Память становится более произвольной (сознательно управляемой), когда она становится смысловой, логической.

Легче вспомнить что-то специально, когда ты знаешь логический, смысловой путь к тому, что нужно вспомнить.

Это как в библиотеке. Если книги расставлены по какой-то логике и эта логика тебе известна, ты быстро и легко найдешь нужную тебе книгу. Логика тут в значительной мере заменяет необходимость запоминать чувственно.

Но если книги расставлены там беспорядочно, то логика тебе не поможет. Ты можешь вспоминать опираясь на ощущения: кажется она стояла где-то там, вот этот край книжной полки ощущается как более вероятный, знакомый. И ты следуя за ощущениями перебираешь книги, с переменным успехом.

Итак, сознательная, произвольная память направляется мыслью.

https://telegra.ph/Ne-vlez-v-odno-soobshchenie-post-poehtomu-tak-oformil-12-23

Если бы я писал статью, то дальше бы в ней говорил о том, что в гештальт-терапии предметом осознавания является не мышление как таковое, а переживание.
У Выготского переживание - это единица, отражающая единство личности и среды.

Цитаты:

"Переживание ребенка есть такая простейшая единица, относительно которой нельзя сказать, что она собой представляет - средовое влияние на ребенка или особенность самого ребенка."

"Переживание надо понимать как внутреннее отношение ребенка как человека к тому или иному моменту действительности. Всякое переживание есть всегда переживание чего-нибудь. Но всякое переживание есть мое переживание."

"...действительной динамической единицей сознания, т.е. полной, из которой складывается сознание, будет переживание. "

" Переживание имеет биосоциальную ориентировку, оно есть что-то находящееся между личностью и средой, означающее отношение личности к среде, показывающее, чем данный момент среды является для личности."

"Переживание является определяющим с точки зрения того, как тот или иной момент среды влияет на развитие ребенка. Любой анализ трудного ребенка показывает, что существенна не сама по себе ситуация, взятая в ее абсолютных показателях, а то, как ребенок переживает эту ситуацию."

"В переживании дана с одной стороны среда в ее отношении ко мне, в том, как я переживаю эту среду; с другой стороны - сказываются особенности развития моей личности. В моем переживании сказывается то, в какой мере все мои свойства, как они сложились в ходе развития, участвуют здесь в определенную минуту"

"Среда определяет развитие ребенка через переживание среды."

"Ребенок есть часть социальной ситуации, отношение ребенка к среде и среды к ребенку дается через переживание и деятельность самого ребенка; силы среды приобретают направляющее значение благодаря переживанию ребенка."

"Это обязывает к глубокому внутреннему анализу переживаний ребенка, т.е. к изучению среды, которое переносится в значительной степени внутрь самого ребенка, а не сводится к изучению внешней обстановки его жизни."

Дальше я бы писал про стадии развития переживания.

С тех пор, как ребенок только-только начинает выделять себя из среды можно и начинать отсчет стадий.

На каждой стадии есть центральная функция сознания, на базе которой работают все остальные.

На первой стадии такая функция - восприятие, затем будет память, затем мышление (это, конечно, упрощенная схема).

Когда центральная функция - восприятие, то все остальные функции работают "внутри него", на его базе. И тогда память тут - это узнавание того, что воспринимаешь. Мышление - обнаружение связей внутри воспринимаемого, ну и т.д.

Когда память становится центральной функцией, тогда мышление - это вспоминание каких-то аналогичных ситуаций, примеров, соответствующего опыта и т.д. Восприятие же начинает сильно опосредоваться представлениями (воспоминаниями, по сути)

Ну и затем мышление - тут все функции люто логизируются, становятся смысловыми.

Но это всё только про умственные (когнитивные) функции, входящие в переживание.

А есть еще две важных для переживания составляющих:
аффективная сторона (чувственная) и другой человек (родитель, другие люди вообще, общество).

Поэтому, описывая стадии развития переживания, важно раскрыть и как эти две линии развиваются, т.е. как развивается всё переживание в целом, учитывая эти две линии так же.

Если мы понимаем линию когнитивного развития (восприятие-память-мышление), то можем представить и как с этим стыкуется развитие аффективной стороны (ну и подсматривать заодно, что Выготский про это писал).

На ранних стадиях аффект - это аффективно окрашенное восприятие. Т.е. то, что ребенок воспринимает, он воспринимает эмоционально окрашено. И эмоционально переживать он может только непосредственно воспринимаемое (у него еще нет ни воспоминаний, которые он мог бы эмоционально переживать, ни мыслей, отдельных от воспринимаемого сейчас).

