— Ой, ну ты не сравнивай, это же две больших разницы: ракетами по тебе бьют или ствольной артиллерией.
Так местная жительница отреагировала на моё возражение, что хоть в Донецке и тихо, но ракетами до него достать реально.
Это всё, что нужно знать о дончанах. У них тут еще какие-то оттенки чувств есть относительно орудий, из которых по ним стреляют. Хотя, смысл понятен: обстрел из стволки хаотичен.
Если честно, я только в ноябре прошлого года поняла, в какой страшной близости от врага жил город – когда мы первый раз ехали через Авдеевку, Водяное, Первомайское, Нетайлово, Карловку…везде здесь были системы укрепов ВСУ. Просто везде. А это даже не подступы к Донецку, собственно это и есть пригород Донецка. Мы засекали с товарищем от нашего дома до точки ноль было 15 минут езды.
Но я это поняла в моменте, а местные так-то всегда знали. И ополченцы знали. Они в этот пригород раньше на выходные к родным ездили. Трамвайные пути соединяли нас и врага.
В городе каждый день кто-то умирал. В любом районе были места, куда лучше не ходить. Иногда эти места совпадали с остановками общественного транспорта, рынками и кладбищами. То есть люди шли, понимая риски: потому что а иначе-то как?
Лотерея смерти разыгрывалась ежедневно. Погибали мусорщики, забирая мусор с поселка шахты 12. Погибали продавцы в своих палатках на рынках Текстильщика. Погибали люди, подрываясь на кладбищах у могил близких. Опаздываешь на автобус - а в него прилет.
Есть в городе кафе, где у меня было первое свидание в жизни и и где мне первый раз дарили цветы. Типа, романтика. Но напротив – дом со снесенным ракетой верхним этажом. Просто вот пустота черная вместо квартиры. Тут же я репортаж делала о погибшей семье. Это и есть Донецк: тут всё критично рядом.
Помню, как за магазином начинали работать ГРАДы и продажа останавливалась: не слышно же друг друга. Но продавцы и покупатели знали, что работают наши и улыбались друг другу. Это, конечно, удивительно теплое и нежное чувство радости, что видишь другого – живым.
Мы жили на войне. Даже обычные интервью в Донецке записывались под звуки выходов и прилётов. Теперь эти звуки - доказательство того, что ты реально ездишь на войну.
Теперь на войну надо ездить, а не так: выходишь в магазин по расписанию обстрелов. Ненормальная это жизнь была, конечно. Как мы вообще могли к такому привыкнуть?
Мы становились тут на всю голову ушибленными романтиками, которые в иные моменты хотели, чтобы город остался вот таким. Борцом. Не смотрите косо, я не из цинизма это говорю, попробую объяснить.
Донецк был зоной отчуждения, в которой собираются только свои. Нужно было иметь весьма близкий друг с другом круг ценностей, чтобы жить здесь. В городе было душевное, какое-то философское спокойствие: мы знали, что в принципе можем здороваться с каждым прохожим – ведь мы по определению друзья, раз идем здесь. Вдоль домов без стекол, и продавцы кафешек советуют не задерживаться – в это время обычно прилетает.
Согласитесь, что-то в этом есть.
Но город не должен был оставаться таким, конечно – метафорической зарисовкой бытия, где смерть не за кулисами, а на основной сцене. Наш Китеж-Град, слава Богу, не ушел под воду, правда, вынужденно перестал быть живым эпосом.
Ну, а что плохого?
Мы не хотим больше слышать звук прилёта и знать, что это оборвалась чья-то жизнь. Не хочу прислушиваться к звукам за окном и думать, а не дрон ли сейчас к нам заглядывает…А что до странного чувство ностальгии…ну, оно всегда бывает. Мы не по войне скучаем, а по чувству единства и нежности к друг другу, когда реально случалось прощаться навсегда.
Теперь понимаешь, что о Донецке надо было издавать сборник рассказов, фиксируя каждый день. Но тогда мы ко всему привыкли и просто жили.
Хорошо, что дожили. Плохо, что далеко не все.
Еще плохо, что город лишился своей важной черты — портреты героев на банерах вместо рекламы. И еще цитат Александра Захарченко на черном фоне остро не хватает. Верните нам их, пожалуйста!
Мы дождались мирной весны благодаря им и забывать не планируем.
— Ой, ну ты не сравнивай, это же две больших разницы: ракетами по тебе бьют или ствольной артиллерией.
