После начала СВО активно проявляется тенденция редуцирования (упрощения) не только практик властвования, но и самого российского общества.
Один из базовых принципов социологии управления гласит: субьект управления усиливает свою власть, когда может эффективно управлять акторами, способными креативно и самостоятельно действовать. Управление же серой массой, объединённой, точнее, скрепленной, каким-то набором идеологем (типа советского «Народ и Партия едины») ведет к очевидным кризисам и деградации властвования.
Отток креативных и любящих свободу людей из России является необходимым элементом канализации социального негатива, который повышает лояльность и конформизм. Но этот же отток сужает экономические перспективы и базис властвования. Отсюда и двойственность посыла властей: стигматизация уехавших и, особенно, уклонистов («малодушные») и призывы вернуться креативному классу («умные головы должны вернуться»).
Экстенсивная модель петрократии, ориентированная на экспорт ресурсов в этих условиях, также дает сбой, хотя пример Ирана показывает, что сбывать ресурсы на долгосрочную перспективу в условиях жестких санкций все равно получается, хотя и по цене кратно меньшей.
По сути, после частичной мобилизации власть попыталась отменить удаленную работу из-за рубежа: то есть одно из немногих позитивных следствий мрачных и серых ковидных лет. Более того, не стоит думать, что эта практика была профанирована: нет, во многом российская власть преуспела в этом вопросе.
Многие говорят про практики закрепощения социума, однако сам нарратив не новый: до СВО говорили о практике закредитованности социума, которая обеспечит, якобы, высокую управляемость. С начала СВО социум демонстрирует, скорее, не рост закредитованности, а готовность сокращать свои потребности, тем не менее, нарратив про закрепощение остается. Потому что упрощение модели властвования детерминирует сведение социума к однообразной серой массе. Но полного выражения эта тенденция не получит даже если нынешняя конфигурация власти сохранится на десять лет.
В этом плане контур российской социальности останется многоуровневым и напоминать то ли советское, то ли феодальное общество. Даже жесткая воля власти не способна существенно упростить социальность Москвы и/или Санкт-Петербург, которые, отчасти сохраняют потенциал постиндустриализации даже сейчас. Столицы и некоторые (но не все) мегаполисы будут оазисами относительно модернистской экономики в которых будут скапливаться финансовые ресурсы, а остальное рискуют превратится в сплошной домодернисткий ландшафт с признаками советской индустриальности и сельского хозяйства. И, важно добавить, соответствующего советскому уровня нетерпимости к инакомыслящим в широком смысле этого слова.
Дифференциация (на уровне доходов, стилей жизни, отношения к происходящему) между столичной и остальной Россией будет усиливаться. Тем более, что просадки в нефтегазовых регионах уже начинаются, а прочих региональных центров притяжения людей и капиталов крайне мало (Краснодарский край, Татарстан).
В этом плане в качестве аналогии приходит образ будущего индийского типа: в этой стране 10% населения стараются жить по-европейски (в основном в крупных городах), а остальные в нищете и в формате кастового строя. Естественно, властвование в этих условиях предполагает признаки сословности власти и монополизацию не только идеологии, но и метафизики.
После начала СВО активно проявляется тенденция редуцирования (упрощения) не только практик властвования, но и самого российского общества.
Один из базовых принципов социологии управления гласит: субьект управления усиливает свою власть, когда может эффективно управлять акторами, способными креативно и самостоятельно действовать. Управление же серой массой, объединённой, точнее, скрепленной, каким-то набором идеологем (типа советского «Народ и Партия едины») ведет к очевидным кризисам и деградации властвования.
Отток креативных и любящих свободу людей из России является необходимым элементом канализации социального негатива, который повышает лояльность и конформизм. Но этот же отток сужает экономические перспективы и базис властвования. Отсюда и двойственность посыла властей: стигматизация уехавших и, особенно, уклонистов («малодушные») и призывы вернуться креативному классу («умные головы должны вернуться»).
Экстенсивная модель петрократии, ориентированная на экспорт ресурсов в этих условиях, также дает сбой, хотя пример Ирана показывает, что сбывать ресурсы на долгосрочную перспективу в условиях жестких санкций все равно получается, хотя и по цене кратно меньшей.
По сути, после частичной мобилизации власть попыталась отменить удаленную работу из-за рубежа: то есть одно из немногих позитивных следствий мрачных и серых ковидных лет. Более того, не стоит думать, что эта практика была профанирована: нет, во многом российская власть преуспела в этом вопросе.
Многие говорят про практики закрепощения социума, однако сам нарратив не новый: до СВО говорили о практике закредитованности социума, которая обеспечит, якобы, высокую управляемость. С начала СВО социум демонстрирует, скорее, не рост закредитованности, а готовность сокращать свои потребности, тем не менее, нарратив про закрепощение остается. Потому что упрощение модели властвования детерминирует сведение социума к однообразной серой массе. Но полного выражения эта тенденция не получит даже если нынешняя конфигурация власти сохранится на десять лет.
В этом плане контур российской социальности останется многоуровневым и напоминать то ли советское, то ли феодальное общество. Даже жесткая воля власти не способна существенно упростить социальность Москвы и/или Санкт-Петербург, которые, отчасти сохраняют потенциал постиндустриализации даже сейчас. Столицы и некоторые (но не все) мегаполисы будут оазисами относительно модернистской экономики в которых будут скапливаться финансовые ресурсы, а остальное рискуют превратится в сплошной домодернисткий ландшафт с признаками советской индустриальности и сельского хозяйства. И, важно добавить, соответствующего советскому уровня нетерпимости к инакомыслящим в широком смысле этого слова.
Дифференциация (на уровне доходов, стилей жизни, отношения к происходящему) между столичной и остальной Россией будет усиливаться. Тем более, что просадки в нефтегазовых регионах уже начинаются, а прочих региональных центров притяжения людей и капиталов крайне мало (Краснодарский край, Татарстан).
В этом плане в качестве аналогии приходит образ будущего индийского типа: в этой стране 10% населения стараются жить по-европейски (в основном в крупных городах), а остальные в нищете и в формате кастового строя. Естественно, властвование в этих условиях предполагает признаки сословности власти и монополизацию не только идеологии, но и метафизики.
BY Scriptorium
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. Some privacy experts say Telegram is not secure enough Ukrainian forces have since put up a strong resistance to the Russian troops amid the war that has left hundreds of Ukrainian civilians, including children, dead, according to the United Nations. Ukrainian and international officials have accused Russia of targeting civilian populations with shelling and bombardments. Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more.
from us
