Институционализм выходит в «премиальный сегмент».

Банк Швеции присудил премию им. Альфреда Нобеля (в просторечии – «нобелевку по экономике») Дарону Аджемоглу, Саймону Джонсону и Джеймсу Робинсону, исследовавшим влияние институтов на социально-экономическое развитие.
А лауреатами литературной премии им. Александра Пятигорского в этом году стали Андрей Игнатьев и Симон Кордонский. Первый предложил новые интерпретации механизмов общественных изменений через призму взаимодействия личности и власти. Второй известен введением в российский общественно-политический лексикон таких терминов, как «административные рынки», «поместная федерация», «гаражная экономика», «современное отходничество», «промысловая жизнь».

При этом между нобелиатами и «пятигорцами» существенная разница. И это вовсе не размер премии.
Аджемоглу, Джонсон и Робинсон – главным образом, про то, как должно быть.
Игнатьев и Кордонский – про то, как есть.

Это никоим образом не подразумевает, что одни – идеалисты, а другие – конформисты.
Это скорее про запрос элит, который, пусть и опосредованно, но ретранслируется при выборе лауреатов подобных премий.

Западные элиты, по-прежнему озадаченные вопросами переустройством мира, прежде всего – незападной его части, нуждается в «руководстве к действию».
Российские, видимо, всё ещё, как когда-то Юрий Андропов, хотят понять общество, «в котором живут и трудятся».

Бей по Чубайсу – целься в Миллера и Ковальчуков.

Вячеслав Володин вряд ли не знает, кто стал главным бенефициаром критикуемой им реформы электроэнергетики.
При этом «античубайсовский» выпад спикера Госдумы любопытным образом совпал с антисобяниским демаршем ковальчуковского «Яндекса».
Агрегатор приурочил повышение тарифов такси к очередному расширению (уже за МКАД) зоны платных парковок. Что лишь укрепляет уверенность москвичей в абсолютной репрессивности кампании по минимизации использования личного автотранспорта.

А ведь для мэрии «монетизация асфальта» из приятной «побочки», обусловленой борьбой с пробками сегодня превращается в важный источник пополнения городского бюджета.
Особенно, в свете появления дополнительных «квазиполитических» трат в виде взноса ₽170 млрд в ВСМ «Москва – Санкт-Петербург».

Пока Собянин получает «транспортные» удары от питерских, Володин атакует их с «энергетического» фланга.
Не наблюдаем ли мы своеобразную инверсию ситуации 1999-го, когда обострение давнего конфликта двух столиц в значительной степени обусловило формат первого постсоветского «транзита»?
Тем более, что Юрий Лужков, в чьей команде тогда был Володин, тоже неоднократно объявлял войну Чубайсу. А тот, в своё время, поспособствовал переезду в Москву многих весьма влиятельных питерцев.

Растущая инфляция –вполне себе «естественный» (в смысле –неуправляемый) кризис.

В отличие, например, от коллизии вокруг Wildberries, где при желании можно увидеть сознательную игру на обострение
Скажем для определения границ управляемости тех или иных элитариев, с возможностью (в зависимости от результатов «теста») их последующей дискредитации в глазах первого лица. Допустим, при определёнии формата «транзита».

В свою очередь, судьба мандата Набиуллиной определяется скорее её способностью «жестить» и идти до конца при сдерживании цен, нежели готовностью к компромиссам.
Во всяком случае, до тех пор, пока главные недовольные центрабанковской ДКП если не географически , то ментально находятся в пределах Садового кольца, и их ропот можно унимать субсидиями, льготными кредитами и т.п.

Замкнутость и порочность круга «бюджет–расходы–ставка–бюджет» не настолько проблематична и критична (опять же –пока?).
Чего нельзя сказать о риске «инфляционной политизации».
Особенно, если (когда) те, кого называют «новыми богатыми», обнаружат, как быстро «съедаются» их доходы, часто кровно-заработанные в буквальном смысле.