Затем, на следующей стадии открывается такая опция, как аффективно окрашенные воспоминания.

А на следующей - аффективно окрашенные мысли.

Это тоже упрощенная, общая схемка. Про линию развития аффективной стороны переживания.

Теперь про другого человека, включенного в переживание.
Это, конечно, тема для огромного исследования.
Сейчас нам важно понимать хотя бы то, что другой человек в переживание включен и его включение туда видоизменяется по ходу развития ребенка.

На ранних стадиях ребенок переживает себя и родителя (мать, как правило) как единое целое. И эта "идентичность" возникает раньше, чем индивидуальное Я.

Включение родителя заключается в том, что все, что ребенок может, удовлетворение любой потребности - организуется взрослым. Либо полностью взрослым, либо при необходимом его участии. И поэтому переживание предметов внешнего мира - как доступных или недоступных, опасных или безопасных и т.д. зависит от того, как включен родитель - с чем он поможет, а с чем нет, от чего защитит, а от чего нет.

По мере взросления ребенка, роль родителя, как посредника в удовлетворении потребностей снижается, но на его место встает общество. Потому что все наши потребности удовлетворяются посредством общественных отношений.
И тут тоже, в зависимости от этих отношения, мы какие-то предметы и явления воспринимаем как доступные/недоступные, пугающие/безопасные, почетные/постыдные и т.д.

Это опять же, грубая схемка, которую мы просто имеем ввиду, для приблизительной общей картины.

Еще что важно понимать про развитие переживания - это что для ранних стадий характерна высокая степень слитости, непосредственности, недифференцированности всех составляющих переживания, а чем дальше в сторону взросления, тем больше дифференциации.

Итак, если собрать все упомянутые выше линии развития переживания воедино, то имеем следующее:

Переживание на первой стадии - это аффективно переживаемая, непосредственно воспринимаемая ситуация здесь и сейчас; содержание аффективной окраски зависит в большой мере от характера участия взрослого в ситуации, в удовлетворении потребностей ребенка.
Предметы, которые ребенок воспринимает аффективно окрашено, вызывают у него непосредственную реакцию, соответствующую аффекту.
Переживание - это нечто вроде гештальта. Целостность, которая включает в себя субъективную сторону и соответствующий ей внешний предмет. Причем, целостность эта динамическая.
В гештальт-терапии она описывает как цикл контакта.

На первой стадии, для младенца ситуация здесь и сейчас приблизительно равна миру в целом. Мира за пределами ситуации для него как бы нет. Поэтому в его случае ситуативное переживание равно переживанию в широком смысле, т.е. переживанию мира вообще, жизни вообще, равно его субъективному миру, личности.

Когда мы переходим к условной второй стадии, то там уже благодаря выдвижению на передний план памяти, для ребенка начинает существовать мир за пределами здесь и сейчас.
Появляются аффективно окрашенные воспоминания/представления. Ребенок может помнить, что есть за пределами ситуации какая-то вещь, которая его манит или пугает. И это взывает у него непосредственную реакцию, какое-то действие - искать эту вещь, когда вспомнил про нее или спасаться от нее.
Ребенок может помнить, что такая-то вещь сделала ему больно или хорошо и когда видит аналогичную, то он воспринимает ее через призму эмоционального воспоминания. Что опять же вызывает у него непосредственную реакцию действия.
Включенность родителя в переживание здесь так же осуществляется через память. Во-первых, он включен в эмоциональные воспоминания, потому что они формировались при его участии (как - в первой стадии описано).
Во-вторых, ребенок уже благодаря памяти удерживает отношение родителя и характер его участия в ситуации, даже когда родитель не участвует в ней непосредственно. Он помнит и может представить, как родитель включен в ситуацию, в ситуации такого типа. Он этого, конечно, не осознает, но присутствие ощущает, родитель уже у него в голове, в памяти.

Тут еще важно учитывать, что вторая стадия не отменяет первую, а дополняет. Переживания раннего типа остаются, просто они теперь потеснены переживаниями второго типа.

Ну и третья стадия - здесь человек уже не только воспринимает, вспоминает, но и мыслит мир. И мысли - также окрашены аффективно. И так же аффект вызывает непосредственную реакцию. Правда, ее осуществление уже реже возможно в режиме мгновенной реакции.
Например, если аффективная мысль - "предательство" (а это абстракция, через которую можно понять конкретную ситуацию, но которая ей не равна), и непосредственная реакция - послать предателя к черту, то сначала придется разобраться как конкретно это сделать. Возможно, это действие потребует множества действий, где еще на каждом повороте придется думать. Непосредственность реакции тут будет заключаться в ее неосознанности, т.е. тут не будет возникать вопроса, надо ли посылать к черту, и не будет опции не делать этого. Варьироваться будет только конкретная форма.
Ну и участие родителя здесь меняет характер. Это уже не реальный родитель, и не воспоминание о родителе, а мыслимый родитель, некое смысловое образование. А с другой стороны, здесь уже объективно участвует общество в роли, аналогичной участию на ранних стадиях родителя + как смысловое образование оно участвует тоже.
Т.е. тут уже все максимально сложно, просто кошмар.

