В подборке стихов Елены Кузьмичёвой проложены дороги к языку общения с отсутствующим: с домом, с детством, с человеком, с самой собой, зажатой в тиски боли. Чтобы достичь соединённости с тем, чего (якобы) нет, Лена делает каждое произведение местом сближения противоположностей (дом-имя, сердце взрослого-шаги ребенка, отсутствие-прикосновение, боль-лепестки и т. д.). И во всех стихотворениях, кроме первого и последнего, возникает результат этого сближения — переживание-определение неявного языка: "место встречи", "простое и солнечное вещество", "бог" и др.

Думая над тем, почему структура произведений повторяется, мне вспомнились слова Дж. П. Мануссакиса: "...наша мысль все же способна улучить мимолетное видение тайн, скрытых от нас оградой Рая; для этого она должна оказаться на самом пороге языка (in ostio coincidentiae oppositorum [у дверей совпадения противоположностей]" ("Бог после метафизики. Богословская эстетика") Сближая противоположные чувства и явления в стихах, Лена доходит до выразимой вспышки озарения в завершающих строках, а дальше следует новым путём, но к тому же порогу.

В произведении "Теперь мы общаемся не словами" порог языка воплощён в образе "общения формами". Герои находятся по обе стороны от границы, стремясь передать сообщение не через содержание фраз (смысл) и не через материю мира, а с помощью взаимного контакта с упорядочивающей кристальностью. Однако, несмотря на их прикосновения — "тихое" и "огненное" — к "схожему", разделение не преодолевается. Если предположить, что огонь в этом стихотворении — это прежде всего свет, тогда "формы" кажутся условными призмами, которые рассеивают и искажают сообщения, делая разговор невозможным. Единственный способ говорить на таком языке: осуществить, как в фотографии, "обратное рассеянье", проявляющее невидимые (и нездешние) частицы, запечатлённые в бликах. Слово "воскресли" намекает на то, что подлинный переход за порог языка и мира совершится только с нематериальной стороны и после конца света, а союз "как если бы" — на возможность заглянуть за границу средствами искусства. Наверное, поэтому это стихотворение сильнее всех из подборки внушает надежду.

#комментарий_Валерия_Горюнова

Иван Фурманов

***
памяти михаила еремина и technoblade
summapoetiki never dies

[этой весной я смотрел в глаза каждому страннику края,
и ни один из них не осмелился поднять на меня руку]

жоска зависнуть в её величестве святой софии
не новгородской и киевской и даже не полоцкой

да, ведь и правда, / бывают мечети живые, / и я догадался сейчас:

быть может, бессильная перед солнцем, она так спешила увидеть европу,
что перемещалась при помощи эндер-жемчужин, бросаемых в небо

её прихожанами; как мальчик, как в детстве

этим летом я подарил бумажный tulipe одона́те,
и она, почему-то, не смогла от него отказаться

источник: стихотворения и визуальные работы пятерых поэтов и поэток вслед за рисунками Льва Петрова

#выбор_Лизы_Хереш

Исследовательница Санна Турома, описывая использование Иосифом Бродским освоенных ориенталистским взглядом топосов (в частности, Стамбула в эссе “Путешествие в Стамбул” (1985), отмечает, что, не ссылаясь на критическую литературу (например, на программную работу Саида “Ориентализм” (1978), повествователь всё равно оговаривает ограничения и взгляда путешественника, и традиции травелога.

Художественный жест, наталкивающийся на достижения критической теории и вынужденный формировать новые техники монтажа, избегающие автоматизации колониальной поэтики, на мой взгляд, состоит в стихотворении Ивана Фурманова в следующем: образ Софии, Святой Премудрости, ставший особенно важным в русскоязычной литературной традиции благодаря романтизму (см. главу в монографии Михаила Вайскопфа “Влюблённый демиург. Метафизика и эротика русского романтизма), становится узнаваемым и применяемым не в качестве проекта экспансии, а особенности индивидуального чтения культуры, проигрывающего реальному опыту (“бывают мечети живые”). При этом устойчивость индивидуальных образов заставляет это стихотворение допустить лёгкое фактическое искажение – эндер-жемчужина, артефакт игры майнкрафт, позволяет телепортироваться туда, куда она падает, тому, кто её бросает; в стихотворении же софия перемещается при помощи прихожан. Они бросают жемчужины в небо – означает ли это её небесное перемещение от знакомых герою православных храмов Восточной Европы до Стамбула, или же её причастность к небесному порядку вещей? Героиня перемещается не собственным желанием, а нуждающимися в ней.