Вообще говоря, «инфляционной заглушкой» могли бы стать маркетплейсы.
Но для этого надо купировать «управляемые» кризисы, с ними связанные.
А тогда существенно усложняется решение не менее большой, но неэкономической, задачи, ради которой затевались эти многоходовки

Вокруг платежной системы БРИКС тумана едва ли не больше, чем ажиотажа.
Но если в этом проекте есть что-то, помимо PR (точнее – если есть искреннее желание выйти за рамки «разводящей базы»), -- тогда наиболее логично пойти по пути, условно говоря, ортогональному тому, о котором чуть менее 3 лет назад писал в своём нашумевшем эссе Владислав Сурков.

Бывший кремлёвский главный идеолог предлагал «расширять Россию» за счет «экспорта хаоса».
Наиболее рабочий вариант для решения как текущих операционных (антисанкционных), так и более масштабных, геоэкономических (а то и геополитических) задач в рамках БРИКС -- «экспорт техноэкономической революции». Если использовать термины Сергея Чернышёва.

Автор книги «К возобновлению истины» как технократ par excellence подчёркнуто дистанцируется от противоборствующих идеологий, «-измов» и, тем более, «башен».
Но «социальные инженеры», которых Чернышев видит в качестве основных «преобразователей институтов», -- явно не из числа «силовиков» или «олигархов» (хотя это и не кабинетные ученые тоже).

Более того, «техноэкономический транзит» в пределе подразумевает исчезновение иерархий, построенных на неравномерном доступе к ресурсам (сырьевым, административным, финансовым, земельным, людским).
Согласятся ли с таким результатом обнуления транзакционных издержек те, кто делает профит на их капитализации, -- вопрос далеко не праздный. Но и не совсем риторический.
Особенно, если вспомнить сурковскую же «социальную энтропию» --тоже функцию тех самых издержек.
Он ведь не так, чтобы идёт на убыль, хотя кое-какие стержневые идеи бывшего «серого кардинала» реализованы на практике.

А разве, говоря о «техноэкономическом транзите», мы имеем в виду именно такие практики?

https://www.group-telegram.com/EbuldinSkySpez/19144

Перестановки в руководстве ФНПР превращают её в актив РЖД.
Шмаковский преемник Сергей Черногаев, до того, как в 2021-м перейти в профсоюзную федерацию, 33 года проработал на железной дороге, дослужившись до должности начальника департамента соцразвития транспортной монополии.

Впрочем, у такого «отраслевого крена» ФНПР есть и серьезные риски.
С учётом «вшитого» (и теперь обостряющегося) конфликта железнодорожников с угольщиками и традиционно сильных и (временами) весьма политически активных шахтерских профсоюзов.

Последние теперь получают повод обвинить ФНПР в «корпоративной» ангажированности.
И тем самым лишить Кремль возможности использовать уже бывшую шмаковскую федерацию для хоть какого-то влияния на профсоюзное движение.

2 ноября 2009 года был застрелен Шабтай Калманович, один из самых влиятельных «теневиков», тесно связанный с высокопоставленными «питерцами».
В организации убийства, которое оказало влияние на многие политэкономические процессы в стране и, возможно, отчасти обусловило провал путинско-медведевского «транзита», обвинили баталхаджинцев.

Ровно 15 лет спустя силовики «опубличили» версию об участии этого ингушского вирда (чьё боевое крыло признано в РФ террористической организацией) в подготовке теракта в «Крокус-Сити» -- события, так же ставшего очередной точкой бифуркации в современной российской истории.

Нетаньяху, конечно же, не знал «на все сто», что Трамп победит.
Но он прекрасно осознавал – избранный президент США непременно потребует от Израиля скорейшего сворачивания операции в Секторе Газа и Ливане. Максимум – до инаугурации, а то и раньше. Во время президентской кампании палестино-израильское обострение позволяло обоим кандидатам зарабатывать электоральные очки за счет еврейского или арабского лобби. После её завершения «горящий Ближний Восток» становится для будущего хозяина Белого дома безусловной проблемой, которую желательно поскорее разрешить.