Так местная жительница отреагировала на моё возражение, что хоть в Донецке и тихо, но ракетами до него достать реально.
Это всё, что нужно знать о дончанах. У них тут еще какие-то оттенки чувств есть относительно орудий, из которых по ним стреляют. Хотя, смысл понятен: обстрел из стволки хаотичен.
Если честно, я только в ноябре прошлого года поняла, в какой страшной близости от врага жил город – когда мы первый раз ехали через Авдеевку, Водяное, Первомайское, Нетайлово, Карловку…везде здесь были системы укрепов ВСУ. Просто везде. А это даже не подступы к Донецку, собственно это и есть пригород Донецка. Мы засекали с товарищем от нашего дома до точки ноль было 15 минут езды.
Но я это поняла в моменте, а местные так-то всегда знали. И ополченцы знали. Они в этот пригород раньше на выходные к родным ездили. Трамвайные пути соединяли нас и врага.
В городе каждый день кто-то умирал. В любом районе были места, куда лучше не ходить. Иногда эти места совпадали с остановками общественного транспорта, рынками и кладбищами. То есть люди шли, понимая риски: потому что а иначе-то как?
Лотерея смерти разыгрывалась ежедневно. Погибали мусорщики, забирая мусор с поселка шахты 12. Погибали продавцы в своих палатках на рынках Текстильщика. Погибали люди, подрываясь на кладбищах у могил близких. Опаздываешь на автобус - а в него прилет.
Есть в городе кафе, где у меня было первое свидание в жизни и и где мне первый раз дарили цветы. Типа, романтика. Но напротив – дом со снесенным ракетой верхним этажом. Просто вот пустота черная вместо квартиры. Тут же я репортаж делала о погибшей семье. Это и есть Донецк: тут всё критично рядом.
Помню, как за магазином начинали работать ГРАДы и продажа останавливалась: не слышно же друг друга. Но продавцы и покупатели знали, что работают наши и улыбались друг другу. Это, конечно, удивительно теплое и нежное чувство радости, что видишь другого – живым.
Мы жили на войне. Даже обычные интервью в Донецке записывались под звуки выходов и прилётов. Теперь эти звуки - доказательство того, что ты реально ездишь на войну.
Теперь на войну надо ездить, а не так: выходишь в магазин по расписанию обстрелов. Ненормальная это жизнь была, конечно. Как мы вообще могли к такому привыкнуть?
Мы становились тут на всю голову ушибленными романтиками, которые в иные моменты хотели, чтобы город остался вот таким. Борцом. Не смотрите косо, я не из цинизма это говорю, попробую объяснить.
Донецк был зоной отчуждения, в которой собираются только свои. Нужно было иметь весьма близкий друг с другом круг ценностей, чтобы жить здесь. В городе было душевное, какое-то философское спокойствие: мы знали, что в принципе можем здороваться с каждым прохожим – ведь мы по определению друзья, раз идем здесь. Вдоль домов без стекол, и продавцы кафешек советуют не задерживаться – в это время обычно прилетает.
Согласитесь, что-то в этом есть.
Но город не должен был оставаться таким, конечно – метафорической зарисовкой бытия, где смерть не за кулисами, а на основной сцене. Наш Китеж-Град, слава Богу, не ушел под воду, правда, вынужденно перестал быть живым эпосом.
Ну, а что плохого?
Мы не хотим больше слышать звук прилёта и знать, что это оборвалась чья-то жизнь. Не хочу прислушиваться к звукам за окном и думать, а не дрон ли сейчас к нам заглядывает…А что до странного чувство ностальгии…ну, оно всегда бывает. Мы не по войне скучаем, а по чувству единства и нежности к друг другу, когда реально случалось прощаться навсегда.
Теперь понимаешь, что о Донецке надо было издавать сборник рассказов, фиксируя каждый день. Но тогда мы ко всему привыкли и просто жили.
Хорошо, что дожили. Плохо, что далеко не все.
Еще плохо, что город лишился своей важной черты — портреты героев на банерах вместо рекламы. И еще цитат Александра Захарченко на черном фоне остро не хватает. Верните нам их, пожалуйста!
Мы дождались мирной весны благодаря им и забывать не планируем.
BY Андрей Михеев 🇷🇺 Res Ipsa Loquitur
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. The Dow Jones Industrial Average fell 230 points, or 0.7%. Meanwhile, the S&P 500 and the Nasdaq Composite dropped 1.3% and 2.2%, respectively. All three indexes began the day with gains before selling off. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. Anastasia Vlasova/Getty Images
from us
