Аполлон Григорьев

Forwarded from Аполлон Григорьев

Русская прелесть и русская трезвость

Да, Достоевский бессмертен. Да, он наша национальная гордость. Оправданье наше перед судом Божьим. Но не стоит делать из него священную корову. Ко многим его идеям надо отнестись критически. Особенно сегодня.

Умер старец Зосима. Собрался народ, прощаются с ним. А по храму разлилось зловоние разлагающегося тела. И морщатся люди, закрывают носы, а признаться себе не хотят. Не святой, да. Не святой. Будем же честны, и Достоевский если и пророк, то во многом лжепророк.

Вот знаменитая пушкинская речь.
Федор Михайлович оговаривается, что рассматривает гений Пушкина не как литературный критик. А как кто? Как философ.
Он делит творчество Пушкина на три периода, поясняя, что это не хронологическая последовательность, так как Александр Сергеевич целостен и все зачатки в нём даны сразу.

Зоркий глаз увидит здесь гегелевскую триаду. Лишний человек, оторванный от родной почвы(тезис) - познание народной правды(антитезис) - всемирная отзывчивость (синтез).
Онегин(былинка носимая ветром) - Татьяна(крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни) -
Сам Пушкин(и назовет меня всяк сущий в ней язык).

Пушкин - мастер перевоплощения своего духа в дух чужих народов. Вот он пишет оду Корану, а вот отражает дух протестантской Англии. Пушкин потому и самый народный, потому что всечеловечен, как и сам русский человек. Народ
же наш стремится к единению всечеловеческому. Если и желать счастья, то всемирного, на меньшее мы не согласны!

Отсюда Федор Михайлович и заключает, что назначение наше - всемирность, силой братской любви всех людей достигнутая. Русский синтез преодолевает все европейский противоречия, а там и грядёт братское согласие всех племен во Христе. Чьё последнее слово нести нам выпало судьбой.

Ох, широка мечта Федора Михайловича! Ох, широка! Как Россия, развалившаяся меж трёх океанов, так широка! Да и что Россия по сравнению с миром? Национальное преодолевается всемирным(все философы соловьёвской линии). России мало. Нужно всё. И не всё, а прям совсем всё. Всё-всё.

Разве не прелесть это страшная? Разве не крест тяжелейший? Вот он, наш двадцатый век кровавый, весь в этих строчках. Одну душу спасти попробуйте! Всего одну - свою! А тут весь мир...

Или вот из "Дневника писателя":

"Станем всем слугами, для всеобщего примирения. И это вовсе не позорно напротив, в этом величие наше, потому что все это ведет к окончательному единению человечества. Кто хочет быть выше всех в Царствии Божием стань всем слугой. Вот как я понимаю русское предназначение в его идеале."

Вот она и политика позитивной дискриминации русского народа, как культурной, так и экономической. Вот и национал-нигилизм большевиков с проектами вроде перехода с кириллицы на латиницу, с созданием народов и государств за русский счёт. И всё ведь ради "всемирности". Сколько всего на этот алтарь было положено. Десятки миллионов душ человеческих идолищу всемирного государства скормлено...

Розанов, боясь такого "призвания" и остерегая о русской избранности напишет:

"Удивительно, что никому не пришло на ум, "как это место опасно". Т. е как опасно вообще и всемирно стремиться к первенству, исключительности, господству."

"Первое место, очевидно, принадлежит Богу и не принадлежит и никогда не должно принадлежать человеку или группам его, народам. Отсюда-то и объясняется безумие. Мы, собственно, хотим сесть на "Божье место". Хотим - Престола Божия для себя. И, естественно, летим "вверх тормашками".

И

Вот отчего и "смирение" Достоевского, собственно, лукаво же. "Чего" захотел, гордец: стать смиреннее всех. Но смиреннее всех был один Христос, и тайное поползновение Достоевского было подставить любимому своему народу "Христово место, Христов престол". Это явная "хлыстовщина", по определению владык "ересь".

Но Розанова никто не послушал и в прелесть впал. Умывшись кровью двадцатого века, не пора ли протрезветь? Духом трезветь в первую очередь. Ношу брать по силам, быть смиреннее и скромнее. Ближнего любить и за химерами не гнаться.

Русский - значит трезвый!

