Абстрактное искусство не может быть исторически вечным и универсальным - оно априорно;
Плотин, Экхарт, Метерлинк, Новалис, Рюйсбрук, Тцара, Рембо... - всё это лишь краткая, редкая и неуверенная вспышка внутри великой смерти, внутри ночной реальности разложения и болезни. Такова редкость невыразимых драгоценных гемм среди грязных болотных вод. Это исключительное искусство, искусство по ту сторону времени...
Современное искусство падёт довольно быстро - это и будет знаком его чистоты; падёт скорее, чем что-либо другое, будучи реализованным частично с помощью внешних средств (через постепенное возвышение над болезнью к мотивам чувств), а частично - с помощью внутренних (мистических).
Но даже сегодня на мгновение открывается вечная могила темного и израненного свинца для бесконечной чистоты лазури.
Плотин, Экхарт, Метерлинк, Новалис, Рюйсбрук, Тцара, Рембо... - всё это лишь краткая, редкая и неуверенная вспышка внутри великой смерти, внутри ночной реальности разложения и болезни. Такова редкость невыразимых драгоценных гемм среди грязных болотных вод. Это исключительное искусство, искусство по ту сторону времени...
Современное искусство падёт довольно быстро - это и будет знаком его чистоты; падёт скорее, чем что-либо другое, будучи реализованным частично с помощью внешних средств (через постепенное возвышение над болезнью к мотивам чувств), а частично - с помощью внутренних (мистических).
Но даже сегодня на мгновение открывается вечная могила темного и израненного свинца для бесконечной чистоты лазури.
Концепция, согласно которой мужчина будет ранен в своей «чести», если его женщина его обманывает - тогда как обратное есть правда, - абсурдна;
Из двух в адюльтере это женщина, а не мужчина теряет «честь», не по причине сексуального факта самого по себе, но с высшей точки зрения, так как если брак есть вещь серьезная и глубокая, женщина, вступая в брак, свободно соединяется с мужчиной и в адюльтере рвет эти этические узы верности, то она деградирует прежде всего в своих собственных глазах.
Мы можем заметить походя, как глупо высмеивать обманутого мужа: таким же образом можно высмеять жертву воровства или командира, которого, вопреки присяге, предал и покинул его солдат. По крайней мере, если не связывать защиту «чести» с выработкой у мужа качеств тюремщика или деспота, безусловно, несовместимых с высшей концепцией мужественного достоинства.
Из двух в адюльтере это женщина, а не мужчина теряет «честь», не по причине сексуального факта самого по себе, но с высшей точки зрения, так как если брак есть вещь серьезная и глубокая, женщина, вступая в брак, свободно соединяется с мужчиной и в адюльтере рвет эти этические узы верности, то она деградирует прежде всего в своих собственных глазах.
Мы можем заметить походя, как глупо высмеивать обманутого мужа: таким же образом можно высмеять жертву воровства или командира, которого, вопреки присяге, предал и покинул его солдат. По крайней мере, если не связывать защиту «чести» с выработкой у мужа качеств тюремщика или деспота, безусловно, несовместимых с высшей концепцией мужественного достоинства.
Истинно воинский идеал подразумевает не только силу и физическое воспитание, но также и спокойное, управляемое и сознательное состояние внутреннего бытия и личности.
Любовь к дистанции и порядку, способность подчинять индивидуалистический и чувственный элемент принципам, способность ставить действие и занятие превыше простой личности, чувство достоинства, лишённое тщеславия - вот черты истинно воинского духа, такие же сущностные, как и касающиеся непосредственно сражения: с высшей точки зрения.
Любовь к дистанции и порядку, способность подчинять индивидуалистический и чувственный элемент принципам, способность ставить действие и занятие превыше простой личности, чувство достоинства, лишённое тщеславия - вот черты истинно воинского духа, такие же сущностные, как и касающиеся непосредственно сражения: с высшей точки зрения.
Традиционным государствам не было нужды нагнетать шовинистический пафос, доходящий почти до психоза, для мобилизации своих войск или придания им “моральной” силы. Для этого вполне хватало чистого принципа Imperium и обращения к принципам верности и чести. Война имела ясные и положительные цели и велась, условно говоря, с холодной головой, безо всякой ненависти и презрения между противниками.
Понятие дхармы, или личной природы, которой человек должен быть верен, происходит от корня dr («поддерживать», «обеспечивать»), и выражает элемент порядка, формы или космоса, который воплощает и исполняет Традиция, против хаоса и становления.
