ДБ сравнивает два перевода «Зази в метро» Раймона Кено: перевод Леонида Цывьяна 2002 года и вариант, выполненный в 1992 году целой бригадой переводчиц, оказавшихся довольно стыдливыми; избранная Цывьяном манера отчаянного подражания заведомо непереводимому оригиналу кажется натужной, но по крайней мере нам становится понятно, «в каких местах смеяться». АТ прочитал – и перечитал – повесть «Две Ревекки» Михаила Кузмина, наслаждаясь стилем великого эстета и удивляясь жёсткости и логичности выстроенного им повествования. МК взялся читать беларуский перевод мемуаров Соломона Маймона, ожидая от этого записного идеалиста пространных размышлений «за жизнь», но вместо этого оказался посреди детально и строго описанной политэкономической панорамы жизни евреев в Речи Посполитой; что, впрочем, закономерно: ведь Маймон известен в первую очередь тем, что указал Канту на недостаточную строгость его обоснования возможности и принципов познания, да так убедительно, что Кант признал его единственного равным себе.
ДБ сравнивает два перевода «Зази в метро» Раймона Кено: перевод Леонида Цывьяна 2002 года и вариант, выполненный в 1992 году целой бригадой переводчиц, оказавшихся довольно стыдливыми; избранная Цывьяном манера отчаянного подражания заведомо непереводимому оригиналу кажется натужной, но по крайней мере нам становится понятно, «в каких местах смеяться». АТ прочитал – и перечитал – повесть «Две Ревекки» Михаила Кузмина, наслаждаясь стилем великого эстета и удивляясь жёсткости и логичности выстроенного им повествования. МК взялся читать беларуский перевод мемуаров Соломона Маймона, ожидая от этого записного идеалиста пространных размышлений «за жизнь», но вместо этого оказался посреди детально и строго описанной политэкономической панорамы жизни евреев в Речи Посполитой; что, впрочем, закономерно: ведь Маймон известен в первую очередь тем, что указал Канту на недостаточную строгость его обоснования возможности и принципов познания, да так убедительно, что Кант признал его единственного равным себе.
What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists." But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added.
from us