Ну и теперь мы уже близко подошли к тому, чтобы рассмотреть, в чем заключается осознавание переживания в гештальт-терапии, согласно всем этим построениям.

Как Выготский объясняет, что такое осознание вообще, в широком смысле:

"Я завязываю узелок, делаю это сознательно, но я не могу рассказать, как именно я это сделал. Мое сознательное действие оказывает неосознанным, потому что мое внимание направлено на акт самого завязывания, но не на то, как я это делаю. Но предметом сознания может стать именно это – тогда это будет осознание. Осознанием является акт сознания, предметом которого является сама же деятельность сознания."

Если это перенести на переживания, с которыми мы работаем в гештальт-терапии, то что в них неосознанного?
Не осознан, как правило смысл переживания.

Что такое смысл переживания? Тут мы, должны сделать большое отступление в сторону и разобраться с тем, что такое значение и смысл, чем они отличаются - сначала на примере речи, а затем вернемся к переживаниям и разберемся, что такое смысл там.

Приведу цитату из Выготского (вернее, из моего конспекта "Мышления и речи":

· Различения смысла и значения слова введено Фредериком Поланом.
· Смысл слова – совокупность всех психологических фактов, возникающих в нашем сознании благодаря слову. Смысл слова всегда динамическое, текучее, сложное образование, которое имеет несколько зон различной устойчивости.
Значение – только одна из зон того смысла, который приобретает слово в контексте какой-либо речи, притом, зона наиболее устойчивая, унифицированная и точная.
· Смысл слова в различных контекстах меняется, а значение остается неизменным (значение тут имеется ввиду “словарное”, а не реальное, коим и является смысл).
· Значение – потенция, реализующаяся в живой речи (“значение – камень в здании смысла”).
· Пример со словом “попляши” в басне “Муравей и стрекоза”. Само по себе это слово имеет определенное значение. В контексте басни означает одновременно “веселись” и “погибни”.
· Слово вбирает в себя, впитывает из всего контекста, в который оно вплетено, интеллектуальные и аффективные содержания и начинает значить больше и меньше, чем содержатся в его значении, когда мы берем его вне контекста: больше – потому что круг его значений расширяется, приобретая еще целый ряд зон, наполненных новым содержанием; меньше – потому что абстрактное значение слова ограничивается и сужается тем, что слово означает только в данном контексте.
· Заслуга Полана: показал относительную независимость смысла и слова.
Слова меняют свой смысл. Смыслы (понятия) меняют свои имена (слова).
Как смысл слова связан со словом в целом, а не каждой отдельной буквой, так и смысл фразы связан с фразой в целом, а не каждым отдельным ее словом, поэтому одно слово может занимать место другого.
Смысл отделяется от слова и таким образом сохраняется.
· Преобладание смысла слова над значением в устной речи встречается, но во внутренней речи оно постоянно и максимально

Теперь попробуем перенести это на переживания.

Как различение смысла и значения переносится в контекст переживаний?

Это, наверное, легче будет понять через актерское дело.
У актера есть текст роли, есть предписания по внешнему поведению - зайти, взять, бросить и т.д.
Но в зависимости от замысла режиссера (или самого актера), внутреннее содержание, смысл этих слов и действий будет разным.
Говоря, например, "я ухожу", актер может просто сообщать, что он собирается выйти из квартиры, чтобы его проводили. Или он может этим сообщать, что он на что-то обижен. Или угрожать. Или пытаться вызвать сочувствие. Или прощаться с жизнью (собирается топиться идти, например). Или ставить точку в многолетних отношениях. И т.д., и т.п.
У Станиславского есть понятия "сверхзадача" и "сквозное действие". Они о том, что за всеми частными действиями актера в рамках роли, стоит определенный смысловой контекст, который придает каждому действию конкретное значение.
Например, вся роль в целом про то, то человек прощается. Скажем, он умирает и приехал в родной город попрощаться со всеми близкими, со своим прошлым, со всей своей жизнью. И в каждом его действии, в каждом шаге, взаимодействии этот смысловой подтекст должен так или иначе содержаться, проявляться.
Когда хороший актер на сцене (или в кадре) молчит, это наполненное молчание и мы если не понимаем, то чувствуем, о чем он молчит, всю полноту смыслов, стоящих за его молчанием.