И, конечно, важно отметить аспект создания этого текста, влияющий на его интерпретацию: он был написал “вслед за” изобразительной работой юного художника Льва Петрова, на которой изображена стамбульская мечеть, не напоминающая Софийиский собор. Взаимодействие сложной суггестивной поэзии и детского творчества может быть таким продуктивным именно благодаря свободе наращивания смыслов, которая при этом может неочевидным образом опираться на изобразительную точку отсчета – так, бумажные тюльпаны, которые герой стихотворения дарит стрекозе, находятся внизу рисунка Льва Петрова. Полумесяц на одном минарете соседствует с ещё двумя небесными полумесяцами – и космический пейзаж, включающий в себя несколько лун, в стихотворении Ивана Фурманова становится местом, который можно множественно интерпретировать, признавая собственные пространственные предубеждения (так, Стамбул более европейским городом, чем Великий Новгород или Полоцк).

Интересно, что стихотворения посвящено памяти Михаила Ерёмина. Текст Фурманова едва ли можно назвать словарным или сгущённым вокруг одного сюжета (хотя латинское именование odonata – стрекоза – отсылает к ерёминскому письму); скорее, он кажется мне близким структуралистским исследованиям 1960-1970-х гг., исследующих всё большее и большее количество культур для выведения универсальных механизмов семиотики мифов и культуры. То, что при этом иерархия культур может сохраняться – отдельная тема для критической рецепции близких современной поэзии гуманитарных и литературных открытий.

#комментарий_Лизы_Хереш

Йени Тюнедаль

[ЗДЕСЬ ЕСТЬ МИР]



Здесь есть мир

Сперва я не чувствую

Затем оно продолжает



Вот поле

Вот неизбывное сердце

Солнце что светит



Вот это его обязанность

Внутри большой боли

Один одной матери



Вот недопонимание

Где должно было быть важнейшее

В ее голове



Это случалось и раньше

Живые мертвые или мертвые живые или

Кто-то с их же руками



Дождь серебра приходит на поле

Я иду увидеть своими глазами



Ждать до чего-то

Все происходит затем что



Здесь нету деревьев

Здесь нет облегчения



Я не хочу знать кто и зачем

Рассмеялась как счастливейшее дитя



Беспокойство и это беспокойство это пробуждает

Дрожащая тень дрожит



Что-то рвет чье-то сердце на части

Мое сердце



Убыточная любовь рвет нечто на части



Ты стоишь вместе с дверью за дверью

Забытое еще есть в забывании



Люди связаны вместе

Совместная тишина самодостаточность безнадежность



Может нам быть вечно брошенными среди отчаяния

Может все той же смерти быть снова



Перевод со шведского Петра Кочеткова, Надежды Воиновой

Источник

#выбор_Ксении_Боровик

#переводы

Рэй Армантраут

ЗАБОТА

Одевайся, будто это тебя заботит!
Ешь, будто это тебя заботит!
Заботься, будто это тебя заботит!

Ты же не думаешь,
будто яблоки просто так
растут на деревьях,
нет?

•

Рыба бьёт ракушку
об жёсткий сустав
коралла,
чтобы расколоть, —

демонстрируя интеллект,
да, но
эта рыба, она
довольна собой?

•

Одна, в колыбели,
составляешь слоги.

Счастье ли, когда
один похож на другой?

Добавь себя
к себе.

Теперь у тебя кто-то есть.


