменное" лицо:
Едучи по полю, я раздумывал о том, хватит или нет у меня духу расстрелять собственноручно белогвардейца или хотя бы подписать ему смертный приговор. Я вот коммунист, должен быть смелым во всех отношениях, должен быть готовым в любую минуту претворить слово в дело. А смогу ли сделать этот решительный, страшный шаг? Пожалуй, что нет. Ведь до сих пор я лишь косвенно поддерживал расстрелы, угрожая в пространство на митингах, угрожая в статьях, одобряя расправы, учинённые над белыми. Ну, а когда самому придётся, тогда как? Должен смочь! Ведь по существу это одно и то же - говорю ли я и убеждаю других в необходимости суровой расправы с врагом или расправляюсь с ним непосредственно. На этом мои размышления закончились. Наутро, приехав в Русский Кандык, я застал там массу пленных, захваченных славною 73 бригадой. Среди них попался белый офицер.
Привели на допрос. Его жизнь была в моих руках. Я мог отменить, мог предписать любое решение. Все сосредоточились на мне. Задав целый ряд вопросов, я намерен был сопроводить его в Штарм26 как обыкновенного пленного. Кутяков рванулся его обыскивать. Вытащил документы:
- Всё? - Всё, говорит. - А если ещё что найду? - Больше ничего нет. - Смотри, потом не пеняй… - Ничего нет… разве только вот письмо от жены… - А ну, давай его сюда. Он вынул письмо, передал мне. У белого офицера была надменная морда, высокомерная, презрительная. Оказалось, что Ник. Александрович Шумилов, казанский семинарист, окончивший 6 кл[ассов] гимназии, сын полка. Я стал читать письмо. Писала какая-то девушка, видимо, его возлюбленная. "Белые отступят ненадолго, не робей, терпи, говорилось там… от красных житья нет никакого. Храни себя, чтобы отомстить большевикам…" Я даже не дочитал письма:
- Ну, кончено, ведите… - Вести? - обрадовался Кутяков. - Куда вести, расстреливать. - Да, да, - торопился я, ведите… - Я хочу… начал было офицер свои объяснения. - Не о чем разговаривать. Всё ясно, ну - живее! Его увели, расстреляли.
Теперь его нет, уничтожен. Он расстрелян по моему приказанию. Это звучит страшно. Это ещё первый случай в моей коммунистической практике. Он, верно, открывает целую серию подобных решительных актов.
Я стал сосредоточенным и строгим. Не шутил, не смеялся, даже разговаривал мало. Я даже чем-то как будто гордился. Чем? О, конечно, своей решительностью. Когда Кутяков сказал:
- Вон ты какой молодец, ну молодец, а я думал, что ты бандит… (Бандитом он называет человека с какой-либо слабостью и недостатком). Когда он "похвалил" - я снова был горд. К ночи я уже забыл. Сегодня наутро совершенно спокоен.
Это автобиографическое эссе Фурманов назвал "Мой первый приговор". То есть, он продолжил отдавать приказы о расстреле русских людей. Интересно, что Фурманов, как и все каратели, был трусом. В том же дневнике было описано, что Чапаев кадрился к жене Фурманова. Боевому начдиву Фурманов, конечно, даже морду не набил, только плакался в дневнике, как настоящий куколд. Жестоким он был лишь к безоружным пленным: Несколько дней назад… я стал замечать, что Чапай слишком нежно настроен к Нае. Я молчал, никому и ничего не говорил, всё наблюдал, следил за переменою его к ней отношения. Он стал искать уединения с нею, гулял иногда вечером, ехал возле её повозки, смотрел ей нежно в глаза, ловил взгляды и улыбки, брал за руку - любовался.