В свою очередь, прекращение войны с ХАМАС и «Хезболлой» автоматически означает начало расследования причин трагедии 7 октября. И как следствие – отставку израильского премьера и досрочные выборы.
И если при таком развитии событий у Нетаньяху остается хоть какой-то шанс всё-таки вернуться в премьерское кресло, то он напрямую зависит от результатов, достигнутых к тому моменту, когда война будет «поставлена на паузу».
Но тогда политические «победные» дивиденды непременно надо делить с военными. А поскольку Йоав Галант – вполне себе самостоятельный политик, то оставляя его во главе министерства обороны, Нетаньяху собственными руками создавал бы себе серьезного (и потенциально – более удачливого) конкурента.

В этом смысле, отправив Галанта в отставку, Нетаньяху играет на опережение.
И заодно – здесь уже можно усмотреть «ставку на Трампа» -- повышает собственную ценность для Вашингтона.
Ведь теперь уже бывший глава Минобороны, автоматически превращаемый вторничной отставкой в самого популярного оппозиционного политика в Израиле, связан с элитариями (вроде Бени Штейнмеца или Мохаммеда Амерси), чьи предложения по формату ближневосточного урегулирования, мягко говоря, расходятся с теми, которые продвигает трамповский зять Джаред Кушнер.
Между тем, усмирение Ближнего Востока на его условиях важно для Трампа и само по себе, и как элемент более масштабных антикризисных многоходовок и разменов, включающих, разумеется, и украинский трек.

Прошедшие американские выборы – пожалуй, первые в истории страны (и наверное – Запада в целом) -- были, прежде всего, про демографию.

Понятно, что «республиканский»/консервативный нарратив pro-Life и «демократический»/прогрессистский pro-Choice сталкивались и прежде.
Но ранее вовсе не они (точнее – не в первую очередь они) задавали тон в схватке за Белый дом.

До недавних пор густонаселенный «глобальный Юг» еще довольствовался ролью источника ресурсов (включая человеческие) и/или рынка сбыта, не претендуя на доступ к «управляющему модулю».
А финансовое, технологическое, и медийное доминирование обеспечило США удержание глобальных командных высот.
Теперь доллар, бигтехи и Голливуд с CNN не гарантируют автоматическое сохранение титула «Империи №1».
Зато «новая этика» делает нынешний «Рим» уязвимым перед витальностью «новых варваров». При том, что сама по себе эта «ново-этическая» демографическая угроза – в значительной степени побочный эффект технологических достижений. Когда «вкалывают роботы» –не нужен человек.

Поэтому, кстати, в присоединении к кампании Трампа ряда технологическо-предпринимательских фронтменов во главе с Маском нельзя не усмотреть серьезных концептуальных противоречий. Каким бы многодетным и «пролайфовским» ни был сам создатель Tesla.
Вполне понятны бенефиты, полученные или получаемые обоими союзниками.
Трамп, благодаря Маску, перестал казаться «олдскульным консерватором» и смог переманить у Харрис часть молодого электората.
Маску и примкнувшим к нему другим резидентам Кремниевой долины смена «политической крыши» обеспечивает защиту от «старых» институтов, которые (как лишний раз показал кейс Павла Дурова) не в состоянии адаптироваться к новой технологической реальности, но которые традиционно фетишизируют демократы.
Но если делать Америку снова великой с помощью ИИ, беспилотников и т.п., при этом неустанно плодясь и размножаясь, –то надо либо перестраивать национальную систему перераспределения богатства для массовых выплат безусловного базового дохода (по сути реанимируя нещадно критикуемый трампистами велфер), либо -- обрекать страну на перманентную войну всех против всех. С обнулением какого-либо величия.

Можно, правда, попробовать избежать «антиутопических крайностей», проведя то, что Сергей Чернышев называет «техноэкономическим реинжинирингом институтов». -- Провести институциональную донастройку, затрагивающую большинство (если не все) аспектов взаимоотношений в треугольнике «государство – бизнес – общество», максимально задействовав для этого информационно-технологические новации и ресурсы.

Самому Трампу как капиталисту par excellence такие подходы и язык вряд ли будут близки и понятны. А вот Маску или Вэнсу (весьма вероятному кандидату-2028) – вполне.
К тому же, last but not least, в этом случае команде 47 президента США могут пригодиться российские интеллектуальные наработки. Что, несомненно, повысит заинтересованность Вашингтона в сотрудничестве (а не конфронтации) с Москвой.