При помощи дхармы поддерживается традиционный мир, как всё живущее и всякое существо; дамбы сдерживают море чистой случайности, и воплощённый мир (temporality) стоит твёрдо; живые существа принимают участие в стабильности.
Поэтому ясно, почему покидание касты или смешение каст или даже прав, обязанностей, морали и культов каждой касты считалось кощунством, уничтожавшим действенность всех ритуалов и ведущем виновных в «ад», то есть в область демонических влияний, принадлежащих низшей природе.
При помощи дхармы поддерживается традиционный мир, как всё живущее и всякое существо; дамбы сдерживают море чистой случайности, и воплощённый мир (temporality) стоит твёрдо; живые существа принимают участие в стабильности.
Поэтому ясно, почему покидание касты или смешение каст или даже прав, обязанностей, морали и культов каждой касты считалось кощунством, уничтожавшим действенность всех ритуалов и ведущем виновных в «ад», то есть в область демонических влияний, принадлежащих низшей природе.
В общем, говоря о «чувстве природы», интересующий нас тип человека должен рассматривать природу как часть более широкого и «объективного» целого;
Для него природой являются как поля, горы, леса, моря, так и плотины, турбины и сталелитейные заводы, вздымающиеся в небо башенные краны, причалы современного крупного порта и комплексы функциональных небоскребов. Это пространство, открытое для высшей свободы.
Необходимо сохранять свободу, помнить себя перед лицом как одной, так и другой «природы» - посреди пустынной степи, на почти непреступных горных вершинах, так же как и в европейских или американских ночных заведениях.
Для него природой являются как поля, горы, леса, моря, так и плотины, турбины и сталелитейные заводы, вздымающиеся в небо башенные краны, причалы современного крупного порта и комплексы функциональных небоскребов. Это пространство, открытое для высшей свободы.
Необходимо сохранять свободу, помнить себя перед лицом как одной, так и другой «природы» - посреди пустынной степи, на почти непреступных горных вершинах, так же как и в европейских или американских ночных заведениях.
Как уже говорилось, в современном мире кризис ценностей индивида и личности, похоже, приобрёл характер общего и необратимого процесса, несмотря на существование остаточных «островов» и «резерваций», где эти ценности продолжают сохраняют видимость жизни, найдя последнее убежище в области «культуры» и пустопорожних идеологий.
Практически всё связанное с материализмом, миром масс и крупных современных городов, а также главным образом, всё то, что относится к царству техники, механизации и элементарных сил, пробуждённых и контролируемых объективными процессами, и, наконец, экзистенциальные последствия катастрофических коллективных опытов, таких как тотальные войны с их хладнокровными разрушениями, - всё это наносит смертельную рану «индивиду», действует «дегуманизирующим» образом, окончательно сводя на нет все остатки всякого «личного», субъективного, произвольного и душевного разнообразия, ещё недавно столь ценимые буржуазным миром.
Возможно, лучше всех других выявить природу подобных процессов удалось Эрнсту Юнгеру в его книге «Рабочий». Можно практически безоговорочно согласиться с ним в том, что текущие процессы ведут к замене индивида «типом», что сопровождается существенным размыванием индивидуальных черт и оскудением индивидуального образа жизни, распадом гуманистических и личностных «культурных ценностей».
По большей части этот распад просто претерпевают, то есть большинство современных людей являются всего лишь его объектом. Благодаря стандартизации и плоскому единообразию в результате возникает выхолощенный человеческий тип, соответствующий «маске», «личине», исключительно в отрицательном смысле, то есть являющийся продуктом, лишенным собственного значения и поддающимся бесконечному серийному воспроизводству.
Однако те же причины, та же атмосфера и даже сами разрушительные процессы могут придать этой утрате индивидуальности активное и положительное направление. Именно эта возможность представляет для нас интерес и именно её должен иметь в виду рассматриваемый нами здесь человеческий тип.
Практически всё связанное с материализмом, миром масс и крупных современных городов, а также главным образом, всё то, что относится к царству техники, механизации и элементарных сил, пробуждённых и контролируемых объективными процессами, и, наконец, экзистенциальные последствия катастрофических коллективных опытов, таких как тотальные войны с их хладнокровными разрушениями, - всё это наносит смертельную рану «индивиду», действует «дегуманизирующим» образом, окончательно сводя на нет все остатки всякого «личного», субъективного, произвольного и душевного разнообразия, ещё недавно столь ценимые буржуазным миром.