Подписаться

www.group-telegram.com/us/apollon_grigoryev.com/1215

396 viewsNov 11 at 12:50

Русская прелесть и русская трезвость

Да, Достоевский бессмертен. Да, он наша национальная гордость. Оправданье наше перед судом Божьим. Но не стоит делать из него священную корову. Ко многим его идеям надо отнестись критически. Особенно сегодня.

Умер старец Зосима. Собрался народ, прощаются с ним. А по храму разлилось зловоние разлагающегося тела. И морщатся люди, закрывают носы, а признаться себе не хотят. Не святой, да. Не святой. Будем же честны, и Достоевский если и пророк, то во многом лжепророк.

Вот знаменитая пушкинская речь.
Федор Михайлович оговаривается, что рассматривает гений Пушкина не как литературный критик. А как кто? Как философ.
Он делит творчество Пушкина на три периода, поясняя, что это не хронологическая последовательность, так как Александр Сергеевич целостен и все зачатки в нём даны сразу.

Зоркий глаз увидит здесь гегелевскую триаду. Лишний человек, оторванный от родной почвы(тезис) - познание народной правды(антитезис) - всемирная отзывчивость (синтез).
Онегин(былинка носимая ветром) - Татьяна(крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни) -
Сам Пушкин(и назовет меня всяк сущий в ней язык).

Пушкин - мастер перевоплощения своего духа в дух чужих народов. Вот он пишет оду Корану, а вот отражает дух протестантской Англии. Пушкин потому и самый народный, потому что всечеловечен, как и сам русский человек. Народ
же наш стремится к единению всечеловеческому. Если и желать счастья, то всемирного, на меньшее мы не согласны!

Отсюда Федор Михайлович и заключает, что назначение наше - всемирность, силой братской любви всех людей достигнутая. Русский синтез преодолевает все европейский противоречия, а там и грядёт братское согласие всех племен во Христе. Чьё последнее слово нести нам выпало судьбой.

Ох, широка мечта Федора Михайловича! Ох, широка! Как Россия, развалившаяся меж трёх океанов, так широка! Да и что Россия по сравнению с миром? Национальное преодолевается всемирным(все философы соловьёвской линии). России мало. Нужно всё. И не всё, а прям совсем всё. Всё-всё.

Разве не прелесть это страшная? Разве не крест тяжелейший? Вот он, наш двадцатый век кровавый, весь в этих строчках. Одну душу спасти попробуйте! Всего одну - свою! А тут весь мир...

Или вот из "Дневника писателя":

"Станем всем слугами, для всеобщего примирения. И это вовсе не позорно напротив, в этом величие наше, потому что все это ведет к окончательному единению человечества. Кто хочет быть выше всех в Царствии Божием стань всем слугой. Вот как я понимаю русское предназначение в его идеале."

Вот она и политика позитивной дискриминации русского народа, как культурной, так и экономической. Вот и национал-нигилизм большевиков с проектами вроде перехода с кириллицы на латиницу, с созданием народов и государств за русский счёт. И всё ведь ради "всемирности". Сколько всего на этот алтарь было положено. Десятки миллионов душ человеческих идолищу всемирного государства скормлено...

Розанов, боясь такого "призвания" и остерегая о русской избранности напишет:

"Удивительно, что никому не пришло на ум, "как это место опасно". Т. е как опасно вообще и всемирно стремиться к первенству, исключительности, господству."

"Первое место, очевидно, принадлежит Богу и не принадлежит и никогда не должно принадлежать человеку или группам его, народам. Отсюда-то и объясняется безумие. Мы, собственно, хотим сесть на "Божье место". Хотим - Престола Божия для себя. И, естественно, летим "вверх тормашками".

И

Вот отчего и "смирение" Достоевского, собственно, лукаво же. "Чего" захотел, гордец: стать смиреннее всех. Но смиреннее всех был один Христос, и тайное поползновение Достоевского было подставить любимому своему народу "Христово место, Христов престол". Это явная "хлыстовщина", по определению владык "ересь".

Но Розанова никто не послушал и в прелесть впал. Умывшись кровью двадцатого века, не пора ли протрезветь? Духом трезветь в первую очередь. Ношу брать по силам, быть смиреннее и скромнее. Ближнего любить и за химерами не гнаться.

Русский - значит трезвый!

Подписаться

BY Аполлон Григорьев