Иллюстративная #НЕновость к выходу РФ из Конвенции Совета Европы о защите национальных меньшинств подъехала. Национальная политика Татарстана больше не ставит задачу укреплять свою республиканскую идентичность. Этот пункт и даже само понятие исчезли из новой редакции соответствующей программы, подписанной премьером Песошиным. Теперь главной целью является только «укрепление общероссийской гражданской идентичности и единства многонационального народа РФ». Местные власти хотят добиться, чтобы не менее 80% ее жителей к 26му ощущали «значительную» или «некоторую близость» с другими гражданами страны. Т.е., читай, чувствовали себя по факту не жителями суверенной Республики Татарстан, а чего-то вроде советской Татарии или современной Коми (бумажная автономия с нерусским названием). В 2023м, по данным властей, уровень общероссийской идентичности в РТ и так составляет 79%. Получается, цена вопроса, ради чего выбросили татарстанскую идентичность, - несколько процентов! (На реализацию выделяется ₽145 млн). Чиновники будут замерять уровень идентичности путем ежегодного опроса населения. В предыдущей редакции госпрограммы одновременно ставилась задача «укрепления общероссийской гражданской и татарстанской идентичности» и говорилось о «содействии этнокультурному и духовному развитию народов, проживающих в республике». Власти хотели, чтобы к 25 г. уровень общероссийской и татарстанской идентичности составляли по 81%.
Иллюстративная #НЕновость к выходу РФ из Конвенции Совета Европы о защите национальных меньшинств подъехала. Национальная политика Татарстана больше не ставит задачу укреплять свою республиканскую идентичность. Этот пункт и даже само понятие исчезли из новой редакции соответствующей программы, подписанной премьером Песошиным. Теперь главной целью является только «укрепление общероссийской гражданской идентичности и единства многонационального народа РФ». Местные власти хотят добиться, чтобы не менее 80% ее жителей к 26му ощущали «значительную» или «некоторую близость» с другими гражданами страны. Т.е., читай, чувствовали себя по факту не жителями суверенной Республики Татарстан, а чего-то вроде советской Татарии или современной Коми (бумажная автономия с нерусским названием). В 2023м, по данным властей, уровень общероссийской идентичности в РТ и так составляет 79%. Получается, цена вопроса, ради чего выбросили татарстанскую идентичность, - несколько процентов! (На реализацию выделяется ₽145 млн). Чиновники будут замерять уровень идентичности путем ежегодного опроса населения. В предыдущей редакции госпрограммы одновременно ставилась задача «укрепления общероссийской гражданской и татарстанской идентичности» и говорилось о «содействии этнокультурному и духовному развитию народов, проживающих в республике». Власти хотели, чтобы к 25 г. уровень общероссийской и татарстанской идентичности составляли по 81%.
But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy." Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from es