Возможно, лучше всех других выявить природу подобных процессов удалось Эрнсту Юнгеру в его книге «Рабочий». Можно практически безоговорочно согласиться с ним в том, что текущие процессы ведут к замене индивида «типом», что сопровождается существенным размыванием индивидуальных черт и оскудением индивидуального образа жизни, распадом гуманистических и личностных «культурных ценностей».
По большей части этот распад просто претерпевают, то есть большинство современных людей являются всего лишь его объектом. Благодаря стандартизации и плоскому единообразию в результате возникает выхолощенный человеческий тип, соответствующий «маске», «личине», исключительно в отрицательном смысле, то есть являющийся продуктом, лишенным собственного значения и поддающимся бесконечному серийному воспроизводству.
Однако те же причины, та же атмосфера и даже сами разрушительные процессы могут придать этой утрате индивидуальности активное и положительное направление. Именно эта возможность представляет для нас интерес и именно её должен иметь в виду рассматриваемый нами здесь человеческий тип.
Я воспринимаю искусство как незаинтересованное разбирательство, установленное высшим сознанием индивидуума, трансцендентным и отстранённым от эмоциональных кристаллизаций и вульгарного опыта.
Эстетическим чувством следует обладать как мистической тенью; с другой стороны, как жизненным мировоззрением (Weltanschauung): философия, искусство, мораль, вульгарный опыт, наука - всё это должно быть решительно переплавлено в непредопределённую собственность эстетического мгновения.
Оно должно основываться только на воле (на чистой воле к жизни), а также в проявленной и ясной форме и активности.
Эстетическим чувством следует обладать как мистической тенью; с другой стороны, как жизненным мировоззрением (Weltanschauung): философия, искусство, мораль, вульгарный опыт, наука - всё это должно быть решительно переплавлено в непредопределённую собственность эстетического мгновения.
Оно должно основываться только на воле (на чистой воле к жизни), а также в проявленной и ясной форме и активности.
У людей с обострённой чувствительностью проявляются различные виды экзистенциальной травмы, возникают состояния, которые описывают как «чувство призрачности происходящего», «деградацию объективной реальности», «экзистенциальное отчуждение».
Единичные переживания, ещё вчера доступные лишь редким мыслителям и художникам, становятся сегодня привычным и естественным образом жизни для многих представителей новейших молодежных движений.
Единичные переживания, ещё вчера доступные лишь редким мыслителям и художникам, становятся сегодня привычным и естественным образом жизни для многих представителей новейших молодежных движений.
Итак, в Европе всё ужасно серьёзно, трагично… И несвободно.
Всё в ней выдает принуждение, выражающееся в одних через ригоризм, запретительство, императивизм, через моральную и рациональную нетерпимость, в других - через романтическое буйство и гуманистический пафос.
Кристальная ясность, окрыляющая простота, легкость духовной радости свободной игры, ирония и аристократическое превосходство - всего этого более не существует, все это стало лишь мифом. Вместо этого надо всем царит закон идентичности, равенства и своекорыстных интересов.
Всё в ней выдает принуждение, выражающееся в одних через ригоризм, запретительство, императивизм, через моральную и рациональную нетерпимость, в других - через романтическое буйство и гуманистический пафос.
Кристальная ясность, окрыляющая простота, легкость духовной радости свободной игры, ирония и аристократическое превосходство - всего этого более не существует, все это стало лишь мифом. Вместо этого надо всем царит закон идентичности, равенства и своекорыстных интересов.
В подчинённых должна проснуться гордость в служении вышестоящим.
Акт служения должен быть снова осознан как свобода и преодоление, как преображающая преданность, не унижающая, а, напротив, возвышающая - во всём, как в делах мира, так и в делах войны, как в частном, так и в общем.
На этой духовной основе должна образоваться структура, проходящая перпендикулярно сверху вниз, в которой вожди будут единственными центрами, а центры низших организаций, в свою очередь, будут подобны офицерам среди солдат.
Акт служения должен быть снова осознан как свобода и преодоление, как преображающая преданность, не унижающая, а, напротив, возвышающая - во всём, как в делах мира, так и в делах войны, как в частном, так и в общем.
На этой духовной основе должна образоваться структура, проходящая перпендикулярно сверху вниз, в которой вожди будут единственными центрами, а центры низших организаций, в свою очередь, будут подобны офицерам среди солдат.