В XVII–XVIII вв. Амстердам называли новым Иерусалимом из-за размеров местной еврейской диаспоры и масштабов её влияния. Так, например, состоятельные сефарды владели значительной частью акций голландской Ост-Индской компании.
Однако уже в XIX веке сефардские капиталы перекочевали в Лондон. А Амстердам оказался едва ли не единственным крупным европейским финансовым центром, в котором не открыли свой банк главные ашкеназские «олигархи» Ротшильды.

Потеря Амстердамом геоэкономической инициативы в не меньшей степени, чем «британскими происками», была обусловлена неготовностью и нежеланием голландских купцов и банкиров вкладываться с создание промышленных производств.
Очевидно, «бархатный еврейский исход» стал и следствием, и причиной голландского «торможения».

Тем показательнее, что инцидент с израильскими болельщиками произошел на фоне европейского промышленного кризиса (по крайней мере, в «гражданских» отраслях) и победы Трампа, с высокой долей вероятности обрекающей Старый Свет на геополитическое и геоэкономическое одиночество.
Пережить новые «темные века» Европе мог бы помочь перенос отраслевых акцентов на финансы и логистику. Т.е. как раз на то, что три столетия назад обусловило могущество Амстердама.

С этой точки зрения драматические события сегодняшней ночи никак не способствуют росту капитализации голландского мегаполиса.
Даже если усомниться в сохранении у современных евреев тех же коммуникационных и коммерческих талантов, которые отличали их соплеменников в Средние века и Новое время.

Причем, список акторов, потенциально не заинтересованных в переформатировании (но при этом – сохранении) роли континентальной Европы в мировой экономике и, соответственно, в «ренессансе Амстердама» (как в следствии и причине такой «промышленной контрреволюции»), не ограничивается тем же Лондоном или «новыми центрами силы».
Европейской бюрократии тоже не выгодна «деиндустриализация капитала», снижающая зависимость его обладателей от «ширнармасс». А значит, -- и от различных уровней исполнительной власти.

Вслед за изоляционизмом и протестантским фундаментализмом девелопер Трамп проводит реновацию феминизма

Дважды не дав женщинам возглавить Белый дом, он теперь сам формирует «женский кабинет».

Но, пожалуй главный парадокс –в том, что политик, сделавший одной из своих целей реиндустриализацию Америки, апеллирует к доиндустриальным архетипам «женских богинь».
Безусловно, комплексы имеют место быть. Тем показательнее, что дальние предки Трампа –из тех же краёв, где родились или вели активную деятельность Фрейд, Захер-Мазох и Яков Франк.
Очевидно, эти центрально-европейские подсознательные «гроты и тропы» определяли и будут определять подходы 47-го президента США (в т.ч. и во внешней политике) едва ли не в большей степени, чем советники или даже многолетний предпринимательский опыт.

https://www.group-telegram.com/ogon_media/738

После того, как Трамп номинировал Говарда Лютника на пост главы Минторга, шорт-лист претендентов на Минфин возглавил сооснователь Apollo Global Management Марк Роуэн.

62-летний Роуэн –один из «пионеров» индустрии private equity funds и один из основных спонсоров университета Пенсильвании (штата, сыгравшего решающую роль в кампании Трампа), а Apollo Global – один из крупнейших «проводников» саудовских капиталов.
Но не менее интересно, что главный трамповский финансист – воспитанник Майкла Милкена, с которым избранный 47-й президент США активно сотрудничал, еще будучи «обычным девелопером», и которого помиловал на исходе своего первого президентского срока.

Милкеновская «машина мусорных облигаций» не только запустила в конце 80ых процесс масштабного передела корпоративной Америки и (во многом поэтому) стала причиной уголовного преследования своего создателя.
Выражаясь в чернышевских терминах, Милкен со своими единомышленниками (в числе которых был и Роуэн) создал едва ли не первую финансовую платформу, позволяющую обнулять трансакционные (здесь, опять же – финансовые) издержки, соответственно, владельцам капиталов и бизнесов.

Ранее мы отмечали, что если существует решение стоящих перед Трампом подчас противоречащих друг другу задач, то оно скорее всего заключается в платформенном/ «техноэкономическом» реинжиниринге институтов.
Приход Роуэна в Минфин можно рассматривать как готовность избранного американского президента сыграть в такую игру.
Особенно, учитывая роль денег как института для США и степень турбулентности, в которой он, этот институт, сейчас оказался.