Перевел с английского Дмитрий Кузьмин
(Воздух № 43, 2024)

Оригинал

#выбор_Дмитрия_Гуревича

Григорий Батрынча

***

не растут цветы на дне колодца
я проверил это очень просто
напоил ведро своей любовью
опустил на дно и сразу вспомнил:

как бежал по скрученному лесу
как искал в себе живое место
и зачем пришёл в глухую чащу
и могло ли что-то быть иначе

почему вода со вкусом камня
почему ты до сих пор нужна мне
для чего в кармане сигареты
и зачем вообще живут поэты

это было очень справедливо
и на дне теперь растёт крапива
скоро поливать её придётся
и тогда спущусь на дно колодца

#выбор_Нины_Александровой

Нежный лирический текст Григория Батрынчи прочитывается совсем иначе, если вспомнить, что автор его уже полгода находится в СИЗО (деньги на адвокатов можно перечислить его девушке Таисье Овской, а самому Григорию написать письмо со словами поддержки). Кажется, после 2022 в поэзии оставшихся в России возможен только эзопов язык, иносказания и намеки. Не растут цветы на дне колодца» звучит как печальная констатация факта - в этом месте, в этой стране, больше нет цветов, только скрученный лес, глухая чаща, крапива, «вода со вкусом камня». И никакая любовь, никакая нужда в другом не в силах этому противостоять. В центральной строке «и могло ли что-то быть иначе» много усталости и смирения. Очень жаль, но, похоже, не могло.

#комментарий_Нины_Александровой

Женя Овчинникова в проекте «Ереванский балкон»

https://youtu.be/ig8rDgxWWhQ

#Ереванский_балкон

Артемий Семичаевский

* * *

Алюминиевый век
русской поэзии
кто-то сочиняет столовые
ложки
кто-то — самолёты

это всё
как золото и серебро
тоже не ржавеет
но вот уже не блестит
зато лёгкое гибкое
недорогое

#выбор_Влады_Баронец

Стихотворение Артемия Семичаевского имеет в виду, конечно, не столько разговоры о "русской поэзии", сколько вообще вопрос определения ценности предмета или явления в нашем мире и, шире, характеристики самого этого мира. "Алюминиевый век" отсылает к Золотому и Серебряному векам - общепринятым терминам, удобно ограничивающим прошлые литературные эпохи и вписанные в них имена. Велик соблазн продолжить эту цепочку, как будто это помогло бы избавиться от неопределённости и растерянности в настоящем. Однако алюминий не относится к драгоценным металлам и, стало быть, может иметь только практическую ценность. Поиск такой ценности в поэзии, естественно, приводит к нелепице, сравнению достоинств столовых ложек и самолётов.

Иронично замечание "но вот уже не блестит": этот факт преподносится как недостаток, но ведь блеск сам по себе является не достоинством, а внешним свойством, причём мало применимым к поэзии, как и "лёгкое гибкое / недорогое". Алюминиевый век в этом тексте - возможно, метафора человеческого сознания, которое давно потеряло доверие к незыблемым ценностям и кумирам и не хочет размышлять в категориях высокого. Теперь ему предстоит найти новые духовные точки отсчёта.

#комментарий_Влады_Баронец

#переводы
Матан Порат

СДЕЛКА

Когда совершают сделку с дьяволом,
ему не пожимают руку,
не вглядываются в тьму в его глазах,
по большей части кусают губы,
слюну глотают,
и клянутся -
да сотрется имя его.
У каждой собаки свой день.

Перевод с иврита Ольги Агур

Источник: личный блог переводчицы
#выбор_Людмилы_Казарян

Оригинал текста:

Джан Ли


*

walk
with me

*

почитай мне стихи
такие не как у всех
а чтобы одно слово там
а другое

здесь

а я буду играть на закрытом рояле
тук тук тут

а ты услышишь

there is a fire in a trash can

и я все пытаюсь его остановить
но будто подливаю масло в огонь

а в огне
треск со звуками джаза

тс тс тс тс

*

эта клавиша западает
неужели не слышишь

диез диез диез
бемоль бемоль бемоль

очень долгая пауза
о о о

я оставил под кроватью
воспоминания

медленно раздевается

а когда вернулся
их уже не было

распахивает руки

засохшая рыба

горящие вещи мыло платье рубашка компас хлеб чемодан документы черно-
белая фотография бабушки полотенце и