Так вот, в актерстве это все работает, потому что то же самое есть и в жизни.
В каждом действии, в каждом шаге человека присутствуют более широкие смыслы, контексты.
Вот он вечером в магазине раздражается на кассира. В этом его раздражении присутствует и вся усталость за рабочий день, беспокойства про дела, которые он должен делать завтра, неудовлетворенность тем, как развивается его карьера, одиночество от потери контакта с друзьями, напряжение в отношениях с женой и т.д.

С одной стороны, в ситуации это все как контекст присутствует разом (и хороший актер нам бы присутствие всего этого сыграл бы). А с другой стороны, это всё сейчас входит в ситуацию какой-то определенной стороной больше, чем другими. Все смыслы собираются здесь и сейчас в определенный гештальт. Т.е. у ситуации возникает какой-то смысловой центр - про что она в данный момент больше всего.
Например, кассир медлит и заставляет человека ждать. И вот все его (человека) напряжения и обстоятельства жизни сейчас сфокусировались в ощущении, что он устал ждать, или даже заебался ждать: всю жизнь я должен чего-то ждать! когда меня повысят на работе, когда жена мне ответит в вотсапе на вопрос "что купить?", когда друзья позвонят первыми и т.д. А тут еще кассира ждать, когда он отвлечется от разговора с другим кассиром.
И вот человек грубо делает замечание кассиру, кричит на него. Он понимает, что раздражается на кассира. Может быть даже понимает, что раздражается на то, что вынужден ждать. Но смысл этого переживания в целом, как оно сложилось в данный момент, почему оно оказалось таким сильным - он не понимает, не осознает. Может даже удивляться - чего я так кричал, не похоже на меня.

Так вот, раздражение "вообще" (без углубления в контекст жизни, в историю) - это в данном случае скорее "значение".
А вот подтекст, который за этим раздражением стоит, жизненный контекст в целом, история человека, которая придала этой ситуации с кассиром более широкое, богатое и при этом конкретное значение - это смысл переживания.

Смысл этот - динамическая штука. В другой раз за раздражением на кассира может стоять другой смысл. Смысл нельзя понять и зафиксировать раз и навсегда. Он меняется и поэтому его приходится обнаруживать каждый раз как бы заново.

Теперь надо разобраться, как смысл переживания осознается, в чем заключается его осознавание.
А так же, зачем его осознавать.

Итак, у переживаний есть "значение", которое относительно стабильно, на поверхности и обычно доступно для понимания, т.е. его не так сложно осознать. Например, осознать, что мое переживание - это злость и злюсь я на вот этого дядю Колю. И злюсь за то, что он меня обидным словом обозвал.

А есть у переживаний "смысл" (или "конкретное значение", в отличие от "общего, словарного значения"). И смысл - это уже отражение в моем данном переживаний более широкого контекста и истории. Это уже не на поверхности, это осознать сложнее. Например, обзывательство дяди Коли - в данном случае имело для меня значение предательства, причем в череде предательств. А так же я чувствовал себя беспомощным ответить что-то и это для меня в данный момент означало, мою беспомощность вообще в жизни, т.к. я уже бывал беспомощен в других разных ситуациях энное количество раз и этот случай встал в тот же ряд.

И значение, и смысл - это интеллектуальная составляющая переживания. Это проникший в эмоциональную сферу интеллект, мышление.
Или, как Выготский это называл - обобщенный аффект.
Он приводил пример с мальчиком, у которого была задержка в развитии и у него аффект еще не обобщался, не интеллектуализировался. Это проявлялось, например, в том, что там, где для обычного ребенка его возраста серия неудач обобщается, так что он переживает себя неудачником или еще как-то переживает ситуацию множества неудач в целом, то для этого ребенка каждая неудача оставалась в сознании отдельной и серия неудач не отражалась в его переживании в целом, как нечто единое.

Теперь давайте вспомним что мы разбирали про неосознанное мышление. Оно становится осознанным за счет логизации.
А конкретнее - за счет специального обучения, в котором ты осваиваешь теорию предмета, о котором собираешься мыслить сознательно + приобретения практического опыта с этим предметом, чтобы теория стыковалась с житейскими представлениями.

И значение (как поверхность смысла) и смысл переживания - это сначала неосознанное "мышление" в составе переживания.
Как к этому контексту применить идею об освоении теории предмета и т.д. чтобы это мышление стало осознанным?