Сурковские «ноябрьские тезисы» однажды (три года назад) уже продемонстрировали высокий «процент попаданий», чтобы не пытаться в очередном публичном выступлении бывшего главного идеолога искать грань между инсайтом и инсайдом.

При этом гендерный нарратив, к которому отсылает заголовок и за который уцепились многие комментаторы, -- скорее маскирует, нежели высвечивает реальную цель автора.
Намного интереснее сопоставить пассажи про «авторитарный (!) дуэт Трампа и Маска, шествующий во главе восставших консерваторов», возможность «либеральной недемократии», опасения реванша «сексуально неозабоченного либерализма» с масковским же неприятием идеи «многополого мира» и «олигархическим» титулом, присвоенным миллиардеру западными СМИ.
Если же вспомнить ещё, что текст вышел между запусками Super Heavy и «Орешника» -- сурковсий паззл представляется уже в совсем другой, вовсе не сексуальной, плоскости.

Предположим, что, -- благодаря Маску, хотя не только ему, -- именно конкуренция ракетных технологий (а не контроль над ресурсами или глобальной логистикой) станет основным измерением российско-американских отношений во время очередной трамповской каденции.
Тогда на первые роли (причем, вовсе не в одних США) выходят не народ и даже не силовики, не говоря уже о различных партократах, а те, кого в советские времена называли «научно-технической интеллигенцией».
Разумеется, в СССР эта «прослойка» далеко не всегда была допущена к управляющему модулю. Но в периоды обострений противостояния с Западом ровно так и случалось. Тот же «Южмаш» своим появлением, – точнее, преобразованием в начале 50ых Днепропетровского автомобильного завода в крупнейший в Союзе комплекс по производству ракет, – во многом обязан Сергею Королеву. Хотя, конечно же, и Лаврентию Берия тоже.

Сурков, имеющий в своем управленческом анамнезе неудачный опыт «царя по инновациям», прекрасно понимает, насколько велико различие между бенефициарами ноократии и суверенной демократии.
Но сходное предположение можно сделать в отношении консервативной демократии или, тем более, любых неомонархических изводов.
По крайней мере, сурковский призыв «не переставать с тревогой вглядываться вдаль» -- вполне себе повод для создания мощной коалиции тех, для кого сциентизм – едва ли не большее зло, чем политтехнологическое программирование со стороны «шестой колонны».

Хороший государственник в России не может быть «прозападным», но он может не быть «прокитайским».

В этом смысле интересно проследить за тем, как – в зависимости от внешне- и внутриполитических раскладов – меняется степень интереса (и в обществе, и в элитах) к фигуре Петра Столыпина, который видел угрозу «не с одного Запада» и призывал к «мудрости и осторожности» во взаимоотношениях с Китаем.
Что, возможно, стало одной из причин столыпинского конфликта с другим политическим «тяжеловесом» последних имперских десятилетий – Сергеем Витте, настаивавшем как раз на активизацию сотрудничества с Поднебесной.

Тем показательнее практически одновременный выход на федеральный телеэкран сериала «Столыпин» и документального фильма, напоминающего массовому зрителю о столыпинском поклоннике и популяризаторе из ельцинских времен – Борисе Федорове.
В биографии этого бывшего вице-премьера, министра финансов и главы Госналогслужбы есть еще один весьма примечательный ныне факт – по сути, именно Федоров открыл дорогу к карьерным высотам для Михаила Мишустина. И нынешний глава правительства – ключевой и самый высокопоставленный (на сегодняшний день) участник фильма.

Даже допуская, что эти совпадения и аллюзии случайны и непреднамеренны, нельзя исключать наступления момента (истины?), когда цепочка «Столыпин – Федоров – Мишустин» может стать закономерной и «многое объясняющей».
Особенно, если (когда) выяснится, что ставка на Китай не гарантирует от «великих потрясений».

Газета Jerusalem Post написала о главном «еврейском посреднике» Трампа – «хабадском» раввине Йехуде Каплуне.