Власть сама по себе бесформенна. Она обретает смысл лишь если опирается на конкретное «бытие», если она зиждется на сущностном единстве, на умении управлять собой. В противном случае всё вновь погружается в хаос.
Именно Фридриху Ницше лучше, чем кому-либо другому, удалось предугадать наступление «европейского нигилизма» как будущего и судьбы, «которая повсюду заявляет о себе множеством знамений и предзнаменований».
«Великое, смутно предчувствуемое событие - смерть Бога» - стало началом крушения всех ценностей. С этого момента мораль, лишившаяся своей санкции, более «не в силах устоять», и вслед за ней рушатся все толкования, которые ещё недавно позволяли оправдать и узаконить прежние нормы и ценности. Достоевский выразил почти ту же идею словами «Если Бога нет, всё дозволено». «Смерть Бога» - это образ, исчерпывающе характеризующий исторический процесс.
Он отражает «неверие, ставшее повседневной реальностью», десакрализацию существования, полный разрыв с миром Традиции, который, начавшись на Западе в эпоху Возрождения и гуманизма, приобретает в современном человечестве всё более очевидный, окончательный и необратимый характер. Этот процесс охватывает все сферы существования, включая также те, где он пока ещё проявлен не столь отчётливо благодаря действующему режиму масок, заменяющих «Бога, который умер».
«Великое, смутно предчувствуемое событие - смерть Бога» - стало началом крушения всех ценностей. С этого момента мораль, лишившаяся своей санкции, более «не в силах устоять», и вслед за ней рушатся все толкования, которые ещё недавно позволяли оправдать и узаконить прежние нормы и ценности. Достоевский выразил почти ту же идею словами «Если Бога нет, всё дозволено». «Смерть Бога» - это образ, исчерпывающе характеризующий исторический процесс.
Он отражает «неверие, ставшее повседневной реальностью», десакрализацию существования, полный разрыв с миром Традиции, который, начавшись на Западе в эпоху Возрождения и гуманизма, приобретает в современном человечестве всё более очевидный, окончательный и необратимый характер. Этот процесс охватывает все сферы существования, включая также те, где он пока ещё проявлен не столь отчётливо благодаря действующему режиму масок, заменяющих «Бога, который умер».
Хорошо известен тип интеллектуала или гуманиста, испытывающего по отношению ко всему, что имеет хотя бы малейшую связь с миром политики - с идеалом и авторитетом государства, суровой дисциплиной, войной, властью и господством, - почти истерическую нетерпимость, наотрез отказываясь признавать за подобными идеями какую-либо духовную или «культурную» ценность.
Наконец наступила фаза оплебеивания природы, ознаменованная вторжением масс и плебса, пешком или на колёсах проникающих даже в самые укромные уголки при помощи турагентств или профсоюзных путёвок.
Пиком можно считать появление натуризма и нудизма. Показательным явлением стали пляжи, кишащие месивом розовой плоти, тысячами мужских и женских тел, бесстыдно выставляющих напоказ свою почти полную наготу.
Столь же показателен и штурм гор, осуществляемый при помощи канатных дорог, фуникулёров, лыжных курортов и катков. Всё это является столь явным признаком окончательного разложения нашей эпохи, что не стоит труда останавливаться на этом подробнее.
Пиком можно считать появление натуризма и нудизма. Показательным явлением стали пляжи, кишащие месивом розовой плоти, тысячами мужских и женских тел, бесстыдно выставляющих напоказ свою почти полную наготу.
Столь же показателен и штурм гор, осуществляемый при помощи канатных дорог, фуникулёров, лыжных курортов и катков. Всё это является столь явным признаком окончательного разложения нашей эпохи, что не стоит труда останавливаться на этом подробнее.
Истинный король хочет иметь подчиненных, являющихся не тенями, не марионетками, не автоматами, а личностями, воинами, живыми и могущественными существами; и его гордость заключается в том, чтобы чувствовать себя королем королей.
Мы должны снова проснуться для обновленного, одухотворенного, терпкого переживания мира, но не отвлеченного и философского, а вибрирующего в нашей крови:
для переживания мира как могущества, для переживания мира как ритуала жертвоприношения.
Такое переживание мира создаст крепкую, жестокую, активную форму, существо чистой силы;
такое переживание мира откроет то чувство свободы и величия, то космическое дыхание, даже самого слабого дуновения которого еще не знали «мертвые» Европы.