Давайте посмотрим, что делают с неосознанным переживанием в гештальт-терапии.
Терапевт начинает с прояснения значения - что за чувство, как его назвать, на что похоже, как ощущается, к кому направлено, чего в связи с этим хочется и т.д.
Т.е. терапевт помогает актуальное переживание соединить с системой общих представлений человека о чувствах, желаниях, отношениях. Эти представления - своего рода теория, позволяющая клиенту осмыслить, осознать свое переживание на уровне значения.
Если у клиента такой системы представлений нет или она сильно неадекватна, то будет сложно помочь ему осознать переживание даже на уровне значения.

Осознавание переживания на уровне смысла обычно требует длительной терапии.
Актуальные переживания сменяются, но повторяются некоторые темы, растущие из более широкого, чем "здесь и сейчас" контекста. Гордон Уилер называл этот контекст структурами фона, которые определяют, что становится ситуативной фигурой, а что нет.
Клиент и терапевт постепенно изучают параллели между тем, что происходит в переживании здесь и сейчас с более широким контекстом и с историей клиента. Они изучают историю клиента и текущие контексты его жизни, изучают то, как он это осмысляет, обобщает. Они обнаруживают, какое значение в контексте истории и более широкого актуального контекста имеют те или иные стороны переживания.

Т.е. чем они по сути занимаются?
Они на основе исследования и обобщения создают систему представлений человека о себе, о своей истории, о контекстах, в которых он живет. Такую систему представлений, которую можно использовать как специальную теорию, помогающую понимать смысл отдельных актуальных переживаний.
И это не умозрительная теория, а "практичная", она постоянно соотносится с практическим, житейским опытом человека (отсюда важность экспериментов в гештальт-терапии, пробования, действий), так что "теория" и "житейские" представления стыкуются, достигают единства.
В результате клиент может осознавать смысл своих переживаний.

Ну, т.е. примерно по Выготскому осознавание переживаний в гештальт-терапии и происходит. Теперь давайте подумаем, что нам может дать всё это теоретическое разбирательство, если мы пришли к тому, что уже и само всё как надо происходит в гештальт-терапии и без знания Выготского

Итак, рождается ребенок, живет и постепенно его сознание (годам к 3м) приобретает смысловое, системное строение и дальше всё больше развивается в смысловую сторону.
И переживания становятся смысловыми.
И так же, как все психические функции сначала возникают и созревают, а затем могут стать осознанными, так и переживания - сначала становятся смысловыми, затем их смысл может становиться осознанным, осознаваться.

Но почему-то даже взрослые люди в основном смысл своих переживаний не осознают. Хотя понятийное, теоретическое мышление у них обычно уже достаточно развито, чтобы сознательно мыслить, осознавать своем мышление.
Почему так получается?

Наличие понятийного, теоретического мышление как опции - это хорошо, но чтобы реализовать эту общую опцию, возможность к конкретной специальной сфере, нужна дополнительная специальная работа.
Чтобы сознательно мыслить, скажем, про грибы или программирование, или бальные танцы, нужно освоить теорию и практику этого предмета (грибов, программирования или бальных танцев).

Если ты не разбираешься в предмете, то твои суждения о нем случайны, как бы ты не был умен "вообще". Ты смотришь туда, куда смотрит специалист и видишь там фигу. Однородно непонятную массу. Тебе нечем видеть, нечем думать, нечем ориентироваться в этой области, если у тебя нет практически освоенной теории.

Когда мы говорим о переживаниях, то здесь мы имеем дело с трижды специальной областью.
Во-первых, переживания как таковые - это специальная область, которую изучает наука психология и с которой работает психологическая практика. Нормальные взрослые люди обычно ни теорией этой ни практикой не владеют.
Во-вторых, это переживания определенного человека, Ваши переживания, а Вы - это специальная область. Так же как есть методология, скажем, науки истории вообще, общие методы, закономерности и обобщения, а есть история определенной страны. Ты не можешь осмысленно изучать историю, скажем, Китая, если не понимаешь методологию истории как науки, но одна эта методология без изучения истории именно Китая, всей специфики, особенностей, особых его закономерностей, условий, событий и т.д. не позволит тебе в истории Китая что-то понимать.
Так и Ваши переживания, это такая же специальная область по отношению к переживаниям других людей, как история Китая по отношению к историям других стран.
В-третьих, каждое переживание происходит в особой ситуации - здесь и сейчас. И так же как слово в живом общении имеет каждый раз особое конкретное значение (смысл), в зависимости от особого контекста данного общения, так и переживание. И тут уже даже знание себя как специальной области - это еще не готовый ответ, а лишь методология изучения данного случая "здесь и сейчас", который таки надо особо изучить, чтобы понять его актуальный смысл.