Старая история про современных ничтожных военкоров России . История советского писателя Дмитрия Фурманова
Недавно были найдены и опубликованы дневники Фурманова. Трусоватый от природы, попавший на Первую мировую не солдатом, а медбратом, Фурманов прошел эволюцию от эсера и анархиста до большевицкого военкора-писателя. В своем дневнике он похваляется тем, что по его приказу расстреляли пленного белогвардейца. Фурманову просто не понравилось его "надменное" лицо:
Едучи по полю, я раздумывал о том, хватит или нет у меня духу расстрелять собственноручно белогвардейца или хотя бы подписать ему смертный приговор. Я вот коммунист, должен быть смелым во всех отношениях, должен быть готовым в любую минуту претворить слово в дело. А смогу ли сделать этот решительный, страшный шаг? Пожалуй, что нет. Ведь до сих пор я лишь косвенно поддерживал расстрелы, угрожая в пространство на митингах, угрожая в статьях, одобряя расправы, учинённые над белыми. Ну, а когда самому придётся, тогда как? Должен смочь! Ведь по существу это одно и то же - говорю ли я и убеждаю других в необходимости суровой расправы с врагом или расправляюсь с ним непосредственно. На этом мои размышления закончились. Наутро, приехав в Русский Кандык, я застал там массу пленных, захваченных славною 73 бригадой. Среди них попался белый офицер.
Привели на допрос. Его жизнь была в моих руках. Я мог отменить, мог предписать любое решение. Все сосредоточились на мне. Задав целый ряд вопросов, я намерен был сопроводить его в Штарм26 как обыкновенного пленного. Кутяков рванулся его обыскивать. Вытащил документы:
- Всё? - Всё, говорит. - А если ещё что найду? - Больше ничего нет. - Смотри, потом не пеняй… - Ничего нет… разве только вот письмо от жены… - А ну, давай его сюда. Он вынул письмо, передал мне. У белого офицера была надменная морда, высокомерная, презрительная. Оказалось, что Ник. Александрович Шумилов, казанский семинарист, окончивший 6 кл[ассов] гимназии, сын полка. Я стал читать письмо. Писала какая-то девушка, видимо, его возлюбленная. "Белые отступят ненадолго, не робей, терпи, говорилось там… от красных житья нет никакого. Храни себя, чтобы отомстить большевикам…" Я даже не дочитал письма:
- Ну, кончено, ведите… - Вести? - обрадовался Кутяков. - Куда вести, расстреливать. - Да, да, - торопился я, ведите… - Я хочу… начал было офицер свои объяснения. - Не о чем разговаривать. Всё ясно, ну - живее! Его увели, расстреляли.
Теперь его нет, уничтожен. Он расстрелян по моему приказанию. Это звучит страшно. Это ещё первый случай в моей коммунистической практике. Он, верно, открывает целую серию подобных решительных актов.
Я стал сосредоточенным и строгим. Не шутил, не смеялся, даже разговаривал мало. Я даже чем-то как будто гордился. Чем? О, конечно, своей решительностью. Когда Кутяков сказал:
- Вон ты какой молодец, ну молодец, а я думал, что ты бандит… (Бандитом он называет человека с какой-либо слабостью и недостатком). Когда он "похвалил" - я снова был горд. К ночи я уже забыл. Сегодня наутро совершенно спокоен.
Это автобиографическое эссе Фурманов назвал "Мой первый приговор". То есть, он продолжил отдавать приказы о расстреле русских людей. Интересно, что Фурманов, как и все каратели, был трусом. В том же дневнике было описано, что Чапаев кадрился к жене Фурманова. Боевому начдиву Фурманов, конечно, даже морду не набил, только плакался в дневнике, как настоящий куколд. Жестоким он был лишь к безоружным пленным: Несколько дней назад… я стал замечать, что Чапай слишком нежно настроен к Нае. Я молчал, никому и ничего не говорил, всё наблюдал, следил за переменою его к ней отношения. Он стал искать уединения с нею, гулял иногда вечером, ехал возле её повозки, смотрел ей нежно в глаза, ловил взгляды и улыбки, брал за руку - любовался.
BY О чем молчат Маваши Дивнич?
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences. The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels.
from us