Партнер Каплуна по компании RussKap Water Эдвард Руссо до недавнего времени возглавлял американскую «дочку» WaterGen, созданной Михаилом Мирилашвили.

Совпадение нового витка сирийского кризиса с прекращением огня между Израилем и «Хезболлой» слишком очевидно, чтобы не увязывать эти два события.
Но те, кто усматривает в нынешнем наступлении суннитских радикалов на позиции поддерживаемого Ираном и его «прокси» режима Асада происки еврейского государства – как минимум, «ищут под фонарем». А как максимум – упускают более широкий контекст нынешних «ближневосточных битв». И главное – разнонаправленность долгосрочных интересов их участников, которые до недавнего времени вроде как выступали единым фронтов.

Поэтому для начала нелишне напомнить, что последняя (по времени) война между Израилем и «Хезболлой» стала результатом той цепной реакции, которая была запущена «хамасовским» нападением 7 октября 2023 года.
В том, что израильские ответные действия в Секторе Газа рано или поздно приведут к вмешательству Ирана и/или патронируемых им шиитских группировок, мало у кого вызывало сомнения.
Благо именно в Тегеране больше всего любят использовать термин «Ось сопротивления», под которым понимаются и «Хезболла», и хуситы, и ХАМАС. Нюанс, правда, в том, что палестинские радикалы – сунниты. Далеко не во всём их взгляды с «режимом аятолл» совпадают. И один из таких «камней преткновения» -- Башар Асад.

В 2012 году Исмаил Хания объявил о поддержке сирийской оппозиции. Что наблюдатели не без оснований расценили как «привет» от главного (по крайней мере – более щедрого, чем Иран) «хамасовского» спонсора – Катара.
Собственно, расшатывание режима Асада в начале десятых любопытным образом совпало с отказом сирийского президента от участия в амбициозном проекте по строительству катарско-турецкого газопровода, который должен был поставлять эмиратское «голубое топливо» в Европу и проходить через территорию Сирии. Тогда Дамаск предпочел стать транзитером для иранского, а не катарского газа.

Позднее, так и не занятую Катаром «трубопроводную нишу» попытался занять Израиль, договорившись было о снабжении юга Европы газом со своих шельфовых месторождений. В перспективе к этому проекту предполагалось привлечь и власти Сектора Газа (в прибрежной зоне которого тоже есть запасы газа), и Ливан.
Понятно, что боевые действия, начатые Израилем после «Черного шаббата», поставили все эти начинания на паузу. А выдача МУС ордера на арест Нетаньяху делает ничтожными шансы, что Европа пойдет на возобновление каких-либо газовых сделок с Израилем. По крайней мере, при сохранении нынешнего правительства в Иерусалиме. Или даже в случае смены Нетаньяху на Галанта, еще одного фигуранта «мусовского» дела.

Итак, Израиль выведен из большой ближневосточной «газовой игры» репутационно и юридически.
«Хезболла» как проводник иранских интересов в регионе и ключевой защитник режима Асада значительно ослаблена в военном смысле.
Остаётся Россия, но она крайне заинтересована в посреднических услугах Катара по украинскому треку. Лишнее тому подтверждения – содействие эмирата в возвращении к своим семьям, соответственно, украинских и российских детей.

При таких промежуточных итогах и с учетом происходящего сейчас в Сирии вовсе не кажется фантастичной реанимация катарско-турецкого газопроводного проекта. Особенно, с учетом опасения Европы попасть в полную энергетическую зависимость от Трампа.
Даром, что когда завершится эта, начатая больше года назад партия, ни у кого уже не будет сомнений в том, кто на самом деле её разыграл.

Отказав бюджету-2025 в надежде получить «газпромовские» дивиденды, Силуанов нанес «стратегическое поражение» госкапитализму.
Даром, что попутно на грани обнуления оказались орешкинско-набиуллинские планы по «фондовой» мобилизации средств населения.

Ущемление интересов тех, кого Дм.Белоусов назвал «новыми богатыми», и, соответственно, социально-политические риски Кремля, окажутся в этом случае тем меньше, -- чем скорее «народно-капиталистические мечты» будут заменены «корпоративно-поместными» реалиями.
А вероятность такого сценария формирования «новой элиты» заметно возрастает как раз в свете фактического силуановского признания неэффективности нынешнего менеджмента «Газпрома».

