Историческая программа русских – возможность жить в таком мире, где можно говорить именно то, что имеешь в виду. Не какой-то особый менеджмент, как у американцев, или высокомерие, как у Запада вообще, или образованность, как у средневековых персов, или молитвенность, как у византийских монахов. Мечта русских – искренность; от этого мы и гибнем, этим и спасаемся.
Задача западного человека – растащить как можно дальше истину и слово, чтобы рефлексия не мешала победе. Задача русского – как можно сильнее их сблизить, чтобы неискренность не мешала душе.
Метафора – это то, как нам является «то, что вверху» через «то, что внизу». То, как является через внешний мир Бог.
Тело – приспособление для нахождения во времени и пространстве. Начинает освобождаться, взлетать – мир привяжет его болезнями. Чем больше его латаем, тем лучше понимаем, что, когда оно окончательно выйдет из строя, ничего страшного не произойдёт.
Каждый человек немного Христос, потому что каждый принимает на себя страдания других. Мы даже иногда так живём – но всё равно так не верим.
Сокровенное знание – главный враг демократии. Она стремится всё опошлить, сделать плоским, площадным.
Двойные стандарты, когда для одних про то же самое думаешь одно, а для других другое, – это «диссоциативное расстройство», раздвоение личности. Миром правят сумасшедшие.
Одни цивилизации стремятся к совершенству, другие навязывают себя другим в качестве образца совершенства.
«Современное искусство» – камни на полу, струи под всполохи стробоскопа, цветные туманы в пустой комнате, тени на белой стене – всего лишь приёмы, части от целого, которые притворяются законченными произведениями. Восстание красок против картин, чернил против романов и стихов.
Искусство питается искренностью, коммерция от неё теряет. «Коммерческое искусство» – это что-то вроде наполненно-пустого стакана.
Новая культура для души как сахар для организма – быстрые углеводы, наслаждение доставляет, быстро усваивается, но пользы не приносит.
В индивидуалистическом мире каждый хочет, чтобы уступали ему. Уступать стали те, кто заботится и отвечает за других, то есть старшие в семье. Они стали прославлять всё, что нравится младшим, и те решили, что им виднее во всём. Так обесценилось понятие заботы.
Из советских людей пытались вылепить что-то вроде богов. Современный человек формируется тяп-ляп, на бегу за коммерческой выгодой.
Проповедник исходит из задачи спасения души. Но так ли уж теперь очевидно, что её следует спасать?
Наша тяга раскрываться и раскрывать другого противоположна «деловой атмосфере», в которой каждый стремится другого «попользовать».
Если власти не в состоянии провести такую реформу, которая улучшила бы положение простых людей, надо провести революцию, и оно станет ещё хуже.
Каждый русский с детства обременён огромным комплексом вины. Перед близкими, перед обществом, перед мирозданием. Что недообеспечил, недообустроил, недопреобразил.
Горе ребёнка, у которого отобрали игрушку, может быть сильнее горя жены, потерявшей мужа. Всё дело в остроте переживания.
Стараясь выглядеть в своём тексте подостойнее, создавая положительный «образ автора», мы недостойно выпячиваем себя. Но и укрепляем для читателя дорожку к тому, что хотим до него донести. «Смиряя» свой авторский образ, мы движемся к совершенству, но принижаем значение нами произносимого, и тем самым мешаем себе быть услышанными.
Одни дети стремятся к финансовой независимости от родителей потому, что хотят помочь, другие – чтобы больше не просить о поддержке и так избавиться от чувства благодарности.