Получается, по хорошему, для осознавания смысла своих переживаний, человеку надо:
1. Владеть теорией и практикой обращения с переживаниями (психология как наука и психотерапия).
2. Изучить историю именно своих переживаний (теория предмета - это его осмысленная история), как специальную сферу, знать "теорию себя".
3. Научиться "теорию себя" применять как методологию для познания актуального смысла своих переживаний здесь и сейчас.

В психотерапии первый пункт несет на себе психотерапевт, он владеет этой теорией и практикой. Над вторым и третьим пунктом они работают вместе с клиентом.

Вот коротенький рассказ Платонова про мальчика пяти лет. Там хорошо показано, как восприятие ребенка, переживание им окружающего мира связано с присутствием взрослого, с качеством этого присутствия, контакта.
http://platonov-ap.ru/novels/nikita/

(А.Канарский "Диалектика эстетического процесса")

"Сложно и многогранно человеческое чувственное состояние. Но в процессе, в живой смене этих состояний достаточно четко прослеживается и устойчивая особенность их проявления. Ни одно из таких состояний не может быть абсолютно оторванным от другого. В каждом из них отпечатывается и определенная мера небезразличия человека к предмету деятельности, и такая же мера небезразличия его к самому себе, к своему целостному представлению о жизни, смысле человеческого бытия. К тому же отношение к этому последнему всегда представлено в значении какого-то наиболее близкого и непосредственного интереса человека, так что в известном смысле можно всегда утверждать: даже в эмпирически простом акте удовлетворения потребности человека содержится выражение его утверждения во всей совокупности его сформировавшихся отношений, запросов и стремлений к жизни. И «вообще бессмысленно предполагать.., – писал К. Маркс, – что можно удовлетворить одну какую-нибудь страсть, оторванную от всех остальных, что можно удовлетворить ее, не удовлетворив вместе с тем себя , целостного живого индивида» [1, т. 3, 252 ]."

(А.Канарский "Диалектика эстетического процесса")

Если момент бытия, как бы он мал ни был, только тем и ценен для нас, что служит средством (и только средством) для достижения иной, скажем словами Н.Г. Чернышевского, «лучшей жизни», то, очевидно, не исключено и то, что эта «лучшая жизнь» тоже может выступить в такой же ценности: явится все тем же средством, но для достижения какого-то третьего состояния жизни; и так – до бесконечности. Мы говорим «не исключено», ибо ведь даже за возвышеннейшим проявлением жизни должна следовать та же жизнь (а не смерть) и, таким образом, вновь быть по-своему необходимой, хотя и отличной от той, к которой мы до этого стремились.Если такой ход мысли с точки зрения логики не вызывает возражений, то, следуя уже известной нам «точке зрения практики», или «желанного понедельника», мы должны были бы согласиться и с экзистенциалистским выводом: вся жизнь – это, в сущности, лишь вечное стремление к какому-то желанному и неосуществленному состоянию, которое удаляется от нас тем дальше, чем ближе мы подходим к нему в своих мыслях, в представлении, в идеале. И ценность такой жизни измеряется не самой жизнью, не богатством непосредственно чувственной деятельности, а лишь мыслью, представлением, в лучшем случае – непосредственностью этой замкнутой в себе тоски.
Нет надобности в особом доказательстве того, что такому выводу противостоит само существо коммунистического взгляда на смысл и ценность человеческого бытия. Вся реальная история движения человека к коммунизму есть лучшее практическое (а потому – и теоретическое) доказательство того, что если этот смысл полагать лишь в вынесенном в бесконечность «результате» жизни (а фактически ведь – в боге, в призраке, неважно, как сказать), то на долю всей реальной жизни человека и человечества выпадает поистине бессмысленная «экзистенция», существование; что, с другой стороны, и весь предметный мир, втянутый в орбиту такого рода жизни, не только в общем, но и в частном будет видеться людьми не иначе как совокупность застывших, уравнительных и внешне чуждых им безликих ценностей.Нам остается только напомнить, что даже взятый в качестве идеала, цели человека коммунизм не предполагает и не может предполагать в виде условия своего достижения превращение этого человека в средство, в бездушную машину, а предметного мира – в безликое скопление ценностей. Вообще рабский, механический, неосознанный труд исключает подлинно коммунистическое действие, а потому – и подлинно чувственный акт жизни. В этом смысле коммунизм может функционировать в качестве идеала не просто как желание «лучшего», тем более – в каком-то «результате», итоге жизни, а как осознанная, необходимая потребность человека в постоянной реализации всего общественного потенциала жизни в любом из проявлений самой жизни. Только в такой реализации может иметь место выражение свободы, а вместе с ней – и богатство выраженных чувственных отношений человека.