рваный свитер цвета хаки
каска цвета хаки
старинное ружье

диез диез минор минор
сос сос

*
транспарант размывается в астигматической вспышке

прозрачный невидимый шрифт

тебя не видно
пока ты
не смотришь
сам

*
на моем плече
лишенном веры
(по одену)

по какому одену

(спросишь ты)

да это
уже неважно

и
светишься

шепотом водорослей
бормотанием песка застывшим взглядом
замерзшей рыбы

по камушкам топ топ хлоп хлоп крыльями
и на облачко а там
ангелы и Он сам

раба моя говорит и чмок в щеку
иди за мной говорит топ топ
и хлоп хлоп уже не отпускает

*

зашьем губы снимем кожу
наденем колючую проволоку
и пойдем на главную площадь
с транспарантами и флагами
спасибо партии и правительству
спасибо партии и вождю

спасибо
спасибо

и пойдут на нас танками
и бросим мы наши флаги с транспарантами
и распорем нитки на губах наших
(лиловых от страха) и польется кровь
(жадная черная кровь)

бледные восстанем мы из земли
люди из трухи и соломы наденем новую кожу
из сухих листьев в голубиных перьях
и начнем танцевать неевроцентричные
танцы типа квасса квассы или пачанги

и простит нас бог
(с отрезанным языком
и невидящим взглядом)
бог дубовой коры
бог дрожащих ресниц

и падем мы все ниц
веруем
веруем
веруем

но будет уже поздно

*
папа смотри
вот человек лежит
а вот его тело

вот мама говорит
а вот ее душа

*

and here

by the open mouth

of a dead
wi(n)dow

there is a fire
walk with me

____

получено почтой

#выбор_ивана_полторацкого

К письму с поэмой, которую я опубликовал выше, была приложена просьба о публикации "если это возможно" и краткая биографическая справка: "Джан Ли живет и работает в США. Публикуется впервые".
Сначала я хотел отложить текст, потом вчитался и решил опубликовать в "Метажурнале", он показался мне весьма интересным. Может, сам Дэвид Линч из белого вигвама шлёт привет, а от такого подарка нельзя отмахиваться.
На самом деле я долго листал ленту fb в поисках интересного текста об ушедшем от нас Линче, светлая ему память. И, к сожалению, ничего не находил, хотя из написанных ранее текстов о Твин Пиксе можно составить неплохую антологию (а давайте сделаем это!), ведь кинематография Линча -- чистая поэзия сама по себе. Через полтора часа напряжённого чтения, я вспомнил о странном письме, полученном недавно. И нашёл искомое.
Эта жёсткая и довольно апокалиптичная поэма вполне в духе позднего Линча. В сжатых и напряжённых, как губы, строфах, есть всё: война, мир, любовь, бог, Оден. Огонь. И это наш мир, изгибающийся от боли, это наши транспаранты и танки, наши горящие вещи, наш бог (с отрезанным языком). Что ещё может спасти наш мир, как ни внезапная поэзия без чётких координат?
Может, и не она, но пусть будет, что будет. Тем более программа танцев, представленная здесь, вполне подходит для грядущего воскресения.
А Дэвиду Линчу rest in peace и вечная память.

#комментарий_ивана_полторацкого

#переводы

Дениза Левертов

НАПРИМЕР

Зачастую нигде нет ничего особенного: может,
поезд, дребезжащий ни быстро, ни медленно,
от Мельбурна до Сиднея, свет угасает,
мы перешли ту широкую реку, которую помним
по сказке об отрочестве и роковой любви, написанной
водочной прозой, горящей и чистой —
свет угасает, затем
рядом с путями именно этот
куст эвкалипта, маловажная
деревяшка, роща, в твою сторону
смотрит, но не на тебя, а сквозь, сквозь поезд,
поверх него — глядит ветками и корой
на что-то за пределами твоей жизни. Он, этот
клочок зрения, не красивее
миллиона других, даже менее многих;
нет у тебя здесь прошлого, воспоминаний,
ты никогда не ступишь под тень
этих условных присутствий. Возможно, оставив этот континент,
ты никогда не вернёшься; но он будет с тобой:
годы спустя, когда бы
ни промелькнул в твоей голове мутный образ его,
из тебя вырывает он старый плач:
О Земля, любимая моя Земля!
                                                              — как и многие другие тусклые

