«Вернись и возьми» (из «Африканской книги» Александра Стесина)
В одной повести собрано, кажется, всё, что способно меня подкупить. Во-первых, увлечённый рассказчик (осторожно: его увлечение заразно). Во-вторых, вещи, которые мне было бы интересно, но слишком страшно сделать самой, — например, поехать в глушь какой-нибудь страны с непривычным укладом жизни. В-третьих, неотворачивание от неприглядной стороны этой самой жизни; растущее понимание, как при встрече с ней себя вести. В-четвёртых, наблюдения о межкультурной коммуникации. В-пятых, приятный язык. И в качестве бонуса — ненавязчивая ирония.
Повесть состоит из двух частей: в первой автор? списанный с автора персонаж? работает в благотворительном госпитале в американском Бриджпорте, во второй — в ганской Эльмине. И там, и там он встречает целую галерею колоритных лиц.
Многие из них при всей своей яркости находятся не на своём месте. Скажем, медсестра Нана Нкетсия — представительница влиятельного ганского рода, заброшенная родителями во враждебную американскую среду и рассорившаяся с ними из-за недостойного выбора профессии. Из второстепенных героев Нане отводится самая важная роль: в ней рассказчик обретает проводника по ганской культуре, на поверку невероятно интересной, и в какой-то мере — по тёмному лесу эмигрантской идентичности. Дело в том, что у самого рассказчика с ощущением принадлежности к месту тоже неладно:
— Не знаю я, Нана, почему меня постоянно куда-то тянет. То есть знаю, наверное. Я ведь эмигрантское отродье, в Америке русский, а в России американец. Человеку, который не здесь и не там, надо ехать в Африку. Преодолеть закон исключённого третьего. — Понимаю: санкофа. — Что? — Сан-ко-фа. Как бы ты это перевёл? — Вернуться, чтобы взять… Вернуться, чтобы что-то взять. — Правильно. Санкофа — это из адинкра [узоров в культуре ашанти; с каждым из них связан определённый обряд и какое-нибудь образное выражение], из наших символов. Я вот тоже всю жизнь живу, как будто это всё — так, на время, а в один прекрасный день я всё брошу и благополучно вернусь домой. Хотя где этот дом, я понятия не имею. Надо, мне кажется, сменить установку. Пожить без костылей. Тогда никакая Африка не понадобится… Но в Гану ты всё равно поезжай, тебе там понравится. Вон ты уже как на чви болтать начал — зря, что ли, старался?
На следующей странице как раз и начинается вторая, ганская часть «Вернись и возьми».
Санкофа — это обретение утраченной идентичности. Главный герой, следуя своей логике, уезжает на её поиски в Гану, но в итоге заболевает малярией и приходит в себя снова в Бриджпорте, рядом с Наной. Возвращается туда, откуда пустился в путь. На уровне текста — чтобы преодолеть/осуществить санкофу, отбросить костыли? Эмигрант уже не будет тем или этим, но в перспективе может стать сразу всем. Возможно, шанс сплавить разрозненное рассказчику в самом конце и представляется.
А возможно, я невольно приписываю ему свой опыт. Меня однажды осенило по дороге из Ювяскюля в Хельсинки именно в таком ключе: «Все языки, которые я когда-либо учила, — мой язык. Именно так, в единственном числе».
«Вернись и возьми» (из «Африканской книги» Александра Стесина)
В одной повести собрано, кажется, всё, что способно меня подкупить. Во-первых, увлечённый рассказчик (осторожно: его увлечение заразно). Во-вторых, вещи, которые мне было бы интересно, но слишком страшно сделать самой, — например, поехать в глушь какой-нибудь страны с непривычным укладом жизни. В-третьих, неотворачивание от неприглядной стороны этой самой жизни; растущее понимание, как при встрече с ней себя вести. В-четвёртых, наблюдения о межкультурной коммуникации. В-пятых, приятный язык. И в качестве бонуса — ненавязчивая ирония.
Повесть состоит из двух частей: в первой автор? списанный с автора персонаж? работает в благотворительном госпитале в американском Бриджпорте, во второй — в ганской Эльмине. И там, и там он встречает целую галерею колоритных лиц.
Многие из них при всей своей яркости находятся не на своём месте. Скажем, медсестра Нана Нкетсия — представительница влиятельного ганского рода, заброшенная родителями во враждебную американскую среду и рассорившаяся с ними из-за недостойного выбора профессии. Из второстепенных героев Нане отводится самая важная роль: в ней рассказчик обретает проводника по ганской культуре, на поверку невероятно интересной, и в какой-то мере — по тёмному лесу эмигрантской идентичности. Дело в том, что у самого рассказчика с ощущением принадлежности к месту тоже неладно:
— Не знаю я, Нана, почему меня постоянно куда-то тянет. То есть знаю, наверное. Я ведь эмигрантское отродье, в Америке русский, а в России американец. Человеку, который не здесь и не там, надо ехать в Африку. Преодолеть закон исключённого третьего. — Понимаю: санкофа. — Что? — Сан-ко-фа. Как бы ты это перевёл? — Вернуться, чтобы взять… Вернуться, чтобы что-то взять. — Правильно. Санкофа — это из адинкра [узоров в культуре ашанти; с каждым из них связан определённый обряд и какое-нибудь образное выражение], из наших символов. Я вот тоже всю жизнь живу, как будто это всё — так, на время, а в один прекрасный день я всё брошу и благополучно вернусь домой. Хотя где этот дом, я понятия не имею. Надо, мне кажется, сменить установку. Пожить без костылей. Тогда никакая Африка не понадобится… Но в Гану ты всё равно поезжай, тебе там понравится. Вон ты уже как на чви болтать начал — зря, что ли, старался?
На следующей странице как раз и начинается вторая, ганская часть «Вернись и возьми».
Санкофа — это обретение утраченной идентичности. Главный герой, следуя своей логике, уезжает на её поиски в Гану, но в итоге заболевает малярией и приходит в себя снова в Бриджпорте, рядом с Наной. Возвращается туда, откуда пустился в путь. На уровне текста — чтобы преодолеть/осуществить санкофу, отбросить костыли? Эмигрант уже не будет тем или этим, но в перспективе может стать сразу всем. Возможно, шанс сплавить разрозненное рассказчику в самом конце и представляется.
А возможно, я невольно приписываю ему свой опыт. Меня однажды осенило по дороге из Ювяскюля в Хельсинки именно в таком ключе: «Все языки, которые я когда-либо учила, — мой язык. Именно так, в единственном числе».
#lukupaivakirja_стесин
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Recently, Durav wrote on his Telegram channel that users' right to privacy, in light of the war in Ukraine, is "sacred, now more than ever." Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp. Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips.
from de