(А.Канарский "Диалектика эстетического процесса")

Именно поэтому коммунистическому взгляду, с другой стороны, противна и та «точка зрения», которая связывает смысл и ценность бытия людей лишь с наличными проявлениями их жизни, без учета объективной тенденции и процесса становления этого бытия.Логика данной «точки зрения» тоже достаточно проста в теории и не менее сложна на практике. А вся премудрость ее сводится к тому, что, дескать, если не в «идеале», не в «цели» (читай: «в призраке», «в боге») положен искомый смысл бытия, то его следует искать только в «настоящем». «Настоящее» же мыслится здесь как все тот же застывший «результат» жизни – некое состояние благополучия, до которого и после которого уже, естественно, может господствовать лишь что-то лишенное смысла. А так как любое благополучие, превращенное в единственно конечную цель или же замкнутую самоцель, рано или поздно становится постылым и грозит обернуться все той же бессмыслицей, то практическая сторона такой «точки зрения» сводится просто к тому, чтобы жить некими «благоприятными минутами» времени или же уповать на приход «благоприятного момента» жизни как на некоторое избавление от всего постылого и бессмысленного. Это упование ничем не отличается от уже известной нам «экзистенциалистской тоски». И то и другое предполагают крайнюю пассивность и бездейственность. Но если второе еще таит в себе какую-то возможность «бунта», хотя бы в виде «мук сознания» экзистенциалиста, то первое всегда довольствуется оптимизмом надежд, самоуспокоения, самоутешения.

Процитировал выше Канарского, теперь от себя пару слов добавлю.
Для меня всегда был проблематичен разрыв между целью и процессом ее достижения. Цель я, например, хочу, а то, что для приближения к ней нужно делать - нет.
И тогда, даже выбрав желанные цели, я 90% времени жизни занят тем, чего не хочу, вся моя жизнь превращается в каторгу, рабство.
Тогда я делал поворот от целей к процессу - надо выбрать то, что приятно, что нравится здесь и сейчас, независимо от целей.
Есть процессы, которые приятны без целей и без смыслов. Поесть, поспать, погулять, потанцевать, спеть, погреться зимой, проветриться летом, посмотреть на красивое и т.д.
Но выяснилось, что в этих процессах все равно присутствует смысловой фон, присутствую я как личность и моя жизнь как контекст. И этот фон/контекст заключается в том, что жизнь моя свелась к получению простых удовольствий. Моя личность стала очень маленькой и стала равна одному акту получения удовольствия, типа "поел - стало приятно". После этого она обнуляется до следующего акта.
Если смысл в удовольствии здесь и сейчас, то нет никакой смысловой рамки, которая соединяла бы отдельные акты удовлетворения в целое, собирала бы их во что-то более сложное и большое, чем каждый отдельный акт.
От этого в каждом акте присутствовало ощущение распада личности, бессмысленности, хоть и сохранялась телесная, физиологическая приятность.
Практическое решение я находил в том, что искал середину, меру между движением к целям и удовлетворением от процессов здесь и сейчас.

Но вот Канарский подсказывает нам, что в каждом отдельном акте, действии, моменте здесь и сейчас, человек утверждается, воплощается, присутствует и воспроизводится целиком.
Момент жизни - это клеточка, в которой присутствуют все специфические для этой жизни элементы.
Можно попробовать поосознавать, вот сейчас, в этом моменте сейчас, в том, что я делаю сейчас, что ощущается про мою жизнь в целом, про то, как я живу? И можно почувствовать, что ощущается и присутствует многое, практически всё.
И можно задаться вопросом, а что я хотел бы, чтобы утверждалось, воплощалось и чувствовалось в этом моменте? Или так можно сформулировать: какие ценности я хотел бы утверждать, воплощать, воспроизводить, представлять в каждом моменте моей жизни?

Такая постановка вопроса чем хороша? Тем, что если ты осознаешь, какую жизнь, какого себя ты хочешь воспроизводить в моменте, то каждое отдельное твое действие хотя еще не приводит тебя к цели, но уже является самоценным, как утверждение твоих любимых ценностей. И при этом оно не сводится к бессмысленному физиологическому ощущению, оно наполнено смыслом, но таки чувственно приятно уже, а не в ожидаемом будущем.
И так по идее снимается проблема разрыва между целями и процессом/средством.

Несколько лет назад написал статью про "капитализм платформ/агрегаторов по подбору психологов". Но так как ее мало кто читал, всегда можно запостить ее еще разок.

