Зона интереса 1. Глейзер, видимо, что-то слышал о теме нерепрезентируемости Холокоста, судя по первым трем минутам фильма в темноте. Из интервью следует, что свой диспозитив он нащупал сам: в какой-то момент решил, что не будет следовать за Хессом в лагерь, покажет все только с одной стороны забора. Экономно опять же. То есть в соответствии с французской терминологией, нам показывают все время champs (такая тут игра слов), прямую точку, но не показывают contrechamps, точку обратную, ту, которая по другую сторону стены, возведенной и прилежно поддерживаемой семейством Хессов. Точнее, contrechamps есть, и довольно изящный, — когда показывают лагерь уже в состоянии музея, пустой, в котором убираются уборщицы, как все время убираются служанки в домики четы Хесс.
Нет показа лагеря, выдумывать и показывать который, как было признано в ходе многочисленных, и подзабытых уже, дискуссий (по поводу «Списка Шиндлера» и американского сериала «Холокост»), в основном французских, считается непристойно. Непристойно дать увидеть, но можно дать услышать. Но разве точное воспроизведение звуков лагеря не менее непристойно, чем воспроизведение его картинки? Это вопрос. К счастью или к несчастью, в «Зоне интереса» звук не кажется диегитическим, сколько бы ни захлопывали окна и ни лаяла собака в кадре в ответ на лай овчарок за стеной. Это в основном электронный drone, рокот (генератор или трансформатор), в котором прорываются крики, выстрелы и пр. По идее, накапливаясь, к концу сеанса он должен создать у зрителя неуютное чувство. Не потому что такой исторически реконструированный и реалистический, но потому что у работающего генератора сидеть устанешь или шум с улицы рано или поздно достанет. Но звук-то все равно фильму внешний, экстрадиегитический.
Он выдает суть «Зоны интереса»: это совриск. Это вроде бы фильм, но и как бы инсталляция: вот снятая широкоугольником с мощной глубиной резкости, очень красивая картинка жизни четы Хесс, которую хоть сейчас в лайтбокс; вот саундтрек, отдельно, в наушниках можно послушать; вот уборщицы в музее Аушвица, а вот идиотский footage, снятый камерой ночного видения с маленькой полькой, ночью разбрасывающей возле лагеря яблоки. Инсталляция единства диегезиса не предполагает, она предполагает гетерогенность и интермедиальность, из которых что-то должно родиться.
Зона интереса 1. Глейзер, видимо, что-то слышал о теме нерепрезентируемости Холокоста, судя по первым трем минутам фильма в темноте. Из интервью следует, что свой диспозитив он нащупал сам: в какой-то момент решил, что не будет следовать за Хессом в лагерь, покажет все только с одной стороны забора. Экономно опять же. То есть в соответствии с французской терминологией, нам показывают все время champs (такая тут игра слов), прямую точку, но не показывают contrechamps, точку обратную, ту, которая по другую сторону стены, возведенной и прилежно поддерживаемой семейством Хессов. Точнее, contrechamps есть, и довольно изящный, — когда показывают лагерь уже в состоянии музея, пустой, в котором убираются уборщицы, как все время убираются служанки в домики четы Хесс.
Нет показа лагеря, выдумывать и показывать который, как было признано в ходе многочисленных, и подзабытых уже, дискуссий (по поводу «Списка Шиндлера» и американского сериала «Холокост»), в основном французских, считается непристойно. Непристойно дать увидеть, но можно дать услышать. Но разве точное воспроизведение звуков лагеря не менее непристойно, чем воспроизведение его картинки? Это вопрос. К счастью или к несчастью, в «Зоне интереса» звук не кажется диегитическим, сколько бы ни захлопывали окна и ни лаяла собака в кадре в ответ на лай овчарок за стеной. Это в основном электронный drone, рокот (генератор или трансформатор), в котором прорываются крики, выстрелы и пр. По идее, накапливаясь, к концу сеанса он должен создать у зрителя неуютное чувство. Не потому что такой исторически реконструированный и реалистический, но потому что у работающего генератора сидеть устанешь или шум с улицы рано или поздно достанет. Но звук-то все равно фильму внешний, экстрадиегитический.
Он выдает суть «Зоны интереса»: это совриск. Это вроде бы фильм, но и как бы инсталляция: вот снятая широкоугольником с мощной глубиной резкости, очень красивая картинка жизни четы Хесс, которую хоть сейчас в лайтбокс; вот саундтрек, отдельно, в наушниках можно послушать; вот уборщицы в музее Аушвица, а вот идиотский footage, снятый камерой ночного видения с маленькой полькой, ночью разбрасывающей возле лагеря яблоки. Инсталляция единства диегезиса не предполагает, она предполагает гетерогенность и интермедиальность, из которых что-то должно родиться.
BY Ромер и Беннинг
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Telegram was founded in 2013 by two Russian brothers, Nikolai and Pavel Durov. "There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows.
from br