созвездия пейзажей, или обломок
камня в лишайнике, или вовсе старый сарай,
где однажды ты укрывался от ливня
в Эссексе, опираясь на колесо или оглоблю
пыльной телеги, и вышел, когда услыхал,
как вернулся петь чёрный дрозд, хотя дождь
ещё не утих; как ты и думал,
там был, в тёмном углу, где хмурые облака
сбились в кучу, неясный след
радуги; напротив неё ожидаемый
отблеск полуденного света Восточной Англии, листья,
что сияют и опадают. Лужи, сорняки у обочины,
очистившиеся от пыли. Земля,
вновь тот внутренний плач —
Земля, любимая...

перевод с английского Дмитрия Сабирова

•

Denise Levertov

FOR INSTANCE

Often, it's nowhere special: maybe
a train rattling not fast or slow
from Melbourne to Sydney, and the light's fading,
we've passed that wide river remembered
from a tale about boyhood and fatal love, written
in vodka prose, clear and burning—
the light's fading and then
beside the tracks this particular
straggle of eucalypts, an inconsequential
bit of a wood, a coppice, looks your way,
not at you, through you, through the train,
over it-gazes with branches and rags of bark
to something beyond your passing. It's not,
this shred of seeing, more beautiful
than a million others, less so than many;
you have no past here, no memories,
and you'll never set foot among these shadowy
tentative presences. Perhaps when you've left this continent
you'll never return; but it stays with you:
years later, whenever
its blurry image flicks on in your head,
it wrenches from you the old cry:
O Earth, belovéd Earth!
                                                —like many another faint

constellation of landscape does, or fragment
of lichened stone, or some old shed
where you took refuge once from pelting rain
in Essex, leaning on wheel or shafts
of a dusty cart, and came out when you heard
a blackbird return to song though the rain
was not quite over, and, as you thought there'd be,
there was, in the dark quarter where frowning clouds
were still clustered, a hesitant trace
of rainbow; and across from that the expected
gleam of East Anglian afternoon light, and leaves
dripping and shining. Puddles, and the roadside weeds
washed of their dust. Earth,
that inward cry again—
Erde, du liebe...¹



＿＿＿＿
¹ Erde, du liebe... — цитата из девятой «Дуинской элегии» Р. М. Рильке

источник

#выбор_нико_железниково

Мария Землянова

***

пиратская запись, транслированная
на радио мария:
ладаном пахнет и богема
суетится — сообщает наша корреспондентка

морская птица удерживает клювом
мочку уха, скусывая перламутровую серьгу
от нежности
— сплю, и зоны бедствия обращаются

как в вольном переводе

сухие тёплые ладони, в которых меня
переносят от места к месту

странствие с карандашом в опустевшем
саду языка
или olga sedakova studies?

— сейчас зима
день прячется за ветками

но немного ещё — и (возможно)
воспарит то небо,
что лежало тяжелым на наших плечах

перелётные ангелы придут на манок
мы узнаем, это произойдёт и всё

тг-канал Марии Земляновой

#выбор_константина_шавловского

Самый нежный, самый близкий текст уходящего января.

“Радио Мария”, как сообщает Википедия, была основана католиками-активистами в Италии 1983 году, в год моего рождения, а когда в Томске родилась авторка этого текста, оно уже девять лет как вещало в России. Имеет ли это значения для моей интерпретации текста Марии Земляновой? Важно ли, что такое радио существует на самом деле, его название совпадает с именем поэтессы, а пространство его вещания - отчасти пересекается с ее жизненным пространством (Землянова - дочь православного священника; живя в Петербурге, какое-то время работала в лютеранской кирхе).