для переживания мира как могущества, для переживания мира как ритуала жертвоприношения.
Такое переживание мира создаст крепкую, жестокую, активную форму, существо чистой силы;
такое переживание мира откроет то чувство свободы и величия, то космическое дыхание, даже самого слабого дуновения которого еще не знали «мертвые» Европы.
Forwarded from Рене Генон
В настоящее время мы находимся в четвёртом веке, в Калиюге, или в «Тёмном веке», причём, согласно индуистскому учению, мы пребываем в нём уже шесть тысяч лет и несколько столетий, то есть со времён гораздо более древних, чем те, которые известны так называемой «классической истории».
Постепенно истины, ранее доступные всему человечеству, становятся всё более сокрытыми и недосягаемыми. Число тех, кто ими владеет, со временем уменьшается, и хотя сокровища «нечеловеческой» предвечной мудрости никогда не могут быть утрачены окончательно, они окружают себя непроницаемым покрывалом, таящим их от человеческих глаз и затрудняющим доступ к ним.
Постепенно истины, ранее доступные всему человечеству, становятся всё более сокрытыми и недосягаемыми. Число тех, кто ими владеет, со временем уменьшается, и хотя сокровища «нечеловеческой» предвечной мудрости никогда не могут быть утрачены окончательно, они окружают себя непроницаемым покрывалом, таящим их от человеческих глаз и затрудняющим доступ к ним.
Так называемая политическая демократия Соединённых Штатов, движущая сила и мощь страны, то есть её промышленность и экономика, становится, очевидно, недемократичной.
Проблема заключается в следующем: должна ли реальность подстроиться под идеологию или наоборот? До недавнего времени наблюдались громкие требования первого: призывы вернуться к «настоящей Америке», к свободному предпринимательству и личности, свободной от контроля центрального правительства. Тем не менее, есть также и те, кто предпочли бы ограничить демократию, чтобы адаптировать политическую теорию в соответствии с коммерческой реальностью.
Если бы маска американской «демократии» была сброшена, то стало бы предельно ясно, до какой степени «демократия» в Америке (и повсеместно) является лишь инструментом в руках олигархии, которая, пользуясь методом «косвенного воздействия», гарантирует возможность злоупотребления обмана в огромном масштабе для тех многих, кто признаёт иерархическую систему, считая её вполне законной. Эта дилемма «демократии» в Соединённых Штатах однажды уступит место некоторым интересным преобразованиям.
Проблема заключается в следующем: должна ли реальность подстроиться под идеологию или наоборот? До недавнего времени наблюдались громкие требования первого: призывы вернуться к «настоящей Америке», к свободному предпринимательству и личности, свободной от контроля центрального правительства. Тем не менее, есть также и те, кто предпочли бы ограничить демократию, чтобы адаптировать политическую теорию в соответствии с коммерческой реальностью.
Если бы маска американской «демократии» была сброшена, то стало бы предельно ясно, до какой степени «демократия» в Америке (и повсеместно) является лишь инструментом в руках олигархии, которая, пользуясь методом «косвенного воздействия», гарантирует возможность злоупотребления обмана в огромном масштабе для тех многих, кто признаёт иерархическую систему, считая её вполне законной. Эта дилемма «демократии» в Соединённых Штатах однажды уступит место некоторым интересным преобразованиям.
Европа создала мир, который во всем является неизлечимой, абсолютной антитезой традиционному миру.
Никаких компромиссов не существует, примирение невозможно. Оба мира стоят друг против друга, разделенные бездной, всякий мост через которую есть чистая иллюзия.
И семитизированная цивилизация мчится в головокружительном темпе к своему логическому завершению - и даже не желая быть пророками, мы вынуждены заметить, что это завершение не заставит себя долго ждать.
Те, кто предвидят это завершение и ощущают весь заключающийся в нем абсурд и трагизм, должны набраться мужества и сказать НЕТ всему.
Никаких компромиссов не существует, примирение невозможно. Оба мира стоят друг против друга, разделенные бездной, всякий мост через которую есть чистая иллюзия.
И семитизированная цивилизация мчится в головокружительном темпе к своему логическому завершению - и даже не желая быть пророками, мы вынуждены заметить, что это завершение не заставит себя долго ждать.
Те, кто предвидят это завершение и ощущают весь заключающийся в нем абсурд и трагизм, должны набраться мужества и сказать НЕТ всему.