Что психотерапия «делает», в чем ее задача? Мне кажется, ее задача — это восстановление "субъектности" человека.
Что такое субъектность? Легче объяснить от противного.
Бывает, какая-то необходимая человеку для жизни  способность у него отсутствует, она как будто отдана им куда-то во внешний мир (отчуждена) т.е. за него ее выполняет кто-то другой. Например, за него кто-то думает. Или кто-то его подталкивает, когда ему не хватает собственного импульса к действию. Или кто-то его успокаивает, когда он не может успокоиться и т. д.
Или другой вариант — какая-то важная способность так же отсутствует, но она не отдана другим людям, а заменена костылем. Например, человек, опять же, не может думать сам, но у него есть несколько правил (схем, лозунгов), заменяющих ему мышление. Или у него нет способности разобраться в своих потребностях, желаниях — он не умеет понять, чего хочет. Но у него есть универсальный заменитель всех желаний — его зависимость. Всё многообразие потребностей сведено к одному, к предмету зависимости, например, алкоголю. Теперь он всегда знает, чего хочет, но это не полноценная замена способности разбираться в своих желаниях, а суррогат, костыль, имеющий ужасные побочные эффекты.
Или у него нет способности поддерживать себя, подбадривать, когда необходимо планомерно двигаться к непростой цели. Но вместо самоподдержки у него есть способность себя стыдить, винить, угрожать себе. И таким насилием над собой он добивается тоже некоторого планомерного движения куда-то. Но у этого заменителя так же есть побочка, например, в виде депрессии.
Так вот.
Когда часть способностей, необходимых для полноценной человеческой жизни вынесена вовне или заменена костылями, подпорками, суррогатами, тогда человек перестает быть целостным субъектом, он становится несамодостаточной частью чего-то, элементом в игре внешних сил, теряет свою субъектность.
Человек не рождается с готовой субъектностью, а постепенно развивает ее с помощью родителей. Каждая человеческая способность начинается как совместная (ребенка с родителем), затем родители (в идеале) постепенно передают всё большую часть в этой совместной деятельности самому ребенку.
Но этот процесс «передачи субъектности» по тем или иным причинам часто хромает.
И насколько сильно хромает, настолько субъектность человека оказывается в дефиците.
Интересно подумать, почему эта передача хромает настолько часто, почему неразвитая субъектность - статистическая норма.
Если у отдельного человека всё идет "из семьи", из отношений с родителями, то общественную норму не объяснить из семьи. Тут придется выйти за рамки семьи и подумать, почему семьи такие, почему воспитание детей в семьях в норме такое, а не другое.

Занятное у Мак-Вильямс. Она пишет, почему для диагностики важна оценка защит: определенный тип защит может указывать нам на расстройства и особенности, не имеющие внешних проявлений, сформулированных в DSM.
И дальше у нее немного социальной критики DSM.

"Терапевтам известно множество людей, которые не соответствуют по крайней мере на основе первичного интервью, таким критериям антисоциального расстройства личности DSM, как:
(1) совершение противоправных действий,
(2) импульсивное поведение
(3) открытая демонстрация раздражительности и агрессивности
(4) рискованность без учета безопасности для себя и окружающих:
(5) безответственное поведение.
Некоторые люди, которые на протяжении всей жизни манипулируют окружающими, не испытывают к ним никакого сочувствуя и добиваются успеха силой, выглядят довольно обыкновенными и любезными людьми. Однако опытный специалист может обнаружить наличие психопатии исходя из того, что человек постоянно использует защиту в виде всемогущего контроля.
(...)
Критерии DSМ пригодны для гипердиагностики психопатии у людей из маргинальных подгрупп, например в подростковых бандах и криминальных группировках, но плохо ее диагностируют у людей, которые достигли успеха в обычных сферах. С их помощью легче обнаружить антисоциальное расстройство личности у малоимущих людей или у тех, у кого нет связей в органах власти и у кого
по этой причине меньше шансов выпутываться из проблем, к которым привели особенности их личности. Тем не менее психопатичных людей можно нередко встретить в политике, бизнесе, армии и развлекательной индустрии — в любых сферах, где есть возможность получить власть. Иными словами, с помощью DSМ довольно легко выявить неуспешных психопатичных людей (например, с установленным нарушением поведения в детстве или задержанных правоохранительными органами за незаконные действия в подростковом или взрослом возрасте), но оно не слишком помогает для диагностики высокофункциональных индивидов.
В терапевтических целях намного полезнее понять, как устроен внутренний мир человека, склонного к психопатии, чем определить его «антисоциальную» роль."