Сумма фактов, действий и дней - как трансляция пиратской записи на христианском радио; звенящая бедность эфира. Что же может самозванка-корреспондентка передать в эфир? В опустевшем саду языка зима и день прячется за ветками, морская птица удерживает мочку уха, скусывая перламутровую серьгу от нежности (головкружительный порядок слов). Птица, как зоны бедствия во сне, обращается - в вольном переводе - в ангела, который придет на манок (возможно).

В стихах Марии Земляновой ангелы, в отличие от птиц, не ходят по одиночке.

В тексте зияют две явных цитаты, но их невозможно угадать (про небо - вольный перевод из Рильке, финальная строчка - из личной переписки). Точнее - их и не нужно угадывать. Но, допустим, Седакова все же переводила Рильке, например, вот это: “Бывают дни: душа моя пуста, / Народ ушел. И в тихом Божьем храме / клубится ангел, возводя кругами / благоуханье, чтобы в фимиаме / взошла сияющая нищета”.

У Рильке (и Седаковой) ангел внутри, а у Земляновой - снаружи. Повсюду.

“Мы узнаем, это произойдет и всё” - выхваченная из диалога случайная фраза, ставшая поэтической строкой. Возможно, весть. Событие непременно произойдет, и мы об этом узнаем. Чем больше я над ней думаю, тем больше понимаю, что ничего более важного сообщить в стихотворении невозможно: это произойдет и всё. (возможно)

#комментарий_константина_шавловского

Кирилл Кобрин в проекте «Ереванский балкон»

https://youtu.be/5JCQt4FkhTw

#Ереванский_балкон

Марина Скепнер

EUROPA CLIPPER

Ю-пи-тер
Кажется, что кончик языка
Почти не задействован
Только в конце
Трогает нёбо
Поцарапанное карамельками от кашля.

И всё-таки вертится
На самом кончике вертится,
Что до Москвы или Питера
Стало примерно так же
Как до Юпитера
И обратно пропорционально квадрату расстояния
Желание проверить, есть ли там жизнь

Источник: ROAR №16

#выбор_Оли_Скорлупкиной

Первая строфа текста предлагает читателю интерактивно разделить внутренне-тактильное ощущение — внимательно проследить за собственным языком и его артикуляторными движениями, прикосновениями к нёбу (трогательно и узнаваемо расцарапанному леденцами). Раз за разом скользя по тексту и сверяя с ним своё осязание, мы чутко приговариваем этот пока неведомый во всех смыслах Ю-пи-тер, внезапно для самих себя сконцентрировавшись на внутренних потёмках собственного речевого аппарата, обычно так легко и без лишних рефлексий производящего высказывание. Ю-пи-тер. Остранённый, застигнутый во рту язык вздрагивает об альвеолы, подаваясь назад, как осторожное животное, — под нашим пристальным наблюдением. Наверное, поэтому Набоков именно так открывает свою Ло-ли-ту: чтобы читатель сразу прочувствовал, как это — звать её по имени, перекатывающемся во рту, чтобы совпал в ощущениях с протагонистом в той заветной области, где рождаются ласковые прозвища и стихи, проклятия и поцелуи, «милостивые господа присяжные». И грандиозная этико-эстетическая игра начинается.

А здесь — небо и нёбо вырастают из одного корня, и Europa Clipper, самая тяжёлая межпланетная станция NASA, делает остановку в заголовке текста на своём пути к Европе, шестому спутнику Юпитера. А до Питера и Москвы становится с каждым днём всё невыносимо дальше. Неминуемо совпавший с первым четверостишием, озвучивший его универсальный опыт своим голосом читатель по инерции примеряет и вторую строфу — и отбрасывает, не соглашаясь, или же горько кутается в неё: для него всё именно так. Соприкасание ныряет с чувственно-физиологического на более глубокий уровень, настойчиво структурно повторяясь, — и почему-то подчёркивается текстовым редактором Телеграма, а ведь оно есть, как и упование на жизнь и милость присяжных [и поэзии кое-что об этом известно — всё-таки она вертится].

#комментарий_Оли_Скорлупкиной