Спустя 20 лет после ухода Ротшильдов с «золотого рынка» Игорь Сечин дает возможность влиятельному семейству вернуться в родную стихию.

При этом символично, что о замене доллара золотом в качестве главного расчетного инструмента в мировой торговле и в нефтяных расчетах, в частности, заговорил человек, чьи действия во многом и предопределили ротшильдовский демарш 2004 года.
Без спродюсированного Сечиным «дела ЮКОСа» были бы невозможны национализация российской нефтяной ренты и инвестирование её в долларовые (!) активы через созданный Кудриным стабфонд.
А после того, как одна из мировых «нефтяных житниц» настолько прочно увязала свои доходы и благополучие с американской валютой, Ротшильды не без оснований сочли дальнейшие игры с лондонским золотым фиксингом контрпродуктивными.

Остается только понять, в какой степени нынешнюю сечинскую «переоценку ценностей» обусловило превращение доллара в «санкционный инструмент», а в какой – наступление «новых силовых элит», вынуждающие «старых силовиков» укреплять свои позиции внутри страны неожиданными, но эффективными союзами вовне.

Назначение Хинштейна в Курскую область – инверсия 8-летней давности назначения Кириенко первым замруководителя АП.

Тогда успешного корпоративного управленца сделали главным по пиару и гуманитарным технологиям «всея Руси».
Теперь «пиарщик в анамнезе» становится региональным «кризисным управленцем».

Строго говоря, ничего удивительного в этом нет. С учетом той роли, которую означающее (в отличие от означаемого) играет в современном мире.
Другой вопрос – нет ли шансов у Хинштейна из «концептуального антипода» Кириенко стать его сменщиком. Например, если хинштейновский хороший знакомый Дюмин пойдет выше и дальше должности президентского помощника.

Разумеется, многое зависит от результатов работы Хинштейна в качестве курского врио губернатора.
Но ведь хороший пиарщик -- потому и хороший, что обладает элементарными навыками создавать если не мир, то его представление.

Если «арабскую весну» можно считать «могильщицей» однополярного мира, то нынешняя «сирийская зима» -- первый серьезный кризис мира многополярного.

В начале десятых (на примере Каддафи, но не только) «демократии» наглядно продемонстрировали «автократиям» невозможность получения сколько-нибудь долгосрочных гарантий.
Сегодня турецкая и катарская «автократии», уже не довольствуясь ролью подносчиков медийных и финансовых «снарядов» (как это было в 2011-2012 годах), стали основными бенефициарами атаки на асадовскую (но не только) «автократию».

При этом ссылки Анкары на асадовское невнимание к народу – не просто использование демократической риторики для маскировки обыкновенного имперского реваншизма.
Как и аллюзия воспетого Эрдоганом «марша оппозиции» на пригожинский «марш справедливости» -- не только в том, что протурецкие группировки «огнем и мечом» прошлись как раз по местам боевой (и коммерческой) славы ЧВК «Вагнер».

Похоже, в намечающейся схватке «автократий» более эффективными оказываются менее бюрократизированные и централизованные (да простится нам такой политический оксюморон)
Либо – обладающие не ограниченным (ни географически, ни интеллектуально, ни санкционно) доступом к ресурсам, которые позволяют и оказывать геополитическое (а то и военное) давление на конкурентов, и поддерживать благосостояние своего населения на уровне, гарантирующем от сколько-нибудь чувствительной для стабильности режима конфронтации между ключевыми социальными/этническими/религиозными группами.

Обеспечение одновременно политической и экономической мобильности – скорее идеальный сценарий.
Оптимальный -- ослабление политических «гаек» в условиях экономического «сжатия» (например, из-за ресурсного дефицита) или, наоборот, полный отказ от экспроприационных и/или дирижистских подходов при сохранении абсолютного политико-идеологического контроля над общественными процессами.
Отсутствие какой-либо «либерализации» и в политике, и в экономике – наихудшая из «автократических» комбинаций. Что, собственно, и доказал на своем примере Асад.