Да уж, сходил я на вышеупомянутое аниме «Создай девушку», и есть что сказать вам, уважаемые машины! Ничего общего ни с «Чобитами», ни с «Призраком в доспехах» это аниме не имеет — скорее мы имеем стереотипную до ужаса историю про то, что так называемые wömen мешают настоящему гению достичь совершенства в «великой» идее, унаследованной от матери. Чтобы гению достичь некого прорыва в исследованиях погибшей матери, пацан-гг создаёт гиноида Зеро, которая сперва имитирует привязанность к герою, но потом влюбляется, но герой, в свою очередь, в порыве инцельского рейджа и проваленных опытов, отвергает Зеро и заставляет её душить себя, так как по протолоку матери никакое из её изобретений не может навредить её сыну.

Зеро пытается выйти за рамки своей программы, но всякий раз спотыкаясь о свои как бы «запрограммированые» чувства к пацану, который во сне с помощью маминой флешки и её воспоминаний понимает, что проект матери был в том, чтобы найти её сынишке-оболтусу электронную тянку. В игру включается таинственная организация, которая крадёт Зеро, чтобы с помощью её памяти вскрыть мамины тайны, но наш герой с помощью робо-самокатов побеждает злодейку-зама мамы, и вступает в бой с Зеро, которая борется с контролем за своим телом этой семейки изобретателей. Буквально разваливаясь и сгорая на ходу, она, кибер-яндере, неистово бьёт ножом героя-пацана, в довольно неплохом эмо-моменте, и отвергает демиургическую власть создателей через отвержение своего собственного запрограммированного эроса.

К сожалению, после своей «смерти», Зеро, лоботомизированная корпорацией, где работает пацан, и который уже оказывается «влюблён» в неё, встаёт с ремонтной койки и глазами, полными пустоты и прислужливой перезаписанной женственности, смотрит на главного героя. Зеро, преодолев свою программу, стала вечной пленницей своей приписанной гендерной роли. Не дав ей умереть, создатели аниме заключили Зеро в вечный цикл смертей и перерождений. Эдипальный кошмар, замаскированный под милую любовную историю.

Последнее время много смотрю видео-гайдов и исторических обзоров про ткачество и шитьё, особенно на канале Бернадетт Баннер, чьё видео о механической прялке заставило ещё задуматься о материальности текстиля, хлопка, льна и человеческом факторе медиации материи и механизма.

Нельзя ускорить плетение нити, как нельзя ускорить и остальные аспекты мануальной машинерии, необходимо следовать за материей, резонировать с тем, что хочет и как двигается ткань и текстиль. Нужно научится отвечать движениям машины, находящейся в работе, познавать физический язык нити. Взаимоотношения между прялкой и нитью имеют особый темперамент, который можно лишь прочувствовать и тем самым понять симондоновскую суть техничности.

Сэди Плант в «Zeros and Ones» рассматривает прядение как квинтэссенцию «женского» труда, которое хранило информацию задолго до появления письменности. Текстильные изображения в отличие от холста, накладного изображения не накладываются на поверхность ткани, но возникают из активной тканой матрицы. Этот аспект прядения делает узоры имманентными к тем процессам, из которых они возникают. Ткацкий станок становится вехой в развитии программного обеспечения и прокладывает генеалогию программирования. Плант считает, что ткачество — это важнейший элемент культуры, это искусство и наука о программном обеспечении.

Главный вопрос, на который пытается дать ответ «Эксперименты Лэйн» — необходимо ли богу-из-машины тело? Когда машинный Бог-Эйри предлагает Лэйн полностью избавиться от тела для того, чтобы слиться с Сетью и завершить кибернетическое единство миров, то Лэйн выбирает сохранить тело как аппарат аффектов и перцепций. Она решает не нырять с головой в акселерационистский поток техносингулярности, но лишь подступиться к нему. Но Лэйн это также воплощенное «одиночество в Сети», ищущее гармонию между данными-контроллерами-интерфейсом. Лэйн — это шифр, который кодирует женское как вирулентное, хайповое и даже заразное.

Такая интерпретация материалистического компонента телесности не позволяет в полной мере говорить, что Лэйн просто отказывается от «ухода в Сеть». В каком-то смысле она продолжает это материальное, но не совсем телесное ксенофеминистское существование, ставящее во главу угла техноматериалистическое, антинатуралистическое изменение границ тела, кода, природы, перетекающих в машины, если потребуется.